Я могла бы списать все на то, что будущее закончилось три года назад, как и для многих других, когда выяснилось, что моему поколению, и, увы, не только нам, придется пожить еще раз во время ***. Эта *** воспринимается иначе, чем были две чеченских, она ближе, и мне кажется, это потому, что мы выросли. Реальность — это суровое: «взрослые — это теперь мы», и мы не смогли ничего сделать.

Мое поколение, как минимум какая-то его часть, проживающая в крупных городах, имеющая стабильный доход, во всем так называемом развитом мире — бенефициар экономического роста, глобализации, туризма, открытых границ. Наши самые продуктивные годы прошли в золотой век, мы выигрывали в карьере, материальном достатке, впечатлениях.

Но, оглядываясь назад, я понимаю, что последнее десятилетие — между 2012 годом: протестами на Болотной, которые внезапно дали надежду, и 2022-м — было прожито в ожидании большой войны и нестабильности. Иногда я перечитываю свой дневник и удивляюсь, как можно было жить иллюзиями, что что-то можно изменить, когда каждая страница моих ежедневых впечатлений фоном просто кричит об ожидании ***.

Но этот каждый день мы создаем будущее. Делаем какие-то небольшие шаги, когда-то просто, чтобы выживать, когда-то, чтобы поискать что-то новое, когда-то кому-то помочь. Иногда помогаем себе сделать еще один шаг, чтобы продержаться этот день, эту неделю, этот месяц в надежде дойти до следующего поворота истории — мировой или своей личной, как повезет. Почему-то мы надеемся, что за поворотом будет лучше.

Как по мне, так в мировой истории поворот нам не понравится. Говоря «нам», я мысленно очерчиваю круг людей, которые на волне своего становления впитали ценности свободы, уважения личности, готовности отстаивать права других на другое мнение, право решать, как жить самому, и не вмешиваться в жизнь других, и многие другие, которые можно суммировать тем, что личность и человек — важнее общества и государства. Именно эта позиция оказывается под накатом большего консервативного поворота в мире, который, вместо того чтобы законсервировать хотя бы базовые права и свободы и принести какой-то стабильности (например, в экономике), выглядит то ли продолжением, то ли завершением фундаментального сдвига в мире, где государство победило личные свободы, а государства стали зависимы от конкретных личностей.

Я и некоторые мои друзья часто обсуждаем, что может быть мы слишком рефлексивны. И эта рефлексия помогает нам понять, почему мы ощущаем нашу жизнь развалившейся, но совсем не помогает понять, что мы можем сделать для лучшего будущего. Или просто для будущего.

В такой рефлексии нормально метаться между концепцией Стивена Хокинга о том, что «прошлое, как и будущее, неопределенно и существует в виде спектра возможностей», и концепцией Роберта Сапольски, что свободы воли не существует. Такая рефлексия выматывает, а потом ставит под вопрос смысл жизни, возможности влиять на что-либо и снова делает привлекательным жизнь одним днем.

Иногда кажется — и этот аргумент существует и в публичном пространстве, — что такое рефлексивное и странное состояние — проблема очень небольшой прослойки людей, не важно, «уехавших» или «оставшихся». И вот в этот момент я вспоминаю время перед зимой 2011–2012 года, когда казалось, что нет будущего. А потом — сотня тысяч людей на Болотной, огромный проблеск надежды, воодушевление. Которого на самом деле хватило — несмотря ни на что — почти на 10 лет. Может быть, сейчас такое же? Затишье перед всплеском надежды?

Лично меня больше всего расстраивает то, что кажется, что ничего уже не зависит от общества: раз за разом с некоторым ужасом мы наблюдаем, как под аплодисменты и выражение полной поддержки половиной общества еще один лидер пытается снести устоявшиеся, но порядком закостенелые институты. При этом используя как флаг реформу государственного управления — в ее утилитарном смысле, зацикленном на повышение эффективности, а не служение обществу. Сработает ли авторитарная модернизация в США, сказать сложно, но то, что она еще больше добавит непредсказуемости и нестабильности, кажется очевидным.

И все это на фоне еще одного прорыва в технологиях. Искусственный интеллект уже сильно изменил отношение к знаниям, процесс обучения, обработки информации и заодно повысил неопределенность как для экономики, так и для общества. Вчера казалось, что ИТ-профессия — безусловно правильный выбор карьеры, а сейчас снова решающим может оказаться вопрос фундаментальности образования и профессионализма. Причем не только в ИТ — вот уж в чем я уверена, так в том, что уже скоро мы устанем от потока сгенерированных текстов и картинок, неуловимо похожих, и начнем стремиться искать «незараженные ИИ» творческие работы. Или нет.

Неопределенность каждый день заставляет нас подспудно задумываться: а что будет завтра и как мы вообще можем к этому подготовиться? Тут на поверхности есть вроде как простой ответ — вкладываться в себя: образование и здоровье, в близкие социальные связи — семья, друзья. Об этом прекрасно пишет российский экономист Яков Миркин, и его рассуждения помогают мне сохранять относительное спокойствие и вспоминать про рефлексию ученого, которая спасает при наблюдении рушащегося мира.

И образование, и здоровье для самого себя создают основу для будущего. Есть и более сложный ответ — «помоги другому». Я с большим восхищением смотрю на всех тех, кто в сложные времена находит силы помогать другим: в России по-прежнему невероятно сильное волонтерство, стратегия «малых дел», активность на местном уровне. Мое глубокое убеждение, что в этом есть будущее, или как минимум именно люди, которые находят сейчас силы помогать другим, определяют будущее. Определяют гораздо больше, чем те, кто, как я, выбрал сосредоточенность на друзьях и своей жизни.

Есть ли при этом у всех нас страх перед будущим? Конечно, в такие нестабильные времена он есть, и это то, что нас объединяет, но, возможно, еще больше нас объединяет надежда, что за поворотом будет лучше. Моя надежда — это оставшиеся примеры в моем окружении, что люди с разными политическими взглядами сохранили возможность слушать друг друга и признавать право на другое мнение. Сохранили с обеих сторон.

Поэтому в конце концов мы все равно увидим будущее. И нам стоит сохранить любопытство к тому, а что там — за поворотом. Когда кажется, что не остается надежды, возможно, так будет легче.

Майя Глумова

Об авторе

Человек, пробирающийся из потерянного прошлого в тревожное будущее, Европа.