Все начинается с имитации борьбы с беспорядком. Хаос — это состояние, требующее вмешательства железной руки сильного человека. Хаосу противостоит идея порядка. Хаос — это технология, позволяющая этому сильному человеку взять и укрепить свою власть, применяя ту самую железную руку в ежовой рукавице.

Хаос создают «враги» — внешние и внутренние. С ними надлежит бороться, а борьбу сильного человека поддерживать, причем не только пассивно, но и активно, для чего существует, например, институт доносов. Как писал известный литературовед Аркадий Белинков, разбирая случай СССР: «…для того, чтобы осудить не только того, кого поймали, но и тех, которых пока не поймали, нужно, чтобы ловила не одна полиция, а все общество. И общество в России всегда охотно, готовно и стремительно шло навстречу».

В хаосе виноваты многочисленные группы — цыгане и представители ЛГБТ**, мигранты и «иноагенты», нежелательные организации и носители деструктивной идеологии, евреи и умалишенные (последнее — в случае немецкого режима 1930–1940-х годов).

Ему не нужны свободы, потому что и так все хорошо. Какая чистота на улицах белорусских городов!

Угроза — в много- и разномыслии. Идеология должна быть одна. Она должна быть максимально простой: именно наш народ велик, именно у него самые лучшие традиционные ценности, к которым надо вернуться и которые следует возродить.

На основе этих «старых» ценностей формируется «новый» человек. У человека есть миссия. И она — мессианская. Нужно нести свет другим народам и насильно приносить его и неразумным согражданам. Если сограждане не сдаются — они лишаются прав. Как, например, «иноагенты» в 2020-е в России.

Хаос — это когда тебя атакуют, пусть и воображаемые сущности, и даже если нет никаких признаков атаки. Железная рука действует превентивно — мы ликвидируем угрозу возможных будущих нападений. У нас нет границ, потому что множество наших людей живет за формальными пределами страны. Нужно защитить их и воссоединиться с ними. Отсюда внешняя «оборонительная» экспансия. Только защитив себя методом нападения, можно победить хаос и установить порядок на сопредельных территориях, соорудив пояс безопасности. А поскольку опасность не исчезает, и ощущение ее искусственно поддерживается, пояс должен постоянно расширяться. К тому же нации нужно жизненное пространство, его не хватает, без него — живется тесно.

Если хаоса нет, его формируют, для чего существует множество технологий, и медийных (радио в 1930-е, телевидение, соцсети сейчас), и создающих собственно события (например, фальшивая провокация на финско-советской границе в 1939-м). В ситуации коммуникативного хаоса чем безумнее «новость», тем больше шансов, что в нее поверят (поедание домашних животных мигрантами, например).

Составление «протоколов» (в том числе «сионских мудрецов») — старая традиция. У классика консервативной мысли Жозефа де Местра (1753–1821), четырнадцать лет проработавшего сардинским посланником в России, был свой список, который венчали — вполне в духе готовящегося в сегодняшней России закона о «запрете всего» — те, кто стремится ниспровергнуть установленный порядок. Протестанты, янсенисты, деисты, атеисты, масоны, евреи, ученые, демократы, якобинцы, либералы, утилитаристы, антиклерикалисты, эгалитаристы, журналисты, интеллектуалы, все те, кто верит в свободу личности, реформаторы, полагающиеся на индивидуальный разум. Как писал Исайя Берлин: «Приведенный перечень с тех пор неоднократно повторяли. Де Местр впервые составил точный список врагов мощного антиреволюционного движения, кульминацией которого стал фашизм».

Война — еще одна технология подавления воображаемого хаоса. Чтобы она была воспринята как настоящая, надо приложить серьезные усилия. Эрих Фромм в «Анатомии человеческой деструктивности» показывал схему возбуждения военного энтузиазма и групповой оборонительной агрессии: «Гитлеру… пришлось инсценировать нападение на радиостанцию в Силезии, которое якобы совершили поляки, а на самом деле это были переодетые нацисты — тем самым создавалась видимость угрозы (курсив мой. — А. К.) и у населения стимулировалось чувство опасности (курсив мой. — А. К.)».

Пропаганда бьет в одну точку, отмечал Фромм: «Основная масса населения находилась под мощным идеологическим воздействием правительства и прессы: перед самой войной и после ее объявления пропаганда настойчиво твердила, что Германии грозит опасность нападения извне. Таким образом в народе формировался инстинкт оборонительной агрессии».

И далее — о переводе стрелок недовольства: «В период войны каждое правительство использует «подводные» течения и скрытое недовольство народа в своих интересах. Власти сознательно направляют все бунтарские настроения в русло достижения своих военных целей; при этом они автоматически избавляются от опасности внутреннего взрыва, ибо в условиях войны создается атмосфера строжайшей дисциплины и беспрекословного подчинения лидерам, которых пропаганда превозносит как самоотверженных государственных мужей, спасающих свой народ от уничтожения».

Жесткой властью хаос иной раз распространяется вовне. Внутри же страны, считающей себя ущемленной империей, в этой логике возникают социальный мир и «порядок». Точнее, иллюзия порядка, потому что, во-первых, удерживаясь на пропаганде, насилии и страхе, он хрупок — гайки могут сорваться, и, во-вторых, беспорядок, будучи экспортированным, возвращается назад, к своим истокам, хаос работает в режиме бумеранга. В этом мире все взаимозависимо.

На выходе — подавление хаоса, единство, единообразие и единомыслие, избавление от разнообразия и плюрализма, ослабляющих страну перед лицом разнообразных угроз «суверенитету и безопасности». Среда, которая несет угрозы гражданам страны — от падающих с неба предметов «серебристого металла» до арестов за неосторожное высказывание, — объявляется безопасной. Цель достигнута — обыватель ведет себя тихо, всячески демонстрирует подчинение новым правилам, и иной раз — когда от него требуют подать голос — превращается из пассивного конформиста в активного. И убеждает себя в том, что так и надо.

Спасение нации — в «единстве». Единстве подчинения. Виктор Клемперер, остававшийся в фашистской Германии до самого конца и выживший, написал знаменитую книгу о языке Третьего рейха (Lingua Tertii Imperii, LTI): «Самым характерным, возможно, и самым ранним детищем его (языка Третьего рейха. — А. К.) было слово gleichschalten, «подключиться». Так и слышишь щелчок кнопки, приводящей людей… в движение, единообразное и автоматическое». Другой выживший — Карл Ясперс в знаменитом послевоенном курсе лекций о виновности немцев объяснял саму готовность подключаться: «…многие люди не хотят по-настоящему думать. Они ищут только лозунгов и повиновения. Они не спрашивают, а если отвечают, то разве что повторением заученных фраз. Они умеют только повиноваться, не проверять, не понимать, и поэтому их нельзя убедить».

Известный философ Нелли Мотрошилова, опубликовавшая этот фрагмент, сделала сноску к гляйхшальтунгу: «…духовное нивелирование, конформизм по отношению к господствующей политике и идеологии, подчинение ей. Философским прототипом — чего, увы, не распознал Хайдеггер — был его знаменитый экзистенциал «das Man». То есть — «уравнивание всех бытийных возможностей», усредненность, одинаковость, единство — все это свойства толпы, самого страшного оружия диктаторов. А уже к «das Man» примыкает понятие из философии Арендт: «der Mob». Это не просто толпа. Это придонные люди, дно человеческое, которое иногда путают с народом. Это те, кто следует (fuhren) вслед за «сильным человеком».

Хаос преодолен, поддержка обеспечена, власть, основанная на ограничении прав и насилии, на милитаризации сознания и героизации смерти за родину и порядок, становится привычной, банальной, рутинной. Можно двигаться дальше.

* Признан Минюстом «иноагентом».

** Движение признано экстремистским и запрещено в России.