Сто друзей вместо ста дипломов

Зачем нужно вообще поступать именно в элитный вуз (а в РФ элитные вузы — это, по умолчанию, столичные вузы) объяснял гарвардский экономист Радж Чети («Social capital I: measurement and associations with economic mobility», и «Social capital II: determinants of economic connectedness». Nature, August 2022 г.).

В своих исследованиях Чети доказывал, что единственный статистически достоверный шанс подняться по социальной лестнице в Штатах — это поступить в топовый университет. Даже не очень важно, чему и как там учиться, — шанс в жизни даст не столько диплом, сколько знакомство и дружба с представителями из высшего класса. Университетские кампусы — это, в общем, единственное место в Штатах, где «богатые» могут почти на равных тусить с «бедными» — со всеми вытекающими из этой тусовки последствиями. И даже если диплом колледжа не даст тебе карьеры — ты все равно будешь жить лучше, чем твои сверстники на таких же позициях, как у тебя, — за счет того, что богатые друзья помогут тебе устроиться на лучшее место работы.

Чтобы прийти к такому выводу, Чети и его соавторы проанализировали более 20 миллиардов «дружеских пар». Для этого они изучили данные более чем 70 млн пользователей соцсетей, проживающих в США, в возрасте от 25 до 44 лет, имеющих хотя бы 100 друзей, — это около 80% всего населения страны в данной возрастной группе.

Исследователи рассчитали социально-экономический статус для каждого участника выборки и сопоставили с аналогичными статусами его друзей. Понятно, что в большей степени «бедные дружат с бедными, богатые — с богатыми». Среди друзей 10% самых богатых треть принадлежит к тому же социальному слою, что и они сами, а еще пятая часть — лишь немного уступает им по доходам. Шанс для бедного попасть в приятели к богатому составляет 1,6%.

Соответственно,

Но что произойдет, если у бедного появятся обеспеченные друзья? Он почти автоматом окажется в более высокой доходной группе. Причем подъем будет быстрым. Увеличение доли «более состоятельных» друзей в вашем окружении с 25% до 50% поднимет вас по лестнице доходов на 8,2 процентных пункта — т.е. перетащит вас в другую социальную группу. Почему? Если коротко — в окружении обеспеченных друзей вам с большей вероятностью предложат лучшую работу — для начала. А там одно начнет цепляться за другое…

Говоря научным языком, «экономическая связанность», определяемая как доля друзей с высоким социально-экономическим статусом у людей с низким социально-экономическим статусом, — один из самых сильных предикторов восходящей экономической мобильности (то есть шансов подняться вверх по уровню доходов).

А говоря по-человечески: наличие богатых друзей — главный шанс для тебя стать богатым самому. А других шансов, в общем, нет. Вернее, статистически они незначимы.

Богатые помогают богатым, а бедные бедным — нет

Но почему так критична помощь именно «богатых друзей»? На этот вопрос отвечает социолог Анастасия Каравай (НИУ ВШЭ) в статье «Социальный капитал российского общества в условиях внешних шоков разной природы» («Вопросы теоретической экономики» № 4, 2022), где приводятся данные о желании россиян получать поддержку других людей и о реальных возможностях получения такой поддержки.

С желаниями все понятно. Данные свидетельствуют, что практически все наши сограждане рассчитывают на получение (97%) или готовы оказать (94%) тот или иной вид помощи. При этом к наиболее распространенным ее видам относятся те, которые помогают решить повседневные текущие проблемы с бытом или финансами — хозяйственно-бытовая помощь, возможность занять денег «до получки» или разово подзаработать.

Все, что открывает новые жизненные возможности для них или их детей — новая хорошая работа, карьерный рост, обучение в престижной школе или вузе и т.п., — доступно гораздо меньшему числу наших сограждан, а тех, кто способен предоставить такие возможности, относительно немного.

В сети обмена включены практически все россияне, однако рассчитывающих получить помощь в среднем больше, чем готовых ее предоставить. Исключение составляет не требующая дополнительных ресурсов хозяйственно-бытовая помощь: готовых оказать ее больше, чем тех, кто рассчитывает ее получить.

Сложилась интересная ситуация:

Правда, деликатно пишет автор статьи, «не умаляя роли для формирования и поддержания межличностных связей в обществе хозяйственно-бытовых форм помощи, сосредоточимся на более значимых для жизни, равно как и дефицитных формах поддержки. Тех, кто готов предоставить их, т.е. играющих в социальных сетях роль доноров, в 1,5 раза меньше, чем тех, кто рассчитывает такую помощь получить, т.е. реципиентов».

То есть люди в принципе готовы помогать друг другу «по мелочи», но как только речь идет о чем-то более серьезном, чем «хозяйственно-бытовая помощь», на поддержку можно не рассчитывать?

Не совсем так. Реально помогать друг другу делом и деньгами готовы только богатые россияне: «…прослеживается практически линейная взаимосвязь между степенью включенности индивидов в социальные сети и уровнем их среднедушевых доходов. Только у 13% не включенных в обмен значимыми ресурсами россиян среднедушевые доходы превышают 1,25 медианы доходного распределения в населенных пунктах соответствующего типа. Среди «чистых реципиентов» таковых 24%, среди низкоресурсных доноров — 34, среднересурсных доноров — 46, высокоресурсных доноров — 54% (при 29% по массиву в целом).

Как следствие, доступ к ресурсообмену <…> чаще получают представители высокодоходных слоев, и они же обретают от них максимальную пользу».

Иными словами, социальные сети способствуют углублению материальных и нематериальных неравенств, и, возможно, по этой причине россияне в среднем невысоко оценивают уровень взаимовыручки в обществе, поскольку реальные возможности доступных им сетей не оправдывают их ожиданий, объясняет автор статьи (под «социальными сетями человека» в данном случае имеется в виду не страницы во «ВКонтакте» или в «Одноклассниках», а реальные круги знакомых, к которым человек обращается за помощью).

Труднопреодолимый барьер

А насколько велики шансы человека «из народа» попасть в топовые вузы?

Эти шансы невелики, отвечают сотрудники «Института образования» НИУ ВШЭ Сергей Малиновский и Екатерина Шибанова в исследовании «Барьеры доступности высшего образования и социальные факторы — дифференциации образовательных траекторий» («Мониторинг экономики образования № 8 (50), 2023).

Россия в постсоветские годы значительно расширила прием в вузы, но экспансия высшего образования прекратилась, и усиливаются проблемы образовательного неравенства — к такому выводу приходят авторы исследования.

Вот несколько выводов.

• Обеспеченные студенты считают поступление в университет естественным, в то время как половина выпускников основной школы не переходят в старшую школу. Доля последних увеличивалась за последнее десятилетие. Они предпочитают профессиональное обучение или выходят на рынок труда.
• При сравнительно высоком уровне обеспеченности местами в вузах фактическая доступность для менее образованных и обеспеченных семей ограничена. Выпадение из академического трека детей из бедных семей обеспечивает богатым доступ к высшему образованию с меньшей конкуренцией. При этом семьи, которые могли бы платить за высшее образование, напротив, чаще получают доступ к бесплатному высшему образованию.
• Обеспеченные студенты чаще претендуют на ведущие университеты и выбирают востребованные, высокооплачиваемые специальности в экономике и управлении. Чем выше материальный уровень и образование родителей и чем крупнее город, тем чаще дети планируют окончание магистратуры или аспирантуры. Более половины магистров в России относятся к семьям с высоким социально-экономическим статусом, которые воспринимают степень магистра как социальную норму и выгодную инвестицию в долгосрочной перспективе.
• Более половины магистров учатся на государственные средства. Однако бюджетное обеспечение мест в вузах первой ступени (бакалавриат, специалитет) покрывает около 13% молодежи (17–25 лет), что не соответствует завышенным массовым ожиданиям.
• Чем дальше, тем больше будет расти разрыв между емкостью системы высшего образования и запросами населения: по демографическому прогнозу численность молодежи в данной когорте вырастет на треть к 2034 году.
• Даже когда мест в вузах много, семьи с высоким социально-экономическим статусом укрепляют свое положение через доступ к качественному образованию. Это явление известно как «эффективно поддерживаемое неравенство».
• Обеспеченные студенты выбирают элитные университеты, тогда как менее обеспеченные предпочитают прикладные вузы или колледжи, что ведет к менее престижным образовательным траекториям…
• Увеличение количества мест в вузах не привело к уравниванию возможностей получить качественное высшее образование. Обучение в ведущих вузах и получение престижных профессий малодоступно для менее обеспеченных и образованных семей, жителей сельской местности и малых городов.
• Социальная дифференциация доступности высшего образования разного качества со временем усиливается и подкрепляется вертикальной стратификацией вузовского ландшафта.
• Малоимущие студенты часто выбирают менее престижные вузы или менее выгодные траектории и, таким образом, постепенно выталкиваются из высшего образования.

Высокое качество высшего образования становится социально обусловленной привилегией, делают вывод исследователи НИУ ВШЭ.

Хитрость ЕГЭ

Но ведь есть же ЕГЭ? Или он тоже работает как-то не так?

ЕГЭ работает, но это более хитрый механизм, чем кажется на первый взгляд, объясняет экономист Татьяна Хавинсон (НИУ ВШЭ) и ее соавторы в исследовании «Поднимая ставки: роль академических тестов в образовательных переходах после 9-го и 11-го класса школы».

Исследователи рассмотрели прямые и непрямые эффекты социально-экономического положения (СЭП) семьи — т.е. сферы проявления неравенства — на т.н. «образовательные переходы» («средняя школа» — «старшая школа» — «ВУЗ»).

Прямые эффекты выражаются в том, как социальное происхождение ученика определяет его решение относительно образования при возникновении ситуации выбора (с учетом успеваемости). Выше статус семьи — выше статус вуза.

Непрямые эффекты — это то, как статус семьи влияет на успеваемость учащегося, а через нее — на образовательную траекторию. Выше статус — лучше оценки в школе — лучше вуз. Эти эффекты включают и действие экзаменов.

Резюме: независимо от успеваемости, прямое влияние семьи всегда больше.

И выбор образовательной траектории больше объясняется прямым воздействием СЭП семьи учащегося, чем оценками в школе.

И какие бы измерения достижений ни использовались, прямые семейные эффекты отвечают за большую часть неравенства при каждом образовательном переходе.

Если общий семейный эффект на выбор образовательного трека взять за 100%, то не более 45% из них объясняются успеваемостью при переходах в старшие классы и в вуз и не более 30% — при выборе университетов.

Как это работает?

Единый государственный экзамен (ЕГЭ) — «экзамен с особо высокими ставками». В ходе него решается, поступит ли абитуриент в вуз вообще и в какой именно вуз он поступит.

Социологи полагают, что подобные тесты могут усиливать неравенство.

Каким образом?

Ученые выделяют два сценария:

• Сценарий 1. Изначально различия в успеваемости учащихся с разным СЭП существенны. В таком случае тесты с высокими ставками подтверждают и фиксируют неравенство при отборе претендентов на следующий уровень.
• Сценарий 2. Тесты с высокими ставками увеличивают неравенство, поскольку учащиеся с высоким СЭП начинают аккумулировать все свои ресурсы на подготовку к ним.

В результатах «высокоставочных» тестов проявляются как способности самого ученика, так и усилия его семьи, которая вкладывается в подготовку. Родители с высоким СЭП могут инвестировать больше, понимая, что обеспечат лучшее будущее детям.

Поскольку у богатых семей больше возможностей вложить средства в учебу и подготовку детей к успешной сдаче ЕГЭ, в итоге такие дети чаще учатся не просто в вузах, но в селективных вузах, отбирающих лучшую молодежь.

В России действуют оба сценария, в рамках которых система ЕГЭ обеспечивает преимущество высокостатусным семьям в доступе не просто к высшему, а именно к элитарному образованию.

При контроле различных аспектов академических способностей учащихся экзамены с высокими ставками составляют большую долю от непрямых эффектов. Это служит свидетельством целенаправленных инвестиций семей в подготовку к тестам с высокими ставками.

Экзамены фиксируют неравенство, а не генерируют его.

Ключевой вывод исследования таков:

Другими словами, система ЕГЭ в существующем виде в РФ действительно дает и богатым, и бедным шанс на «высшее образование вообще», но уменьшает шансы бедных на доступ в те «отборные» вузы, где учатся дети из богатых и статусных семей. И это не ошибка системы. Она так задумана.

Собственно, на этом можно было бы закончить, но… к сожалению, в сознательном желании ограничить людей в возможностях подъема наверх (да, будем называть вещи своими именами) российские начальники не одиноки.

Троянский конь высшего образования

Выдающийся исследователь проблем образования и рынка труда профессор Парижской экономической школы Люк Беагель в своей новой книге, посвященной вопросам социального неравенства в системе образования (Économie de l'éducation, 2024), отмечает, что в дальнейшем такое неравенство лишь усилится, так как рынку сейчас нужно очень небольшое количество очень квалифицированных сотрудников и море низкоквалифицированных, соответственно, потребность в высшем образовании в целом снизится, так как ценностью будет обладать только топовое образование, которое даст пропуск к привилегированным предложениям на рынке труда.

Другой исследователь, Петр Турчин, профессор университета Коннектикута, в своей книге «Конец времен. Элиты, контрэлиты и путь политического распада» (2024) пишет о том, что главная угроза для элит — это «контрэлиты», которые создают университеты.

Что такое контрэлита? Это люди с претензиями на то, чтобы элитой стать. И система высшего образования создает таких людей в достаточных количествах, чтобы служить источником постоянного социального напряжения.

Впрочем, о роли высшего образования в формировании протестных движений писал еще Томас Гоббс: «Ядром этого и других восстаний были университеты… Университеты для этой нации были тем же, чем деревянный конь был для троянцев».

Производя контрэлиты, университеты тем самым становятся одним из главных источников социальной динамики в обществе. Благодаря университетам правящий класс постоянно никогда не чувствует себя в полной безопасности.

Ну а что, если цель элиты состоит в том, чтобы зафиксировать общество в его состоянии как можно дольше? Тогда лучше всего вообще закрыть университеты. «Уж коли зло пресечь — собрать бы книги все, да сжечь», поучал окружающих молодой полковник Скалозуб, персонаж великой пьесы «Горе от ума».

Или, как объяснял королю Людовику кардинал Ришелье, «нужные государству солдаты воспитываются в грубостях невежества, а не в изяществах науки».