Формула мира Зеленского, мирные инициативы Путина, коммюнике саммита в Швейцарии, а еще двухлетней давности стамбульские протоколы… Вот сколько всего мы увидели лишь за несколько последних дней.

Что хорошо? Что люди не только воюют, но и ищут пути к миру. Обмениваясь формулами этого будущего мира. Оказалось, что к нему они даже были близки еще два с лишним года назад — во всяком случае, гораздо ближе, чем теперь. Тогда договориться о статусе государственного языка, на котором говорит половина страны, а вторая половина прекрасно его понимает, и согласовать, не побоюсь этого слова, сервитут было куда реальнее, чем теперь требовать друг от друга отдать «все» и как можно скорее. Но

Говорят, что всякая *** заканчивается миром. Красивая фраза — но ложная. Спросите у Израиля и арабов. Жалко, не сможем спросить у очевидцев Столетней войны — ведь целые поколения родились, прожили и умерли, так и не увидев мира и думая, что война теперь — навсегда.

Вот и сейчас кажется, что то, что происходит между Россией и Украиной, — это очень надолго. (Можно называть это конфликтом, СВО или запрещенным словом.) Потому что невозможно представить, как будут решаться самые очевидные вопросы.

Вы же помните требования Украины, сформулированные ее президентом, — вернуться к границам 1991 года. Рассуждать даже гипотетически на территориальные темы, оставаясь при этом в России, опасно для здоровья, но я все-таки аккуратно сформулирую. Допустим, Россия по каким-то причинам на это согласилась бы. Представить эти причины в данный момент абсолютно невозможно. Но чего только в жизни не бывает. Если, допустим, президент, парламент и народ так вдруг решат. И что тогда начнет происходить на территории Крыма?

Вспомните, что после «возвращения в родную гавань» на полуострове практически не было протестов и волнений, если не считать крымско-татарского населения. Крым был автономией в составе Украины — и не на пустом месте. Пророссийские настроения там были сильны всегда и не думаю, что стали с тех пор меньше. Как поступит Украина с несколькими миллионами граждан, которые к ней «вернутся»? Как возвращать прежнюю власть? Как она будет вообще работать? Записывать ли в коллаборанты сотни тысяч нелояльных? Кто постарше, те помнят в советских анкетах пункты про родственников в плену и на оккупированных территориях. Даже оказавшийся в детском возрасте «под немцами» человек вынужден был всю жизнь потом оправдываться и лишался многих карьерных перспектив.

Примерно такая же история с «новыми территориями». Те, кто поддерживает Украину, в основном постарались покинуть эти места. Многие из тех, кто остался, поддерживают Россию — или, по крайней мере, согласны стать россиянами. Восток Украины, как и Крым, пророссийскими настроениями был силен, а за тридцать лет раздельной жизни далеко не все приняли этот факт и не чувствуют, что мы живем в разных странах, а не все еще в одной, общей. По крайней мере, до начала боевых действий так и было — личный опыт общения с украинцами об этом мне говорит определенно. И вот что делать Украине со всеми теми, кто сейчас находится на территориях, которые контролирует Россия и которые даже записаны в ее Конституции как российские регионы — правда, непонятно, с какими границами?

И границы эти фактически обозначил в своём, говорим прямо, ультиматуме президент Путин. Он требует от Украины покинуть целиком Запорожскую и Херсонскую области, хотя из Херсона в результате «непростых решений» российская армия отошла сама, а Запорожье никогда и не контролировала. Представим, что Украина соглашается отступить и удовлетворить все требования, — это сложно представить, но допустим…

Что получится? Миллионы беженцев, которые выберут жизнь в Украине? Или большое количество нелояльных — или, как их называют, «ждунов»? Что Россия будет с ними всеми делать? Никто не только не дает ответов на эти вопросы, но, кажется, даже не задает их? И это мы еще не касаемся санкций, сотен миллиардов компенсаций, которые требует от России не только Украина, но «Большая семерка» — кстати, ее требования тоже можно считать еще одной версией «мирного плана».

Конечно, можно считать, что стороны заведомо выдвигают почти невыполнимые условия, чтобы потом «требуя невозможного, получать искомое» — то есть сойтись на каком-то компромиссе, уступив по наименее важным пунктам. Но какие тут пункты не важны? Про государственный язык и нейтральный статус — это, видимо, уже пройденный этап. Сейчас компромиссом будут территории — каждую из которых стороны считают своей. Одни «еще», другие «уже».

При такой постановке вопроса удовлетворить свои желания можно лишь одним способом — одержав военную победу. Тогда проигравший соглашается на условия победителя и надеется хоть на какие-то послабления. Но… боевые действия идут 845 дней, и вы сами можете все оценить, посмотрев на карту. Поэтому и создается впечатление, что, если не будет найдено мирное решение, военные действия могут продолжаться годами.

Хорошо, что о мире начали говорить громко и со всех сторон. Но стороны непримиримы, саммит 90 стран приводит к документу, в котором нет никаких существенных пунктов, а один из участников конфликта в саммите вообще не участвует. Вот поэтому разговоры о мирных переговорах вызывают у меня такое уныние.