Видели ли вы когда-нибудь, как невиновный человек выходит из судебного «аквариума» после вынесения приговора? Со мной такое случалось, наверное, всего два-три раза за всю мою долгую работу судебным репортером в российских судах. Это какое-то ни с чем не сравнимое чувство удивления, счастья и в то же время досады, потому что, как правило, этот человек, получивший наказание, не связанное с лишением свободы или внезапно оправданный судом, до этого приговора сидел под стражей год, а то и более того.

Вот так вот и в четверг 12 марта произошло во 2-ом Западном окружном военном суде, где судья Роман Владимиров приговорил журналистку Надежду Кеворкову, обвинявшуюся в «оправдании терроризма» за два поста в телеграм-канале, к 600 тысячам рублям штрафа.

Кажется, в зале плакали от счастья все. В том числе, и ее 88-летняя мама Людмила Михайловна, и дочка Софья, которая все эти десять месяцев взяла на себя основной груз заботы о своей 66-летней маме, неожиданно оказавшейся в тюрьме, и за престарелыми бабушкой и дедушкой.

Надежда Кеворкова, стройная, в черных брюках и бордовой кофте, вышла из «аквариума», когда сотрудник конвоя отстегнул наручник.

И Надежда встала рядом со своими адвокатами, обнялась с ними, как это нам обычно показывают в американских судебных фильмах, когда благодаря сильным адвокатам и независимому суду невиновные выходят на свободу.

Родственники, друзья и журналисты, улыбаясь, быстро покинули зал, вышли на улицу, чтобы там подождать саму Надежду. Адвокаты объяснили, что она должна подписать какие-то документы и выйдет из здания суда через ворота, откуда обычно выезжают автозаки с обвиняемыми и осужденными.

Я нарушила обычную хронологию истории, потому что вчера уже всем был известен приговор и «Новая» сообщила об этом непосредственно из зала суда.

Все пять часов, пока длилось заседание — были пять часов мучительной неизвестности.

Дочь Надежды Кеворковой Софья говорила мне, что все-таки надеется, надеялась она на «чудо» и после того, как госообвинитель Майоров попросил для ее мамы шесть лет колонии.

Этот день начался с допроса главного свидетеля обвинения — Максима Брицына, подполковника МВД, оперуполномоченного Центра «Э». Темноволосый бородатый мужчина среднего возраста, в котором, встреть вы его на улице, вряд ли бы заподозрили «сотрудника», был тем самым человеком, который 17 марта 2023 года, в рамках «наблюдения» изучая сеть Интернет, нашел телеграм-канал Кеворковой и обнаружил в нем крамольные посты, которые, по его мнению, «подпадали под определение распространения экстремистской и террористической деятельности». Он сообщил суду, что была получена «информация», что в телеграм-канале Кеворковой можно было что-то подобное найти. Отвечая на вопрос прокурора, оперативник рассказал, что в отношении Кеворковой было «представление, потому что в ее публикациях и в публикациях о ее личности было…»

Оперативник не захотел раскрыть детали «наблюдения». Ситуация накалилась, когда адвокат Ахильгов спросил оперативника о втором посте, вменяемом Кеворковой, — перепечатке текста Орхана Джемаля 2010-го года. Защитник пытался узнать, знал ли Брицын, что этот текст ранее где-то публиковался, искал ли он его в сети.

— Я не буду отвечать, — резко ответил оперативник.

«Этот текст висит уже пятнадцать лет, и вдруг, как только его перепечатала моя подзащитная, он стал интересен органам», — не успокаивается адвокат.

«Ну давайте, напишите заявление на этот текст, мы примем заявление и рассмотрим», — практически смеется над адвокатом оперативник. Судья Владимиров прерывает их перепалку и отпускает свидетеля.

Защита Кеворковой просит допросить специалиста Елену Новожилову, которая составила заключение на судебно-лингвистическую экспертизу постов Кеворковой. Лингвист Новожилова отметила в своем заключении, что в судебно-лингвистической экспертизе, заказанной следствием и положенной в основу обвинения, нарушены методики, принятые судебными лингвистами. Выводы заключений двух экспертиз не являются научно, методически и логически обоснованными, часть выводов основана на предположении, чтобы рассуждения выглядели связными без соблюдения нужной методики. Эксперт-лингвист делает множественные логические ошибки; подмените тезисы, например, «участники движения «Талибан»* вместо «мусульман», «талибы» вместо пленных, образ человека как его «деятельность». Судья приобщил ее заключение к делу, но отказался допросить Новожилову, хотя она находилась около зала заседаний. Судья явно торопится закончить процесс. Становилось понятно, что он хочет именно на второй день слушаний вынести приговор.

После небольшого перерыва процесс переносят в большой зал, и начинаются прения сторон. Прокурор кратко повторяет обвинительное заключение, просит суд назначить Кеворковой штраф в 500 тысяч рублей за пост о талибах, а за перепечатку текста Орхана Джемаля — шесть лет колонии (!) То есть фактически гособвинитель предлагал посадить Надежду Кеворкову на ШЕСТЬ лет за текст ее друга, погибшего семь лет назад в Центрально-Африканской Республике журналиста Орхана Джемаля. Формально по закону обвинение может просить осудить фигуранта дела за перепост, а не за текст, написанный именно им.

Размещая этот пост, она ориентировалась на вполне рабочие отношения между представителями организации «Талибан», хоть и запрещенной в нашей стране, и высокопоставленными лицами Российской Федерации. Объясняя, почему она перепечатала текст Орхана Джемаля, она подробно объяснила суду, как переживала трагическую смерть близкого друга, и перепечатывала десятки его текстов в память о нем.

После Надежды Кеворковой слово берет защита. Адвокат Калой Ахильгов объясняет судье, что «криминальные» посты Надежды не представляли и не представляют опасности для общества. В посте Кеворковой нет оправдания каких-то террористических действий талибов. Оценивая ответственность за перепечатку текста Орхана Джемаля, защитник Ахильгов отмечает, что с точки зрения Верховного суда России ответственность бывает и за репост. Но такая позиция высшего органа судебной власти «как минимум лишает возможности защищаться», — уверяет адвокат и настаивает: «Даже теоретически у Кеворковой не было возможности написать «явку с повинной» за давно опубликованный пост. Таким образом, получается, — рассуждает защитник, — что любой присутствующий может быть привлечен задним числом за любой текст:

«Вдруг через год, два или пять такой же оперативник Брицын найдет этот текст… Говорит ли это о том, что человек совершил преступление? Я считаю, что это говорит о том, что сотрудники спецслужб не выполнили работу надлежащим образом».

По поводу общественной опасности второго эпизода, за который гособвинитель попросил для Кеворковой шесть лет колонии, Ахильгов спрашивает судью: «Как вообще можно было заранее понять, что упоминание фигурантов дела о нападении на Нальчик оправдывает терроризм?» Ведь те, о ком пишет Орхан Джемаль, не были признаны террористами, они погибли задолго до суда по этому делу.

Заканчивая свою очень яркую речь, Калой Ахильгов просит оправдать Кеворкову за репост текста Орхана Джемаля и не назначать ей лишение свободы за пост про Талибан.

Второй адвокат Полина Александрова — это ее первое выступление в судебном процессе — также просит суд учесть, что текст Орхана Джемаля не нес значимой общественной опасности. В том числе, и потому, что он очень большой, неудобный для чтения современного пользователя, который привык к коротким заметкам или видео. Кроме того, Кеворкова никак не комментировала этот текст и никаким образом не выражала своего отношения к действиям людей, о которых пишет Орхан Джемаль.

Защитница напоминает суду, что в ходе процесса от свидетелей стало известно, в каком тяжелом психологическом состоянии находилась подсудимая после гибели своего друга Орхана Джемаля.

Полина Александрова говорит долго и, что называется, «от сердца», она хочет убедить судью, что Надежде Кеворковой — не место в колонии.

Судья Роман Владимиров объявляет часовой перерыв. Потом в зал возвращаются все.

И думаю, мало кто ожидал, что приговор окажется штрафом.

После его оглашения раздались крики «Браво!» Почти все плакали…

Потом долго ждали, как Надежда выйдет и ответит на вопросы журналистов. А она говорила не о себе. Она сказала, что самое главное в тюрьме — это даже не передачи, не книги. Самое главное — письма… Письма с воли.

* Организация, признанная властями РФ террористической и запрещена на территории страны,