Подошли к концу единые госэкзамены. Выпускники получили свои результаты, учителя просмотрели их работы и в очередной раз задумались о качестве экзаменационных материалов. Лето — самое время обсудить, что с ними не так.
Педагоги регулярно поднимают вопросы о качестве контрольно-измерительных материалов ЕГЭ (КИМов, т.е. экзаменационных заданий) и сборников для подготовки к ЕГЭ в течение года. Самое большое количество нареканий обычно вызывают предметы гуманитарного цикла.
История с героями СВО
Учителя истории нередко критикуют КИМы и учебные материалы за упрощенную и официально одобряемую трактовку событий — особенно событий ХХ века, особенно таких, по которым ни в научном мире, ни в обществе до сих пор нет консенсуса: роль Сталина, распад СССР и т.п. Но государственный курс на единственно верную трактовку исторических событий — это одно, базовые принципы науки — это другое. И, как сказал поэт, вместе им не сойтись.
Дети часто жалуются на задание соотнести исторических деятелей и события: «Там личности были такие, что мы про них услышали впервые в жизни». Именно в этом задании обычно появляются участники СВО; в этом году они встречались в нескольких экзаменационных вариантах. В письменной части СВО не попадалась. Пока не попадалась.
Еще один тип зубодробительного задания — соотнесение цитат из источников с названиями документов: «не читал документ — не угадаешь». Формулировки заданий (особенно на соответствие или на множественный выбор) столь многозначны, что «включать» приходится не логику, а интуицию: чего же от меня хотят составители? Вот пример из материалов прошлых лет:
«Укажите верное утверждение о реформе Петра I:
А) Введение подушной подати укрепило финансовую систему страны.
Б) Создание коллегий вело к децентрализации управления.
В) Табель о рангах уничтожила сословные различия.
Г) Учреждение Сената усилило власть дворянства».
Правильный ответ — А. Но так считают составители КИМов, историки же убеждены, что по-разному интерпретировать можно все варианты. И куда бедному школьнику податься? Эпитет «бедный» я использую без тени иронии: жаловаться на некорректно составленные задания некуда, оспорить результаты теста невозможно.
Экзамен требует знания огромного количества дат, персоналий, терминов — так что на второй план отходит абсолютно необходимое для исторической науки понимание причин событий, хотя это гораздо важнее, чем знание фамилий конкретных генералов или названий сельхозартелей.
Наконец, критике подвергаются критерии проверки эссе — 25-го задания: даже если ученик дал связный, логичный и верный ответ, но не использовал в нем ключевых слов, «загаданных» составителями (скажем, «кризис феодальных отношений» или «аграрное перенаселение» при объяснении причин отмены крепостного права), он теряет баллы.

Фото: Владимир Смирнов / ТАСС
Обществознание с традиционными ценностями
КИМам по обществознанию в целом предъявляются примерно те же претензии, что и КИМам по истории: очень много нужно запоминать и заучивать (не факты и даты, а определения из кодификатора — что такое «социальная стратификация», например, — иначе можно поплатиться баллами за неверную формулировку). При этом формулировки заданий могут допускать несколько трактовок, а понятия — использоваться неточно, нестрого и даже противоречиво (подобная проблема есть и в материалах ЕГЭ по литературе). Очень много требований к форме высказывания (задание 29), а отступление от шаблона чревато потерей баллов (похожие проблемы — с ЕГЭ по русскому).
Но самая главная претензия — идеологизация экзамена. В этом году в подготовительных материалах к ЕГЭ появились задания, посвященные традиционным российским ценностям: например, «Обоснуйте значимость традиционных духовных ценностей в жизни современного российского общества» или «Используя обществоведческие знания, сформулируйте три утверждения о необходимости государственной поддержки традиционных ценностей российского общества».
«Наличие такого вопроса в ЕГЭ — это следствие политики государства в области образования на протяжении последних десяти лет, условно говоря, — говорит Алексей, преподаватель обществознания из Москвы (фамилии учителя не всегда хотят называть). — Конечно, само по себе странно, что список ценностей устанавливается указом президента. И эти ценности тоже очень разные: там одновременно есть права и свободы, а есть коллективизм. Есть историческое наследие, но оно тоже разное у разных социальных групп и даже у отдельных людей. Понятно, какой ответ в целом требуется государству: про поддержку патриотизма и семьи. Но и семейные ценности могут быть разными. Кроме того, у нас декларируются семейные ценности, но реальное количество детей в детдомах и уровень домашнего насилия таковы, что отвечать ты должен, исходя из какой-то абстрактной модели, а не из реальности. Давайте пофантазируем: например, расскажем о судьбе какого-нибудь правозащитника, который защищал права и свободы личности, — и подумаем, как на это посмотрят экзаменаторы. В списке 17 ценностей, но государство делает упор только на некоторые. Как, например, государство защищает коллективизм? И надо ли его защищать? И от кого? Можно ведь было вообще сказать: вот у нас есть Конституция, давайте ее защищать, особенно вторую главу.
Но у нас же все упирается в то, что россияне, особенно молодое поколение, непрерывно подвергаются всевозможным духовным атакам со стороны всевозможных врагов, в том числе внутренних, которые им внушают не очень понятные западные ценности».
Литература с фельдмаршалом Сперанским
В этом году выпускники, сдававшие экзамен в запасной день, 16 июня, получили в тестовой части задание сопоставить имена реальных исторических лиц, появляющихся в качестве второстепенных героев в романе «Война и мир», с их должностями (задание известно со слов выпускников, КИМы после экзамена не публикуются, поэтому неизвестно, была ли фамилия «Ростопчин» написана через «о», как у исторического деятеля, или через «а», как у Толстого):
А) Аракчеев
Б) Сперанский
В) Ростопчин
1) Губернатор Москвы
2) Генерал-фельдмаршал
3) Штабс-капитан
4) Военный министр
Правильного ответа у этого задания нет, потому что после исключения Ростопчина (должность которого, кстати, правильно называется не «губернатор», а «генерал-губернатор» Москвы) и военного министра Аракчеева выпускнику предстоит записать Сперанского либо в фельдмаршалы, либо в штабс-капитаны. При этом тестовая часть, согласно правилам проведения ЕГЭ, не апеллируется. На сегодняшний день школьники пока не получили свои результаты, поэтому неизвестно, будет ли всем зачтено это задание как правильное (такие случаи бывали в предыдущие годы) или придется штурмовать апелляционные комиссии.
Учителя тем временем спрашивают, что именно проверяется в этом задании (по сути, не знание текста «Войны и мира», а знание истории, хотя и с точки зрения историка тут есть ошибки) и какое отношение все это имеет к пониманию художественного текста и его анализу.
Вопросы, требующие простого запоминания мелких подробностей и якобы проверяющие знание текста, на деле идеальны для заваливания: еще с советских времен абитуриенты делились такими вопросами — начиная от «как звали Плюшкина» и заканчивая «в каком платье была Вера Павловна во время четвертого сна».
Есть претензии и к качеству материалов для подготовки, которые создает ФИПИ (Федеральный институт педагогических измерений) — те самые специалисты, что работают над экзаменационными КИМами.

Фото: Эрик Романенко / ТАСС
Личность лирического героя
Заслуженный учитель РФ Римма Зандман так отзывается о подготовленном ФИПИ на 2025 год пособии из 30 вариантов (под редакцией Сергея Зинина):
Римма Зандман:
«Подбор текстов и фрагментов из них непродуманный, задания часто сформулированы некорректно. Некоторых текстов, по которым в сборнике даются задания (например, «Антоновских яблок», «Красавицы» И. А. Бунина), вообще нет в программе. Много вопросов вызывают задания на сопоставление: например, в варианте 10 предлагается сопоставить, как относятся к родителям Варвара из «Грозы» Островского и Дуня Вырина из «Станционного смотрителя» Пушкина. Но это, простите, разговор двух соседок о третьей, это не имеет отношения к литературе. В другом варианте надо сравнить схватку тургеневских персонажей в «Отцах и детях» с диалогом Чацкого и Молчалина, в третьем — Чацкого и Пьера Безухова. Но как сравнивать роман и комедию? А Аркадия из «Отцов и детей» зачем сопоставлять с Дубровским? А «книжные грезы Насти» из драмы «На дне» с художником Пискаревым из «Невского проспекта» (текста, который не входит в программу и которого нет в кодификаторе)? Сравнение — способ понимания, а что нам дает это сравнение? Что помогает понять?
Выбор стихов для анализа — часто странный: ну зачем брать стихотворение Луконина «Хорошо перед боем…», в котором нет ничего, кроме речевой ошибки? Хотите про войну — ну есть же хорошие поэты, возьмите Друнину хотя бы. Зачем брать стихи Андрея Дементьева о любви? Это уже даже не второй ряд…
А какие в этих вариантах ставятся вопросы к стихам! «Какие черты личности лирического героя отражаются в стихотворении?» — давайте сначала определим, что такое личность. Дети это знают из обществознания [обычное определение личности — «совокупность социальных качеств индивида». — И. Л.], но можно ли это понятие применять к лирическому герою? «На какие смысловые части делится стихотворение Андрея Белого «Любовь»?» Но символистское стихотворение можно по-разному делить на разные смысловые части, потому что смыслов много. «В каких ипостасях выступает июль в стихотворении Пастернака?» — как на это отвечать? — «Как домовой и как привидение»?
Темы «большого» сочинения, это задание 11, сформулированы литературоведчески неграмотно. Вот, например: «Драма человеческой души в отечественной литературе». В литературоведении есть понятие «психологизм», но нет понятия «драма души», это непрофессионально. «Герои и антигерои в отечественной литературе» — понятия «антигерои» нет в школьном курсе литературы [и нет в кодификаторе. — И. Л.] «Он и она в рассказе Бунина «Чистый понедельник» — авторское и ваше отношение к героям». Но в этом рассказе авторская позиция никак не проявлена, дети должны с Буниным спиритически пообщаться, чтобы ее узнать?
С «авторами» вообще беда. «Авторский идеал в отечественной литературе» — идеал чего? «Авторское отношение в «Повестях Белкина»… — какого автора? Пушкина? Ивана Петровича Белкина? Или тех рассказчиков, которые Белкину рассказывали истории? «Отношение автора к Евгению Онегину» — это отношение того Автора, который существует внутри романа и дружит с Онегиным, или самого Пушкина? Вы чего хотите?
Литературный аппарат используется авторами пособия как заблагорассудится — не различаются литературный тип и литературный характер, одного героя предлагают сравнить с образом другого героя, вместо того чтобы сравнивать образ с образом. Или вот тема: «Лирический герой в отечественной поэзии (на примере творчества одного из поэтов: Лермонтов, Тютчев, Цветаева)». Но тогда и напишите «лирический герой в творчестве одного из авторов» и не провоцируйте детей рассуждать о разных типах лирических героев в творчестве разных авторов. «Картины исторического прошлого» предлагается рассматривать на примере Пушкина, Толстого и Булгакова. Где в программных текстах Булгакова предполагается искать историческое прошлое — в ершалаимских сценах?
А вот по-настоящему провокационная тема: «Что придает сатире Салтыкова-Щедрина актуальность в наше время?» Я бы никому из детей не советовала брать эту тему: небезопасно. Все это безответственно по отношению к детям, непрофессионально. И главное — непонятно, что и зачем эти задания проверяют, а иногда и какое отношение имеют к литературе и литературоведению».
Русский язык со Сталиным
В конце июня, когда пришли результаты ЕГЭ, по пабликам в телеграме разбежалась сенсационная новость: теперь использование иностранных слов в ЕГЭ по русскому языку приравняли к экстремизму! Но это — совсем не новая новость: еще в сентябре было известно (о чем сразу написала «Новая газета»), что в критерий 6 проверки задания 27 (сочинение) внесены изменения, согласно которым ноль баллов можно получить, если в работе «приводятся примеры экстремистских и/или иных запрещенных к производству и распространению среди несовершеннолетних материалов / социально неприемлемого поведения людей / имеются высказывания, нарушающие законодательство Российской Федерации (пропаганда фашизма, антигосударственных идей, нетрадиционных ценностей, употребление нецензурной брани, иностранных слов, имеющих общеупотребительные аналоги в русском языке и не содержащихся в нормативных словарях, и т.д.)».
Эта формулировка с прошлой осени присутствует в демоверсии экзамена, доступной на сайте ФИПИ, но только сейчас, когда критерий реально заработал и выпускники начали терять баллы, общество осознало, что происходит.
Но это не главная претензия к экзамену.
Одна из главных — экзамен проверяет не то, чему детей учат в школе. Русский язык и литература — предметы, где предполагается высказывание и аргументирование личной точки зрения. Но программы обоих предметов настолько перегружены, что отрабатывать это умение на уроках некогда.

Фото: Евгений Мессман / ТАСС
Кандидат филологических наук Екатерина Кальцевара:
«Мы наблюдаем, что количество часов для отработки логичного, ясного, четкого высказывания мизерно. Программа катастрофически усложнена, огромное количество понятий, которые сегодня включены в программу, раньше давались в высшей школе. Отрабатывать этот навык дома или на дополнительных занятиях ученики тоже не могут, потому что они заканчивают свои занятия около пяти часов вечера — это полноценный рабочий день, а после него они должны выполнить домашние задания и найти время для полноценной творческой работы. Это абсолютно нереально. Мы ставим цель выработать у учеников ясное мышление и точную, связную речь, но не предоставляем для этого возможности. Сочинение-рассуждение, которое школьники должны написать в рамках ЕГЭ по русскому языку, — это самый сложный вид высказывания. Оно предполагает знание законов логики. Но логика не преподается в современной школе. Не преподается, но мы ее проверяем».
Тексты, от которых выпускники должны отталкиваться, рассуждая на предложенную тему, как правило, представляют собой дидактичные размышления на отвлеченные, малоинтересные для современных подростков темы. Традиционно это темы про духовность, природу, любовь к родине, родной язык, мужество и героизм и т.п.; в этом году в сборнике из 36 вариантов под редакцией Романа Дощинского появилось множество текстов о войне. Неинтересные и устаревшие, они не вызывают у молодых людей желания высказываться по этим поводам, так что большинство ограничивается штампованными отписками.
Кандидат филологических наук, отличник просвещения СССР Андрей Кунарев:
«Сборник 2025 года открывается приказом генералиссимуса Сталина о проведении Парада Победы. Разработчики, видимо, считают, что для анализа годится абсолютно любой текст. Мягко говоря, спорная позиция. На страницах широко тиражируемого издания тот, кто повинен в смерти миллионов, представлен победителем. Что ж, победителей не судят, и война все списала? Господа разработчики, что там с границами между светом и тьмой? Ладно, не можете без отца народов — тогда пусть будут тексты, касающиеся, например, травли Пастернака, или обвинительное заключение по делу Бродского и т.п., чтобы показать истинное лицо и Сталина, и тех, кто занял его пост после его смерти, — хотя бы для сохранения некоторой объективности».
Работа с текстом
Тексты для анализа на ЕГЭ по русскому языку могут быть и художественными, и публицистическими. Выпускник должен понять, «какую проблему автор поднимает в своем тексте», и высказать свою позицию по этой проблеме в сочинении-рассуждении.
Екатерина Кальцевара:
«Иногда вопросы вызывает и ясность смысла, и логика этих текстов. Мы хотим, чтобы ученики сформулировали на основе этих текстов свою позицию, но иногда тексты, предлагаемые для анализа, не дают никакой возможности четкой формулировки: это аморфные отрывки с нечетко выраженной и многозначной смысловой составляющей».
Авторские тексты для экзамена нещадно редактируются: одни компилируют, выдергивая фразы из разных мест большого произведения, другие радикально сокращают, от третьих могут отрезать начало или конец. Например, в сборнике заданий предложен для анализа фрагмент из рассказа Тэффи «Счастливая»: воспоминание о том, как рассказчица и ее сестра в детстве мечтали кататься на конке, и сам вид конки вызывал у них ощущение счастья. Но печальный финал отрезан — финал, где измученная взрослая рассказчица думает, что никогда не встретит себя тогдашнюю, счастливую: «Как страшно, что никогда не найду ее, что ее больше нет и никогда не будет».
Поддержите
нашу работу!
Нажимая кнопку «Стать соучастником»,
я принимаю условия и подтверждаю свое гражданство РФ
Если у вас есть вопросы, пишите [email protected] или звоните:
+7 (929) 612-03-68
Вера Ситникова, автор ряда статей по методике преподавания литературы:
«Такой лучезарный оптимизм, по сути, скрывает глубоко циничное, взрослое, глубоко равнодушное отношение к личности ребенка и к личности читающего. Составителям, видимо, представляется, что дети сами не заглянут в первоисточник, не увидят финала. Такой подход к смысловой компрессии текста — это демонстрация абсолютно непрофессионального подхода и методической слабости. Если говорить об этической стороне, то здесь ученику навязывают точку зрения: «мир детства неповторим», «память хранит счастливые минуты, она дает надежду в любом возрасте, в любой жизненной ситуации». Хочется спросить: авторы вообще в курсе, что в стране 358 тысяч сирот, что 91% актов насилия совершается именно в семьях? И на этом фоне мы убеждены, что все дети, которые придут писать этот экзамен сегодня или завтра, действительно могут сказать, что их «в любой жизненной ситуации поддержат сладкие минуты воспоминаний из детства»? Это жестокое дежурное бодрячество не делает чести составителям этого сборника».

Фото: Владимир Смирнов / ТАСС
Заслуженный учитель РФ Татьяна Пылаева напоминает:
Татьяна Пылаева:
«Все, кто имеет отношение к ЕГЭ, наверняка напомнит скандал прошлого года, связанный с работой по тексту Распутина, когда и дети, и родители требовали аннулировать результаты экзамена из-за неравнозначных по уровню сложности вариантов. А незабываемые тексты фельетониста 40−50-х годов Нариньяни, в которых выпускники зачастую вовсе не находили смысла, потому что вне исторического контекста эпохи их верно истолковать было невозможно? А сложнейшая, практически не поддающаяся расчленению для нужд ЕГЭ лирическая проза Солоухина?»
В этом году особенное раздражение и недоумение у выпускников и у профессионального сообщества вызвал попавшийся в одном из экзаменационных вариантов текст критика Анатолия Ланщикова. «Из его литературоведческой статьи, посвященной анализу таких направлений в литературе XX века, как исповедальная, лирическая и военная проза, был выбран небольшой фрагмент, — поясняет Татьяна Пылаева. — Всё, что автор говорит об интеллигентах и интеллектуалах в этой статье, имеет прямое отношение к литературным героям повести Василия Аксенова «Коллегия». По безжалостно вырванному из контекста статьи фрагменту выпускникам этого года было предложено написать сочинение «В чем различие интеллигентности и интеллектуальности?». Интересно, что хотели в итоге получить разработчики контрольно-измерительных материалов? Сочинение по шаблону, в котором интеллигент сеет разумное, доброе, вечное, а интеллектуал — потребитель?»
Вера Ситникова:
«Я считаю выбор этого текста провальным методическим решением. Требуя от учащихся доказательного развернутого суждения, оценивая это суждение по детализированным критериям, взрослые люди, методисты, педагоги демонстрируют абсолютное неумение следовать тем критериям, которые предъявляют работам детей. В исходном тексте нет никакой доказательной базы, перед нами не приглашение к размышлению. Это категоричный текст в духе критики 70−80-х годов, абсолютно далекий от знаний и интересов современных школьников».
И дело не в конкретных текстах Ланщикова или Распутина, а в том, что принципы отбора этих текстов — тайна за семью печатями. «Детские работы оцениваются по известным критериям. Но, господа разработчики, по каким критериям вы выбираете тексты для экзамена? Нельзя ли с ними ознакомиться, чтобы не попадать впросак? — возмущается Андрей Кунарев. — Я не могу понять, каким образом в эти материалы просачиваются невероятно беспомощные тексты, вроде статьи военного времени, написанной Алексеем Силычем Новиковым-Прибоем. О нем современный школьник не имеет вообще никакого понятия и читать его никогда не будет. Зачем он там? Неужели русская земля оскудела талантливыми писателями?»
Несогласные
Методические промахи в выборе текстов провоцируют школьников выбирать шаблонный подход. «Заклеймим интеллектуалов, а в качестве примера приведем слишком умных литературных героев — Базарова, Раскольникова, Пьера Безухова, — иронизирует Татьяна Пылаева. — Если же предполагалось пусть небольшое по объему, но зрелое по содержанию сочинение, то это не та тема, чтобы размышлять о ней в ограниченное время экзамена. Философская тема не предполагает упрощенного отношения к ней. И здесь плохую шутку сыграл с думающими детьми все тот же шаблон, ведь практически во всех текстах, по которым они писали сочинение в течение года, сборники ФИПИ, по которым они тренировались, не давали возможности сомневаться в правильности авторской позиции. Выскажу свое мнение — а вдруг не засчитают, достаточно ли весомы будут мои аргументы? Эти вопросы вставали перед детьми на экзамене. Дети так и пишут в своих комментариях: «Наступил на горло собственной песне и написал всякий бред».
Детей два года дрессируют писать сочинение по шаблону: что в первом абзаце, что во втором, как выразить согласие с мыслью автора. Не соглашаться — себе дороже.
Впрочем, некоторые не соглашаются. В этом году в московском часовом поясе на ЕГЭ был текст Константина Ваншенкина о том, как армия воспитала его поколение, стала для него университетом, школой мужества и проч. «Как назло, текст попался человеку, который и сам формат сочинения принимает с трудом, и называет этот текст «откровеннейшей романтизацией армии и войны», — рассказывает учительница, которая предпочла остаться анонимной. Выпускник, хотя и чувствовал желание «выйти в окно», не согласился с авторской позицией, привел пример из книги Бориса Васильева «А зори здесь тихие». Сочинение получило хорошие баллы. Но большинство предпочитает не рисковать, не думать, а соглашаться с авторами и писать банальности.

Фото: Александр Артёменков / ТАСС
Имитация мышления
Проблематика, которую предлагают авторы сборника ФИПИ, да и КИМов тоже, не предлагает настоящей проблемности. «Какими возможностями обладает русский язык?» — «Нужны ли потомкам произведения Пушкина?» — вряд ли кто-то рискнет сбрасывать Пушкина с корабля современности, доказывать, что он уже устарел, или тем паче говорить о каких-нибудь «Клеветниках России», эдак можно и балл за этическую ошибку заработать.
Вера Ситникова:
«Мы что себе представляем — что среди выпускников России найдется хоть один, кто осмелится спорить с формулировкой «нужны ли?» Это так называемый условно заданный вопрос, и все будут соглашаться, причем не читая и не перечитывая, можно гнать гладенький текст про необходимость чтения. Все эти вопросы — каковы возможности русского языка, в чем сила искусства — это имитация, на которую мы, взрослые люди, специалисты, методисты, методологи, составители бессчетного количества заданий, в том числе тех, которые идут под грифом ФИПИ, провоцируем детей. Мы имитируем мыслительный процесс, потому что размышлять здесь не над чем. По сути, перед нами темы сочинений, но никак не социальные и нравственные проблемы, которые нужно осмыслить человеку, выходящему в большую жизнь».
Андрей Кунарев:
«Показательно то, что составители материалов старательно избегают текстов, центральной проблемой которых является, например, свобода. Удивительно, как этого им удается избежать, несмотря на то, что проблема свободы является стержневой проблемой всей новой русской литературы с конца XVIII века, начиная с «Путешествия из Петербурга в Москву» Радищева, и до самой жгучей современности — до творчества таких писателей, как Довлатов, Войнович, Улицкая, Рубина, даже Захар Прилепин. Без этой проблемы русская литература не существовала никогда и, думаю, не сможет существовать тоже никогда. Вторая исключительно важная и тоже постоянно возникающая в творениях наших писателей проблема — это проблема власти. Перекликаются с ней проблема государств и проблема человечности. Текстов такой проблематики нет и не было в экзаменационных материалах на протяжении всего времени существования этой формы аттестации. На эти темы опасно размышлять, и не только выпускникам. Но составители опасаются не за детей, а за свои синекуры. И это страшно».
Единый шаблон
Та же имитация мыслительного процесса стала сутью итогового сочинения, которое вводилось в практику специально для того, чтобы дети демонстрировали умение рассуждать. Изначально предполагалось, что сочинение будет межпредметным, что будущие физики или биологи смогут рассуждать на интересные им темы, связанные с будущей специальностью. Точно такие же идеи, кстати, высказывались и в начале создания КИМов к ЕГЭ по русскому, но победили тезисы «наши дети привыкли писать сочинения по литературе» и «если с них не требовать примеры из литературы, они вообще читать перестанут».
Собственно, поэтому же и в «декабрьском» сочинении появилось требование «литературоцентричности» — такое же, как и в ЕГЭ по русскому, требование проиллюстрировать свои аргументы примером из литературного произведения. Потом и темы стали практически неотличимы от егэшного морализаторства — кого можно назвать интеллигентным человеком, какой поступок можно считать благородным… Дети, разумеется, пошли по пути наименьшего сопротивления и стали писать «декабрьское» сочинение по шаблону ЕГЭ.
Татьяна Пылаева:
«Доходит до смешного. О чем бы мы ни попросили современного выпускника написать, он пишет работу в формате ЕГЭ по русскому, используя те же речевые клише. Это встречается и на декабрьском сочинении, на это жалуются учителя обществознания. Это, кстати сказать, бывает и на олимпиадах различного уровня. Сама по себе композиционная модель сочинения в форме ЕГЭ неплоха, но изначально она, как и критерии проверки, создавались все-таки для текстов определенного содержания. На выходе из школы мы получаем людей, в большинстве случаев не умеющих создавать свой оригинальный текст, а главное — не умеющих думать самостоятельно».
Экзамен в его нынешней форме не помогает развивать мышление — он, скорее, заставляет намертво усваивать шаблоны, от которых потом трудно избавиться, и формирует покорность.
Вместо развития — натаскивание, вместо размышления — клише, вместо диалога с автором — страх не угадать, что от тебя требуется.
Кстати, если до этого года школьники должны были сами определить проблематику текста, то теперь это делают за них составители КИМов: официально — для того, чтобы дети рассуждали по теме, а не пытались притянуть за уши что-нибудь попроще, неофициально — потому, что детям трудно сформулировать, какие проблемы обсуждает автор.

Фото: Петр Ковалев / ТАСС
Не притянешь
«Новые известия» обратили внимание на то, что результаты ЕГЭ по русскому языку в этом году по всей стране значительно хуже, чем в прошлом, причем во всех регионах: снизилось количество стобалльников, упал средний балл. Рособрнадзор объясняет снижение балла тем, что повысилась объективность экзамена: «Ранее экзаменуемые сами формулировали проблему, поднятую автором текста, что иногда давало возможность участникам притянуть удобную для себя проблему и воспроизвести одно из «золотых» репетиторских сочинений по предельно обобщенной проблематике, а теперь четкая формулировка темы исключила возможность использования домашних заготовок».
Андрей Кунарев полагает, что в случае, если проблема притянута, проверяющим работу экспертам вполне по силам с этим разобраться. Но есть и другая беда.
Андрей Кунарев:
«Где критерии, позволяющие выпускнику сориентироваться в сонме разнокалиберных проблем и проблематик, чтобы его работа соответствовала предъявляемым требованиям? Мечта любого человека — четко и внятно сформулированные правила, законы, уставы, если угодно, табу, обязательные для всех. Без них невозможно не то, что сочинение написать, но просто жить по-человечески. Ни критерии, ни люди не должны зависеть «от хорошего или дурного пищеварения того или другого начальника» (Пушкин), от того, что ему показалось, попритчилось, помнилось или привиделось, — в противном случае это произвол, пошлое самодурство».
И вот здесь мы сталкиваемся с главной претензией профессионального сообщества к ФИПИ — его полная закрытость и глухота к критике: невозможно понять, почему выбираются именно такие проблемы и такие тексты; почему в тестовой части для проверки орфографии выбирают самые малоупотребительные слова, которых и взрослый образованный человек ни разу в жизни вслух не произнесет; почему в заданиях со множественным выбором, если восемь слов выбраны правильно, а одно неправильно, все равно ставится ноль баллов; почему в задания по пунктуации попадают случаи, где возможна двойственность трактовок…
Наконец, почему нет диалога с профессиональным сообществом, нет реакции на критику, хотя из года в год КИМы критикуют примерно за одно и то же.
Андрей Кунарев:
«Это лицемерие и бессовестность, потому что тот, кто действует по совести, всегда действует с открытым забралом и не делает тайны из того, что и как делает, и уж точно не прячет использованные материалы. Вы уже отработали все это? — дайте посмотреть, что представлял собой экзамен. По русской пословице, одна голова — хорошо, две — лучше, а еще лучше — если двадцать две, двести двадцать две… Наконец, известно, что учителей в России в приказном порядке заставляют сдавать ЕГЭ по профильным предметам — мера противозаконная, унизительная, нивелирующая значимость государственного диплома о высшем образовании и совершенно немыслимая еще десять лет назад. Но раз уж появилось такое (пусть весьма сомнительное — ни в каких официальных документах оно, насколько мне известно, не зафиксировано) правило, почему бы не приобщить к процедуре сдачи чиновников Минпроса и Рособрнадзора? Разумеется, с публикацией соответствующих КИМов и результатов испытаний?»
Любое обсуждение ЕГЭ рано или поздно приводит к очередной инициативе его отменить и вернуть «старое-доброе» сочинение, которое давно уже не копипастят из интернета, а создают за две минуты с помощью искусственного интеллекта, и «старые-добрые» устные экзамены, выпускные и вступительные, что не может не привести к серьезному кризису в существующей системе поступления в вузы. Так что давайте оставим все как есть.
И почему-то мало кому приходит в голову промежуточное решение: КИМы, их форма и содержание — не десять заповедей, спущенных нам с неба. Давайте подводить итоги почти четвертьвекового существования ЕГЭ и серьезно, открыто, профессионально обсуждать, что мы проверяем, как и зачем.
Поддержите
нашу работу!
Нажимая кнопку «Стать соучастником»,
я принимаю условия и подтверждаю свое гражданство РФ
Если у вас есть вопросы, пишите [email protected] или звоните:
+7 (929) 612-03-68