Этот текст вышел во втором номере журнала «Новое обозрение».

Есть несколько вопросов, с ответа на которые должна быть рассмотрена тарифная политика нового старого президента США. И первые из них — а кого, собственно, представляет Трамп, было ли что-нибудь подобное в мировой истории и откуда взялась сама идея о том, что можно вернуть рабочие места обратно в Америку с помощью высоких тарифов на импорт.

Президент «лузеров»

«Белым мужчинам без высшего образования в начале 1980-х в США жилось хорошо — в среднем такой мужчина зарабатывал на 7% больше среднего американского работника» — так начинается статья Эмили Баджер и ее соавторов They Used to Be Ahead in the American Economy. Now They’ve Fallen Behind («Они были впереди. Теперь они отстали») в The New York Times.

Сейчас «белый мужчина без высшего образования» зарабатывает на 10% меньше среднего американского работника.

В чем суть проблемы?

На рубеже 1980-х рабочий в Америке был важным человеком, а бригадир и даже мастер на заводе зарабатывал больше, чем программист, не говоря уже о всяком обслуживающем персонале в больницах и торговых центрах. А уж женщина (даже с дипломом колледжа) в среднем получала меньше белого мужчины-рабочего.

Но потом ситуация стала меняться. Рост процентных ставок в начале 1980-х годов убрал с рынка много промышленных предприятий. Профсоюзы потеряли силу. Плюс автоматизация. Затем глобализация переместила рабочие места за границу.

Возникло разделение между победителями и проигравшими в экономике, и проигравшими были в основном белые рабочие. Большая часть их рабочих мест исчезла, а оставшиеся места, скорее всего, будут не постоянными, а временными, констатируют американские социологи.

Нет, белые рабочие не стали беднее, считая в деньгах: они получают больше, чем 40 лет назад, и живут, в общем, не хуже. Но белые рабочие стали относительно беднее тех, кого раньше и за людей не считали — всяких ученых гиков (да еще и приезжих) и тех, кто работал «в обслуге» (среди которых тоже немало «понаехавших»). А уж «женщины с дипломами» сделали огромный шаг вперед с точки зрения уровня зарплат и статуса работы.

А кто виноват, что рабочий мидл-класс съезжает вниз? Сами лузеры думают, что его теснят в этой иерархии те же приезжие — в начале 1980-х средний американец азиатского происхождения получал на 10% меньше среднего работника, а теперь — на 25% больше. (Почему? Потому что в школе математику учил, а потом пошел в колледж, но разве это кому-то объяснишь…) С этим ничего не сделать: раньше члены профсоюзов в рабочих городах голосовали за демократов, но сейчас демократы стали восприниматься как партия людей с дипломами, а бывшие члены профсоюзов голосуют за республиканцев, обещающих great again. Вот вернется производство — и тут-то мы опять все покажем!

Экономист и историк Дмитрий Травин в книге «Крутые горки XXI века» посвятил большую главу ответу на вопрос, откуда мог появиться Трамп как политическое и социальное явление.

Но что можно сделать, чтобы убедить бедных избирателей, что избранный ими президент-миллиардер действительно радеет за производство? В своей инаугурационной речи 20 января 2025 года Трамп пообещал «немедленно начать перестройку нашей торговой системы для защиты американских рабочих и их семей. Вместо того чтобы облагать налогами наших граждан для обогащения других стран, мы будем облагать налогами и пошлинами иностранные государства для обогащения наших граждан».

И введение тарифов на импорт в США — это самый очевидный шаг.

Почему президент Трамп так уперся в импортные тарифы и именно в них видит золотой ключик, поверни который — и все проблемы решатся сами собой?

До Гражданской войны в США таможенные пошлины были вообще практически единственным источником денег для федерального правительства. Оно и понятно: правительство слабое, а пошлины собрать проще всего. Расставляешь чиновников в портах и собираешь процент с каждого приходящего корабля.

Только после Гражданской войны появляются акцизы — косвенные налоги на определенные виды товаров. Но их собирать уже сложнее.

После Первой мировой войны (и окончательно — после Второй) главным источником дохода правительства становятся уже прямые налоги. Подоходный, налог на прибыль и социальное страхование.

Но прямые налоги собирать сложнее всего. Потому что для организации эффективного прямого налогообложения вам нужно не только адекватно представлять, кто сколько зарабатывает, но и иметь высокую степень сотрудничества со стороны населения и Конгресса.

Вот Трамп и начал с тарифов:

а) потому что у правительства есть многолетний опыт администрирования именно в этой сфере и деньги с импорта собирать проще всего — есть понятные точки входа этого импорта и понятный механизм их контроля;

б) потому что повышение тарифов напрямую не цепляет избирателя Трампа — да, он оплатит эти тарифы косвенно, через цены, но не сразу, а спустя какое-то время.

Но нажать на избирателя напрямую — через повышение налогов на доход, на собственность — Трамп не рискует. Во всяком случае, пока.

Горький тарифный опыт

Следует подчеркнуть, что все без исключения тарифные проекты американской администрации вводились исключительно с благими намерениями. Но каждый раз результаты оказывались, мягко говоря, неоднозначными.

В 1807 году президент Томас Джефферсон принял Закон об эмбарго, запрещавший Штатам любую внешнюю торговлю. Идея была в том, чтобы «наказать» в первую очередь Британию (а заодно и другие европейские страны): мол, куда вы денетесь без нашего хлопка. Ну и поощрить местную промышленность — без европейских товаров-конкурентов она должна была расцвести.

Но что-то пошло не так. Выяснилось, что и без американского хлопка Европа смогла обойтись. Поэтому плантаторы просто сократили производство. А промышленность, вместо того чтобы увеличивать объемы производства, просто повысила внутренние цены.

Следующий раз в США всерьез взялись за повышение тарифов во второй половине XIX века. И современная экономическая наука относится к такой практике более чем прохладно.

Ведущий исследователь истории американского протекционизма экономист Дуглас Ирвин в статье «Высокие тарифы, низкие доходы? Анализ фискальных аспектов «Великих дебатов о тарифах 1888 года», анализируя тарифы Мак-Кинли, пришел к выводу, что высокие пошлины на импорт действительно ускорили развитие жестяной промышленности в США, но этот положительный результат оказался нивелирован ростом потребительских цен.

Экономисты Александр Клейн и Кристофер Мейсснер в ноябре 2024 года выпустили исследование Did Tariffs Make American Manufacturing Great? New Evidence from the Gilded Age («Сделали ли тарифы американскую обрабатывающую промышленность великой? Новое свидетельство из эпохи Позолоченного века»), опубликованное Национальным бюро экономических исследований США.

Изучая взаимосвязь между тарифами и производительностью труда в обрабатывающей промышленности США в период с 1870 по 1909 год, Клейн и Мейсснер обнаружили, что импортные тарифы снижали производительность труда. Кроме того, тарифы также в целом уменьшали средний размер предприятий внутри отрасли, но повышали цены на продукцию. Высокие тарифы той эпохи вряд ли способствовали превращению США в глобально конкурентоспособного производителя, заключают Клейн и Мейсснер.

Самым же значительным тарифным фиаско оказался Закон Смута — Хоули, принятый в разгар Великой депрессии.

Предыстория Закона Смута — Хоули уходит в 1928 год, когда Герберт Гувер, кандидат в президенты от Республиканской партии, спешил заручиться поддержкой как можно большего числа потенциальных избирателей. Он не обошел вниманием и американских фермеров, серьезно страдавших всю вторую половину 1920-х годов от конкуренции со стороны своих коллег из-за рубежа. Гувер заверил аграриев, что он сделает все от него зависящее, чтобы поднять тарифы на импорт сельскохозяйственной продукции. Выборы Гувер выиграл, и его администрация выступила с инициативой повысить тарифы на продукцию сельского хозяйства.

Однако в ответ раздались крики хора лоббистов с требованием такого же привилегированного обхождения. К марту 1929 года профильный комитет палаты представителей Конгресса под руководством депутата Хоули от штата Орегон насобирал требований заинтересованных лиц на 11 тысяч страниц. Фермеров, ради которых все затевалось изначально, среди них было меньшинство. Лоббировали повышение тарифов (каждый по своей отрасли) представители малого и среднего бизнеса из производственного сектора.

Принятый палатой представителей в мае 1929 года законопроект предусматривал повышение 845 тарифных ставок. Стоит ли говорить о том, что сельское хозяйство оказалось слегка подзабытым. Зато республиканец Джозеф Гранди — председатель Ассоциации производителей Пенсильвании — заявлял, что те, кто внес свой посильный вклад в предвыборную кампанию, взамен наделены преференциями в виде более высокого таможенного тарифа.

После этого законопроект пришел в Сенат, где комитет по финансам возглавлял сенатор Смут от штата Юта. Сенаторы вместе с лоббистами долго перекраивали акт, где-то снижая, где-то поднимая тарифные планки, установленные нижней палатой. Согласование противоречащих позиций палат тянулось до марта 1930 года.

В октябре 1929-го рухнул фондовый рынок. А так как итоговый документ принимался уже после краха Уолл-стрит, голоса лоббистов, требующих защиты, давили на конгрессменов, как бетонная плита. Финальная версия закона поднимала 890 тарифных ставок — на 20 тысяч наименований товаров…

В мае 1930 года 1028 видных экономистов подписали петицию на имя Гувера с просьбой наложить на закон вето. От теоретиков не отставали и практики — банкир Томас Ламонт и автомобильный магнат Генри Форд в разговоре с президентом назвали закон идиотским.

К сожалению для себя, для США и всего остального мира, Гувер, сам вообще-то не склонный к дирижизму в экономике, проигнорировал мнения оппонентов (хотя и заявил как-то, что законопроект «ошибочный, грабительский и отвратительный»). Президент лишь заметил: «По возвращении нормальных условий наша внешняя торговля продолжит расширяться». Закон был подписан 17 июня 1930 года.

Поначалу казалось, что замысел «защитников отечественного производителя» удался: росло промышленное производство, увеличивалось число подрядов на строительство и т.д. Правда, воспользоваться этими кратковременными преимуществами на фоне проблем в банковском секторе было затруднительно.

А чуть позже начали давать о себе знать предсказанные теоретиками и практиками проблемы:

Без возможности сбывать свою продукцию по миру и с серьезными преградами по части приобретения необходимого для собственного производства американские предприятия начали хиреть, а потом разоряться, выгоняя людей на улицу (в 1930 году безработица в США была на уровне 7,8%, в 1931-м — уже 16,3%, в 1932-м — почти 25%) и попутно сокращая и без того невысокий внутренний спрос. К моменту прихода к власти Франклина Рузвельта экономика США оказалась в глубочайшей депрессии.

Новая тарифная война

Что Трамп хочет сделать введением тарифов на импорт? Вряд ли он жаждет разрушить мировую экономику. Но его кажущиеся прагматичными шаги трудно просчитываемы по результатам.

Чего добивается (но не обязательно сможет добиться) Трамп?

• Увеличить доходы американского бюджета, что компенсирует выпадающие доходы от планируемых налоговых льгот.
• Устранить «несправедливые торговые практики» и способствовать возвращению производств в США.
• Найти новый рычаг воздействия на другие страны вместо санкций, которые «использовались слишком часто».

Так, Китай, который, по словам Трампа, взимает 67% тарифов на товары США, теперь столкнется с ответным тарифом в 34% в рамках новой системы в дополнение к базовому тарифу в 10% и уже действующим 20%-ным тарифам. Вьетнам, чьи пошлины для американцев Белый дом оценил в 90%, столкнется с тарифом в 46%; Индия с 52% теперь получит пошлины в 26%; но Япония вместо 46% будет платить 24. Минимальные «взаимозачетные» пошлины составили 10% — для Великобритании, Бразилии и ряда других стран, которые имели аналогичные тарифы для американских товаров.

Евросоюз был объявлен Трампом (среди прочих) «партнером, злоупотребляющим добротой Америки». По данным Бюро экономического анализа США, в 2024 году торговый дефицит США с Евросоюзом составил 235,6 млрд долларов США — второе место после Китая (295,4 млрд) и перед Мексикой (171,8 млрд). США — крупнейший покупатель европейских товаров (от фармацевтики и автомобилей до алкоголя и телекоммуникационного оборудования). Дальше Трамп обострил текущую торговую войну с Китаем, повысив базовые пошлины на китайский импорт до 145% после 9 апреля 2025 года.

Вскоре после обнародования «тарифной сетки» Трампа финансовый журналист Джеймс Суровецки (The New Yorker), сообщил, что окончательная политика «взаимных тарифов», по-видимому, рассчитывала стоимость торговых барьеров страны путем деления торгового дефицита США со страной на стоимость импорта США из страны, где и торговый дефицит, и импорт сосредоточены только на товарах, а не на товарах и услугах. Затем «взаимная» тарифная ставка, введенная Трампом, рассчитывалась путем деления этой стоимости пополам. Например, деление торгового дефицита США с Китаем в 2024 году в размере 295 млрд долларов на сумму, которую США импортировали из Китая, в размере 439 млрд долларов, дает 67% стоимости торгового барьера, которую США назначили Китаю (295 ÷ 439 = 0,67, что в процентном отношении и составляет 67%).

Администрация Трампа позже опубликовала в интернете свою формулу расчетов торгового барьера — даже более простую, чем вычисления Суровецки.

Экономисты, мягко говоря, были удивлены таким подходом. В частности, потому, что расчеты Трампа и его советников не учитывают колоссальный профицит США в торговле услугами. Упрощенно говоря, те же деньги, которые американцы тратят на оплату товаров, они получают обратно за оказанные ими услуги.

Обострение торгового конфликта между США и Китаем усилилось после того, как Пекин объявил о введении 34%-ных тарифов на весь импорт из США с 10 апреля. Также Китай ограничил экспорт семи видов редкоземельных металлов.

Фондовые рынки отреагировали резким падением: индекс китайских акций в Гонконге упал более чем на 10%, а индекс CSI 300 снизился более чем на 6%, достигнув минимума с сентября.

Невнятная же риторика Белого дома, где без конца анонсируют заключение сделок и раздают все новые и новые обещания, только углубила тревогу инвесторов. Да, обвальные распродажи сменились ростом — уже к 9 апреля американский рынок восстановил (рост на 13,4% от минимумов 7 апреля) почти половину от всего масштаба падения с 19 февраля к 7 апреля (21,4%), а в сравнении с закрытием 2 апреля (до введения тарифов) восстановление составило 75%. Но что будет дальше?

Игра без победителей

Пока что текущая экономическая политика Белого дома способствует фронтальному росту издержек бизнеса, укорачивает горизонт планирования, провоцирует экономическую неопределенность, что отражается в снижении инвестиционной активности и потребительского доверия (приводит к среднесрочному падению спроса и росту сберегательной активности — как ответ на политический и экономический хаос).

Эксперименты Трампа могут сделать американский бизнес менее маржинальным, чем это было в последние 3–5 лет. С другой стороны, хаотизация пространства сделает экономические перспективы в США неопределенными и неустойчивыми, что отражается в уходе от риска.

В целом консенсус экономистов в отношении политики Трампа сформулировал великий макроэкономист Оливье Бланшар: