Даже при определении числа жертв Освенцима, где велся частичный учет узников, называются разные цифры:

• 4 миллиона (Нюрнбергский процесс над главными военными преступниками, 1946 год);
• 2‒3 миллиона (по данным лагерных эсэсовцев П. Броада и Ф. Энтресса);
• 3,8 млн (данные чехословацких ученых О. Крауса и Э. Кульки);
• 1,1‒1,5 млн (Ф. Пипер, Польша);
• 1,4‒1,5 млн (Г. Уэллерс, США; И. Бауэр, Израиль).

Сравнение численности евреев в странах Европы до и после войны, проведенное в 1949 году Всемирным еврейским конгрессом, привело к выводу, что число погибших в Катастрофе составляет 6 миллионов человек. Эта цифра закреплена в приговорах Нюрнбергского процесса над главными военными преступниками и признана большинством участников Международного совещания ученых по вопросам статистики Катастрофы (Париж, 1987), где были названы цифры от 4,2 млн до 6 млн.

Лев Поляков, знаменитый французский историк российского происхождения, известный своими исследованиями Холокоста, приводит германские данные времен Второй мировой войны, на основании которых, с учетом демографических последствий расовой политики нацистов (падение рождаемости преследуемых евреев и уничтожение детей), оценивает общие потери еврейского народа примерно в 8 млн человек. Немецкий ученый Р. Руммель в 1992 году опубликовал демографическое исследование, в котором оценил число погибших евреев от 4 млн 204 тысяч до 7 млн, считая наиболее вероятным число в 5 млн 563 тысячи.

Им, в частности, запретили покупать нижнее белье, обувь и одежду даже для детей.

«Вскрой гнойный нарыв. И увидишь — жида»

Когда 221-я дивизия утром 27 июня 1941 года занимала Белосток, 500 солдат 309-го батальона полиции принялись наугад палить по окнам, потом согнали сотни мужчин-евреев в синагогу и подпалили ее. Огонь распространился на другие здания, выгорела значительная часть городского центра. Командир дивизии генерал Иоганн Пфлюгбайль сильно разозлился, поскольку командир полицейского батальона напился и не смог отрапортовать как положено. Впоследствии генерал попытался выставить в лучшем свете причины резни двух тысяч евреев и произвел награждение некоторых полицейских.

«Старые партии учили молодых болтовне, — сказал Гитлер в июле 1922 года. — Мы предпочитаем учить их развивать физическую силу. Ибо говорю вам: если юноша не может найти свою дорогу туда, где в последней надежде наиболее верно решается судьба его народа, если он занимается философией в такое время, как наше, погружается в книги или сидит дома у камина, он — не немецкий юноша! Я призываю вас: вступайте в штурмовые отряды!»

Будущий фюрер искренне верил, что евреи — угроза для германской нации. «Существуют ли виды мерзости или распутства, особенно в культурной жизни, без того, чтобы к ним не был причастен хотя бы один еврей? — писал он в «Майн Кампф». — Если аккуратно вскрыть такой нарыв, вы найдете, словно червя в гниющем трупе, ослепленного внезапным светом, — жида!»

В мае 1928 года на всеобщих выборах НСДАП набрала всего 2,6% голосов избирателей. Для нацистов это была катастрофа. Но уже через пять лет Адольф Гитлер станет канцлером Германии и лидером крупнейшей политической партии страны (НСДАП), и такая трансформация окажется следствием не его фальшивого заявления о повсеместной озабоченности немцев «еврейским вопросом», а фактора, над которым он уж точно был не властен, — мировой экономической катастрофы.

Экономика Веймарской республики, полностью зависящая от американских кредитов, рухнула вслед за катастрофой на Уолл-стрит в октябре 1929-го. Всего за один год — с сентября 1929-го по сентябрь 1930-го — число безработных в Германии увеличилось с 1 300 000 до 3 000 000 человек.

В общем, на выборах в сентябре 1930 года нацисты получили 6 000 000 голосов и стали второй по численности политической партией в рейхстаге. Это был поразительный результат. В январе 1933-го рейхспрезидент Германии Гинденбург вручил Гитлеру мандат канцлера.

По этому случаю во многих городах проходили торжественные факельные шествия. Одно из них, в Гамбурге, 6 февраля 1933 года наблюдала Луиза Сольмиц. Сама Луиза не была еврейкой, но ее муж был выкрестом. «Первые факелы появились около десяти часов, — записала фрау Сольмиц в дневнике. — За ними потянулись другие, как волны в море, всего около двадцати тысяч коричневорубашечников, их лица в свете пламени сияли энтузиазмом». Луиза Сольмиц запомнила, что штурмовики скандировали: «Смерть евреям!», и распевали «Еврейская кровь будет литься с наших ножей». Рядом с последней записью много лет спустя она сделала пометку: «Кто тогда мог к этому относиться всерьез?»

Сегодня очень важно помнить: в то время никто не мог наверняка утверждать, что Адольф Гитлер продержится в кресле канцлера дольше нескольких месяцев. Многие думали, он не справится с безработицей, а нацисты ничего не в состоянии сделать.

Не было пока и законов, запрещающих евреям вступать в брак или иметь внебрачные отношения с неевреями, но тем не менее уже было много примеров того, как местные нацистские организации всячески унижали смешанные пары. Юрист еврейского происхождения Курт Розенберг в августе 1933 года записал в своем дневнике, как в Куксхафене, в Нижней Саксонии, арийскую девушку провели по городу с табличкой на шее: «Я свинья, потому что встречаюсь с евреем». На стенах домов в немецких городах появились листовки с именами немок, которых заметили в компании с евреями. И повсюду евреям запретили появляться на городских площадях.

Тем не менее, несмотря на все примеры государственно санкционированного и инициированного на местах преследования, важно обратить внимание на то, чего в это время не происходило. Немецких евреев еще массово не отправляли в концлагеря. Поначалу они создавались для политических оппонентов нацистов, а не для евреев.

Согласно нацистской теории, заключение человека в лагерь являлось не актом возмездия, а возможностью измениться. «Мы должны были спасать этих людей, — говорил Герман Геринг, — чтобы вернуть их в немецкое национальное общество. Мы должны были их перевоспитывать».

Между тем политика ограничения прав немецких евреев продолжалась. Но уехать из страны им оказалось непросто. Решившие покинуть Германию должны были преодолеть два серьезных препятствия.

• Во-первых, государство старалось отобрать у них перед отъездом все деньги,
• во-вторых, надо было еще найти страну, которая бы согласилась эмигрантов принять.

Казалось, выходом из этого тупика стало «соглашение Хаавара», подписанное 25 августа 1933 года (через семь месяцев после прихода Гитлера к власти) Сионистской федерацией Германии, Англо-Палестинским банком (APC) и Министерством экономики рейха. Идея заключалась в том, чтобы евреи покупали немецкое оборудование, преимущественно сельскохозяйственного назначения, которое затем надлежало экспортировать в Палестину. После этого отправлявшиеся в эмиграцию могли покинуть Германию — практически без гроша в кармане, а по прибытии в Палестину им должны были возместить стоимость этого оборудования, приобретаемого палестинскими компаниями.

Немецкая сторона выигрывала от этого не только потому, что получала возможность продавать оборудование за границу, но и потому, что в таком случае имела твердую валюту на приобретение всего необходимого для собственной промышленности.

Президент Американского еврейского конгресса Стивен Вайз сделку осудил, так как считал, что соглашение подрывает перспективы международного бойкота немецких товаров и потворствует нацистскому режиму. Тем не менее польза этого соглашения для немецких евреев была столь очевидна, что оно действовало до 1939 года, то есть до начала войны. Воспользоваться этой схемой и эмигрировать в Палестину смогли десятки тысяч немецких евреев.

Нюрнбергские законы

Их принял съезд НСДАП. На следующий день единогласно утвердил рейхстаг.

Вечером 15 сентября 1935 года Гитлер заявил в рейхстаге, что вынужден представить на утверждение новые законопроекты из-за того, что «со всех сторон» поступают громкие жалобы на провокационные действия отдельных представителей «этой нации». Возмущенные немцы имеют право на защиту со стороны государства, а предлагаемые законопроекты — своего рода попытка установить между еврейским и немецким населением «терпимые отношения». Но в случае продолжения «международной еврейской агитации» он, Гитлер, будет вынужден оценить ситуацию по-новому.

«Оценить ситуацию по-новому» был повод.

Немецкие торговые суда тогда ходили под двумя государственными флагами, что стало поводом для инцидента в июле 1935 года в Нью-Йорке. Группа протестующих прорвалась на борт немецкого корабля «Бремен» и сбросила в воду флаг со свастикой, но поскольку он был не единственным легитимным, американцы могли утверждать, что этим действием оскорбление Германии не нанесено.

Ганс Франк, глава Национальной ассоциации юристов и президент Академии германского права, заявил, что решение Бродски — часть еврейской угрозы цивилизованному миру. «Это наиболее прискорбный и одновременно наиболее опасный прецедент того, как еврею в столь высококультурной стране, как Соединенные Штаты, позволяется унижать достоинство судейской мантии до такой степени, чтобы не скрывать выражения бесконечной ненависти своей нации к другим».

Принятый в Германии закон изменил статус флага со свастикой, сделав его единственным, и с этой минуты оскорбление флага приравнивалось к оскорблению государства.

Другой «Нюрнбергский закон» был Законом о гражданстве.

Дело не только в том, что уже с 1935 года евреи легально считались «ненастоящими» немцами. Новое законодательство отныне вторгалось в приватную жизнь каждого немецкого гражданина. Государство решило, что ему, государству, дозволено определять, с кем он или она может вступать в интимные отношения. Гестапо получило право знать, как строится личная жизнь в каждом доме, и никто не был защищен от доноса.

Определение «интимные отношения» стало трактоваться чрезвычайно широко, а Верховный суд рейха постановил, что в это понятие не входит «всякое непристойное действие, но оно не ограничивается непосредственным контактом, то есть помимо контакта как такового оно включает в себя любые действия сексуального характера с представителями противоположного пола, которые производятся вместо непосредственного контакта для удовлетворения сексуальных потребностей по крайней мере одного из партнеров».

Возникла срочная надобность в поправке к закону, и в середине ноября таковая была сформулирована — в Законе о гражданстве рейха появилось понятие «еврей». Речь в документе шла о «еврейской крови» и «чистокровных евреях». Теперь закон гласил: «Евреем считается тот, у кого трое из родителей его родителей были чистокровными евреями».

Обычные немцы не уделяли мерам, принимаемым против евреев, пристального внимания. Гораздо больше их занимало, например, то, что после прихода Гитлера к власти стала массово сокращаться безработица: с 6 000 000 человек в 1933 году до 1 000 000 в 1936-м. Даже притом что национал-социалисты манипулировали данными (в частности, в сводки больше не включали женщин), это был несомненный успех.

«В 1934 году мы увидели: что-то может измениться, — вспоминает Эрна Кранц, в то время школьница. — Для всех забрезжила надежда, многое менялось к лучшему. Зарплата рабочих и служащих повышалась. Жизнь понемногу улучшалась. Все видели, как с улиц исчезали безработные. Это уже был большой плюс. Началось строительство автомобильных дорог. Все это способствовало созданию рабочих мест.

Такого достатка, как сегодня, конечно, не было, но тогда существовали порядок и дисциплина. И у нас имелось много примеров для подражания. Это стимулировало. Должна сказать, это было весьма заразительно. Если каждый день молодому человеку говорить: «Ты лучший!», он в конце концов в это поверит. Да, тогдашние лидеры пытались вывести так называемую немецкую расу. Они постоянно твердили: мы хотим то, мы хотим это, мы хотим, чтобы был здоровый народ, работящий народ, талантливый народ. Прежде всего речь шла о «немецкости», это внушалось, закреплялось в те годы — понятие «немецкость»…

«Немецкости» противопоставляли еврейство. У истинного немца нет нужды скрывать свою истинную натуру, в то время как евреи испокон века камуфлировали присущую каждому из них двуличность. «Лишь худшие представители разных рас смешиваются друг с другом, — писал в брошюре инспектор школ министерства просвещения Фриц Финк. — И далее плохое смешивается с плохим. Такая помесь получает худшие черты, присущие каждой расе. Учитель, который доносит эти мысли до своих учеников, без труда объяснит им значение Нюрнбергских законов. Дети не увидят в этих законах ничего, кроме возвращения к естественному, божественному порядку».

Многие из тех, к кому это относится, позже заявляли: им и в голову не приходило, что преследование евреев, официально закрепленное Нюрнбергскими законами и другими нормативными актами, способно привести к Холокосту. В известном смысле это правда. Главной причиной благополучного существования в гитлеровской Германии стало то, что немцы просто с энтузиазмом восприняли идею, что они лучше, чем другие.

Что касается евреев, Нюрнбергские законы подтвердили, что в новой Германии им места нет. Евреи все больше замыкались в своих общинах. Там жизнь для многих из них оставалась относительно терпимой. Гюнтер Рашин, подросток, живший в еврейской общине в Берлине, вспоминает, что у них был хороший дом и, пожалуй, не так уж много трудностей: «Мы ходили в еврейскую школу и спокойно возвращались домой». Его отец, воевавший в Первую мировую в германской армии, служил кантором в местной синагоге и любил повторять: «Я немецкий еврей, со мной ничего не случится».

Но жить евреям становилась все хуже. Новые антисемитские законы, появившиеся в 1938 году, предельно ограничили их права.

Декретом от 17 июля 1938 года нацисты решили избавить себя от хлопот по идентификации евреев: отныне евреи, по именам которых нельзя определить их национальную принадлежность, должны были использовать второе, дополнительное имя: мужчины — Израиль, женщины — Сара…

«Прирожденный лидер с бесстрашным сердцем»

Поразительна с сегодняшней точки зрения оценка Гитлера, данная ему бывшим премьер-министром Британии Дэвидом Ллойд Джорджем после посещения в сентябре 1936 года Бергхофа — альпийской резиденции вождя. В статье для Daily Express Ллойд Джордж отметил, что Гитлер — прирожденный лидер, магнетическая, динамическая личность, целеустремленный, с решительной волей и бесстрашным сердцем. Он написал, что фюреру поклоняются как национальному герою, который спас страну от безысходного отчаяния и деградации.

Ллойд Джордж увидел в Германии страсть к единству и констатировал, что теперь католик и протестант, пруссак и баварец, предприниматель и рабочий, богатый и бедный — все консолидировались в единое целое. «Я никогда не видел более счастливого народа, чем немцы, и Гитлер — один из величайших людей», — написал Ллойд Джордж.

В июле 1938 года во французском городке Эвиан-ле-Бен открылась международная конференция, которая должна была решить, что делать с евреями Германии и Австрии. Но даже американцы, инициаторы конференции, открыто заявили, что ни от одной страны, которая примет в ней участие, не потребуется пустить к себе больше иммигрантов, чем в настоящее время.

Президента США Рузвельта наверняка беспокоила судьба евреев в Третьем рейхе, но он мог предполагать, что на Эвианской конференции не будет принято решение об оказании им какой-либо реальной помощи. Эту версию подтверждает конфиденциальная записка заместителя государственного секретаря США Джорджа Мессершмитта, составленная накануне встречи. В ней отмечалось, что с энтузиазмом к данной проблеме относится не так уж много стран, и он опасается простого пустословия делегатов по поводу помощи беженцам.

Мессершмитт лучше, чем кто-либо другой из администрации Рузвельта, знал подлинный характер нацистского режима. В письме, отправленном еще в июне 1933 года из американского посольства в Берлине сотруднику государственного департамента Уильяму Филлипсу, Мессершмитт отметил, что, по его мнению,

«За несколькими исключениями люди, входящие в это правительство, обладают такой ментальностью, что нам с вами ее не понять, — сообщал Мессершмитт. — Некоторые из них явные психопаты, и в других местах они бы подлежали специальному лечению».

Премьер-министр Канады Макензи Кинг тоже не понаслышке знал о Германии. В 1900 году студентом он посетил Берлин, владел немецким языком. 29 июня 1937 года Кинг встречался с Гитлером, заверил фюрера, что лично стал свидетелем «конструктивной деятельности его правительства» и надеется, что эта работа будет продолжена. Нельзя допустить, чтобы этому что-то помешало! Другие страны должны брать с Германии пример.

У Кинга сложилось впечатление, что Гитлер действительно один из тех, кто искренне любит соотечественников, свою страну и готов пойти на любые жертвы ради ее блага. На канадского премьер-министра произвели впечатление глаза фюрера: «Ясный взгляд, который говорит об острой проницательности и глубоком понимании ситуации».

На встрече с Гитлером Кинг не поднимал вопрос о преследовании евреев, не говорил о концлагерях, о нарушении прав человека, о попрании демократии. То ли сам не считал эти темы важными, то ли не хотел расстраивать собеседника…

В меморандуме, направленном делегатам конференции президентом Американской сионистской организации раввином Стивеном Вайзом, содержался призыв к мировому сообществу предоставить в ближайшие годы убежище по крайней мере для двухсот-трехсот тысяч немецких и австрийских евреев, а также заострялось внимание на двух еще более спорных вопросах.

• Во-первых, от конференции требовалось сделать все, дабы убедить немецкое правительство позволить евреям покидать рейх с определенной частью своих сбережений.
• Во-вторых, конференция должна была констатировать, что проблема еврейских беженцев не может обсуждаться отдельно от признания «огромных возможностей Палестины как направления еврейской иммиграции». «Большинство еврейского населения давно признало, что только создание еврейского государства может восстановить нормальную структуру рассеянного еврейского сообщества».

При этом никаких шансов на то, что политики, собравшиеся в Эвиан-ле-Бене, поддержат требования Всемирного еврейского конгресса, не было.

В соответствии с этой логикой чиновники британского министерства иностранных дел заявляли, что любая попытка помочь немецким и австрийским евреям может «сделать проблему беженцев еще хуже, чем в настоящее время».

Дело в том, что в 1930-е годы ряд антисемитских законов приняли Польша, Венгрия и Румыния. В Польше евреев было 3 000 000 — в пять раз больше, чем в Германии и Австрии, вместе взятых.

В Варшаве всерьез размышляли о том, как бы вообще убрать из страны всех евреев. В начале 1937 года поляки начали переговоры с французами о возможности переселения десятков тысяч польских евреев на остров Мадагаскар. В мае 1937 года на остров, чтобы оценить ситуацию, отправилась польско-французская комиссия. Проведя несколько месяцев на острове, комиссия пришла к выводу, что здесь можно поселить не более 60 000 человек — малую часть от трехмиллионного еврейского населения Польши. Так или иначе, тогда поляки от этого фантастического плана отказались, но через три года к нему вернулись нацисты.

При этом даже обсуждать преследование евреев нацистами делегаты Эвианской конференции не стали. Возможно, они опасались, что такое обсуждение сделает ситуацию в Германии и Австрии «еще хуже». Во всяком случае, американский журналист Уильям Ширер написал у себя в дневнике, что британцы, французы и американцы, похоже, озабочены тем, чтобы никак не «задеть» Гитлера. По мнению Ширера, сложилась абсурдная ситуация, поскольку они «опасались разозлить человека, который и так уже создал проблему для всего мира».

Между тем 9 октября 1938 года фюрер заявил: «Мы знаем, что международный еврейский демон стоит за кулисами и угрожает нам оттуда… и делает это сегодня так же, как делал вчера». Гитлер решил, что если другие страны не хотят принять евреев, живущих в рейхе, добровольно, нужно подогнать часть этих «паразитов» к их порогу.

28 октября 1938 года нацисты собрали 17 000 польских евреев, живущих в Германии, привезли их к границе и попытались вытолкать на польскую территорию. На выбор времени этой акции повлиял закон, который приняли в Польше в этом году: в нем было сказано, что с 30 октября польские евреи, живущие за границей, лишаются гражданства. Положение людей, которые оказались не нужны ни Германии, ни Польше, было катастрофическим.

Как вспоминал Юзеф Бронятовский, доставленный на польскую границу из Плауэна — города, расположенного неподалеку от Дрездена, тысячи евреев шли по полям, мокрые по пояс — после того, как преодолели ров с водой. «Когда мы приблизились к польской деревне, выбежали несколько польских солдат и тычками погнали нас обратно к немецкой границе.

В деревне, куда нас пригнали, жили шахтеры, католики. Они плакали, видя все эти несчастья».

Среди многих тысяч евреев, которых пригнали к польской границе, были Зендель и Рифка Гриншпан. Гриншпан вспоминает, что в конце октября 1938 года пришли гестаповцы, посадили их в полицейские грузовики, в которых возят заключенных, примерно двадцать человек в машину, и повезли на железнодорожную станцию. «На улицах было полно людей, которые выкрикивали: «Долой евреев! Убирайтесь в Палестину!»

Сын Зенделя и Рифки Гершель в 1936 году — ему тогда было 15 лет — перебрался во Францию, чтобы избежать преследований национал-социалистов, но был очень привязан к отцу с матерью. Когда он получил открытку от сестры, описывающую высылку семьи, Гершель решил отомстить, и 7 ноября 1938 года совершил покушение на сотрудника немецкого посольства в Париже Эрнста фом Рата. По трагической случайности убитый симпатизировал евреям. Смерть его совпала с одной из самых почитаемых дат нацистского календаря: 9 ноября 1923 года в Мюнхене произошел пивной путч.

Смерть дипломата стала в Германии поводом для «всенародного погрома».

Запись в дневнике Геббельса: «Я докладываю ситуацию фюреру. Он решает: пусть демонстрации против евреев продолжатся. Уберите полицию. Евреи должны почувствовать народный гнев. Это правильно. Я немедленно выдаю соответствующие указания полиции. Теперь будет действовать народ».

Евреев арестовывали, избивали и убивали. Сколько человек погибло в ту ночь, точно не известно, но есть сведения, что больше девяноста. Почти 30 000 евреев были отправлены в концентрационные лагеря.

12 ноября 1938 года Геринг председательствовал на совещании в имперском министерстве авиации, на котором обсуждались последствия «Хрустальной ночи». Это единственное в своем роде собрание высших нацистских чиновников, посвященное политике в отношении евреев, после которого сохранилась стенограмма. Из нее следует, до какой степени не были просчитаны последствия произошедшего.

• Во-первых, оказалось, что евреи имели право потребовать возмещения понесенного ими ущерба от страховых компаний, многие из которых принадлежали немцам.
• Во-вторых, разбитые витрины и окна — именно по ним «Хрустальная ночь» получила свое название — можно было заменить, только купив стекло за границей, а это означало значительные траты валюты.

Было еще и в-третьих, в-четвертых, в-пятых…

Геринг сказал, что грабить и сжигать магазины и склады, чтобы потом немецкие страховые компании возмещали евреям ущерб, было полным безумием. Лучше бы убили сотни две евреев, чем уничтожать такое ценное имущество! — констатировал Геринг.

Потом участники совещания обсуждали, какие ограничительные меры государство должно ввести против евреев. Гейдрих предложил заставить их носить на одежде специальные знаки. Он сказал, что это поможет персонифицировать немецких евреев, а то они пока неотличимы от евреев-иностранцев.

Геринг отметил, что подобное решение в сочетании с дальнейшим ограничением еврейского предпринимательства и запретом на свободу передвижения для них должно привести к созданию во всех крупных городах еврейских гетто. Гейдрих был против: «Мы не сможем контролировать гетто, в котором будет собрано очень много евреев. Оно станет постоянным убежищем для преступников, рассадником эпидемий и так далее».

Потом вожди национал-социалистов обсудили, как заставить евреев ездить в поездах в специально отведенных вагонах, но тот же Геббельс сказал, что это не годится, поскольку «в поезде могут оказаться всего два еврея. В распоряжении этих двух евреев будет целый вагон, а другие вагоны пойдут переполненными!» Геринг его успокоил — евреям можно выделить не вагон, а какой-нибудь отсек. И потом, если возникнет ситуация, о которой говорит Йозеф, можно поступить еще проще: «Мы просто выпихнем этих евреев, и они всю дорогу просидят в сортире!»

19 августа Геббельс встретился с фюрером и предложил убрать наконец из Берлина всех евреев. Геббельс считал великой несправедливостью, что они — 70 000 человек — все еще живут в столице, в то время как немецкие солдаты погибают на Восточном фронте. Гитлер тогда на это предложение не согласился, но принял другое — немецкие евреи должны носить на одежде желтую шестиконечную звезду. Такую же, как уже носили польские евреи.

Конференция в Ванзее

20 января 1942 года в берлинском пригороде Ванзее состоялось знаменитое секретное совещание. Никто из ключевых фигур на этом совещании не присутствовал — ни Гиммлер, ни Геббельс, ни Франк, ни, разумеется, сам Гитлер.

У восьми человек из пятнадцати собравшихся в Ванзее была ученая степень, полученная в немецких университетах. Истребление евреев — целого народа — они обсуждали в спокойной, дружеской обстановке.

Участников совещания попросили прибыть к завтраку — в 9.00; заседание же было назначено на 12.00. Во время дискуссий подавали коньяк и закуски. Разговоры велись на роскошной вилле с террасой, откуда открывался вид на озеро, где любили отдыхать берлинцы.

Начальник Главного управления имперской безопасности Рейнхард Гейдрих заявил, что есть санкция фюрера — вместо принуждения евреев к эмиграции «эвакуировать» их на восточные территории. Он сказал, что потенциально объектами «окончательного решения» должны стать более 11 000 000 евреев Европы, в том числе из стран, неподконтрольных Германии, таких как Испания и Великобритания. Он уточнил, как будут «ссылать» всех этих евреев на восток, для работы в больших трудовых отрядах.

В процессе этой работы, говорил Гейдрих, многие евреи могут из этих отрядов выбыть — это «естественные потери». Но сколько-то евреев может выжить в ходе естественного отбора — разумеется, их оставлять нельзя, поскольку они станут ядром для возрождения этой неполноценной расы.

Убить миллионы было несложно

Крематории и газовые камеры в Биркенау начали работать после того, как Холокост уже унес жизни большинства евреев.

• В 1941 году их было убито примерно 1 100 000,
• в 1942-м — 2 700 000.

Многие, очень многие погибли либо в результате акций айнзатцгрупп на востоке, либо в ходе операции «Рейнхард» на территории Польши. На долю Освенцима в 1942 году пришлось «лишь» 200 000.

Подсчитать число погибших на немецких «фабриках смерти» многие годы можно было лишь приблизительно, но в 2000-м в Государственном архиве Лондона нашли расшифрованную телеграмму, в которой оказались данные самих нацистов. Датирован этот документ 11 января 1943 года и подписан штурмбаннфюрером Германом Хефле, главой СС и полиции Люблина. В телеграмме точно указано, сколько узников было умерщвлено в каждом лагере на конец 1942 года:

• в Майданеке — 24 733,
• в Собиборе — 101 370,
• в Белжеце — 434 508,
• в Треблинке — 713 555.

Всего 1 274 166 человек.

Удивительно, что нацисты смогли совершать столь масштабные акции при очень небольшой численности в лагерях военнослужащих войск СС. В Треблинке «работали» всего два десятка эсэсовцев.

В начале 1942-го нацисты не знали, можно ли столь быстро уничтожить так много людей. К концу года они получили ответ — можно.

Сотрудник военной разведки США, психолог Гюстав Гилберт по долгу службы общался с подсудимыми во время Нюрнбергского процесса, написал книгу воспоминаний. В ней есть разговор с бывшим комендантом Освенцима Рудольфом Хессом.

«Я, — пишет Гилберт, — решил уточнить у Хесса (вызванного на процесс в качестве свидетеля), каким образом практически вообще можно было уничтожить два с половиной миллиона людей.

— Практически? — спокойно переспросил он. — А в этом ничего сложного не было — вполне можно было уничтожить еще больше.

На мой несколько наивный вопрос, сколько людей можно было уничтожить за час, Хесс рассудительно ответил, что, если исходить из 24-часового рабочего цикла, за одни сутки можно умертвить до 10 тысяч человек. Существовало шесть камер уничтожения. В двух больших камерах помещалось по 2000 человек, а в каждой из меньших камер — по 1500 человек…

Я попытался вообразить себе, как это все происходило…

— Нет, вы рассуждаете неверно. Умерщвление много времени не занимало, это происходило быстрее всего остального.

Хесс рассказал на процессе, что указания получал непосредственно от Гиммлера.

Я потом спросил у Хесса, не высказал ли он Гиммлеру свою оценку этих планов или какие-то возражения.

— Нет, что я мог сказать? Я мог сказать лишь «Яволь!». Он решил увидеться со мной лично, такого не бывало прежде. Он мог и переслать мне этот приказ, и я выполнил бы его, никуда бы не делся… Как только приказ отдан, сразу же бросаешься его выполнять».

Как отворачивался мир

Жизель Цикович вспоминает, как она вместе с другими узницами-еврейками узнала об окончании войны: «Мы услышали свистки — охранники пользовались свистками, как у полицейских, вызывая всех на построение. Мы побежали. Был, кстати, чудесный солнечный день. Женщины строились на одном краю, очень спешили, потому что мешкать было нельзя. И вдруг услышали из громкоговорителя голос одного из наших охранников: «Сегодня объявлено об окончании войны. Вы все свободны. Можете идти куда хотите и делать что хотите».

Я читаю о том, как мир отворачивался от всех просьб позволить нам — евреям — приехать до того, как начались массовые убийства. Никто не хотел принимать евреев, никто… Израиля тогда не было… Ни Англия, ни Америка, ни Канада, ни Австралия с ее обширными пространствами — никто не хотел дать убежище евреям. Как я могла быть счастлива тем, что стала свободна? Мне восемнадцать лет, и кто я? Я никто».