Как это часто бывает, реальность с размаху разрушила гипотезу, выстроенную на личных наблюдениях. Готовясь к очередной волне наших исследований, в центр которой поместили тему доносов, мы предполагали, что по результатам увидим подтверждение предположению, что существуют некие параметры и характеристики, которые смогут показать, откуда возникла волна доносов то на одежду не той расцветки, то на слова не в том порядке, то просто на что-то, что выбивается из общей картины бытия.
А такая волна есть, и очевидно, что она растет на глазах. Если почитать новости, то складывается впечатление, что доносят все на всех. Вот «профессиональный общественник» проверяет интервью известных людей и странички в социальных сетях тех, кто попроще, и веером рассылает жалобы на не понравившиеся ему посты, вот соседи по общежитию сообщают о подозрительных высказываниях, вот попутчик по метро бежит к полицейским, через плечо прочитав что-то «крамольное» в чьём-то мобильнике.
В прошлом году средства массовой информации облетело интервью дамы, которая днями мониторит информационное пространство и сотнями пишет доносы на тех, кто выступает против генеральной линии власти или отрицательно высказывается о СВО. Одна из жертв доносчицы, ученый-антрополог Александра Архипова*, даже вступила с ней в переписку, из которой выяснилось, что дама действует в собственных интересах, стараясь сделать так, чтобы никто и никак не мог помешать победе России в СВО, потому как обратное ударит по ее личному благополучию.
Всего за почти два года на ее счету — если, конечно, она существует, а не является аватаром чьей-то профессиональной или коллективной деятельности — набралось почти полторы тысячи доносов на активистов, журналистов, экспертов, депутатов и обычных людей, которые, по ее мнению, сказали что-то не то и не там.
Можно предположить, что она в таком своем творчестве пусть и экзотична в части готовности рассказать о себе и своих мотивах, но не одинока. Настолько не одинока, что к весне этого года в Государственной думе возник законопроект, направленный против «серийных доносчиков», о котором «Новая» уже писала в феврале нынешнего года. Напомним, что инициированные депутатами из фракции «Новых людей» предложения предполагают признать злоупотреблением действия, которые выражаются «в направлении обращений в госорганы в целях привлечения внимания СМИ к информации о фактах возможных нарушений законодательства РФ, если при этом в результате проверки не было обнаружено никаких нарушений».
С одной стороны, в стране, вся давняя и не очень история которой расцвечена доносительством, появление такого закона вполне логично. С другой — вряд ли данный конкретный законопроект ожидает светлое будущее. Судя по высказываниям депутатов, они отнюдь не в восторге от предложенной инициативы. Так, влиятельный нынче депутат, председатель комитета по культуре Государственной думы Елена Ямпольская отмечает, что «если бы не постоянные сигналы общественности, не сплоченность гражданского общества, наша культура сегодня куда медленнее очищалась бы от различных вредоносных и тлетворных элементов». Что скорее намекает на возможность принятия закона о поощрении доносов, а не их ограничения.
Фото: Олег Харсеев / Коммерсантъ
Но вернемся к нашему исследованию, которое наша Лаборатория будущего провела совместно с Левада-центром* в конце апреля этого года. Основные результаты опроса в целом порадовали:
- резко отрицательно к доносам относится 38% россиян,
- просто отрицательно — 35%,
- равнодушно — 17%,
- одобрительно — 4%
- и весьма одобрительно — 1%.
Вроде бы, увидев лишь 5% тех, кто за доносы, самое время кричать «ура» и успокаиваться, что в целом наше общество вполне разумно и нормально.
Но, во-первых, в пересчете на взрослое население тех, кому нравится доносительство, все же выходит почти 6 миллионов человек (что соответствует, например, всему населению Дании), и крылатая фраза Довлатова про четыре миллиона доносов сразу перестает казаться такой уж шокирующей. Во-вторых, не требуется миллионов людей, чтобы проблема доносов была серьезной угрозой для общественного благополучия: ведь даже один донос может превратиться в сломанную судьбу или сломанные судьбы целой семьи, многих людей. Тут дело не в количестве, а в регулярности, прицельности и приемлемости, а самое главное — в готовности правовой, государственной машины быстро и «эффективно» реагировать на доносы.
В-третьих, как всегда, все самое главное и важное скрывается в деталях:
в нашем обществе нашлась одна группа, чье отношение к доносам сильно отличается от среднего, как ни выделяй любые другие группы. И это — учащаяся молодежь.
Среди ее представителей
- резко отрицательно к доносам относится 24%,
- отрицательно — 22%,
- равнодушно — 41%,
- положительно — 10%.
То есть равнодушного отношения и отрицательного отношения оказалось в два раза больше, чем в целом по нашей «больнице».
И вот ровно в этот момент рухнула наша гипотеза, что мы найдем какие-то просто объяснимые параметры в отношении к доносам: поддержка или не поддержка власти, источники получения информации, проживание в больших городах или наоборот. Нет, там тоже нашлись некоторые любопытные колебания, которые отметили наши коллеги-социологи: чуть больше нейтрального отношения к доносам среди руководителей, чуть больше отрицательного — среди пенсионеров, чуть больше — среди домохозяек и неработающих, но все это больше похоже на оттенки в общей понятной картине. Но чтобы разница в два раза, и именно школьники и студенты? То самое наше будущее?
Чтобы понять, как это можно объяснить, мы решили не ограничиваться перебором и обсуждением собственных гипотез, а пойти и поговорить с самими студентами. Мы провели три встречи с учащимися трех разных московских высших учебных заведений, среди студентов были представлены уроженцы практически всей России в возрасте от 18 до 22 лет. Мы предложили им оценить несколько ситуаций, связанных с реальными доносами (антивоенные высказывания знакомого, критические к власти высказывания преподавателя, радужные цвета в одежде соседки и т.д.), и объяснить свое отношение.
Основное отношение хорошо выразила одна из участниц нашей встречи:
«В целом мне все это все равно. По-настоящему все равно. Сама я ни на кого стучать не буду, просто потому что лень, да и кому стучать — этим? (Тут она показала пальцем вверх.) Но если вдруг где на кого надавили, тоже пойму. Время сейчас такое».
Практически по всем нашим беседам было рассыпано упоминание этого самого «времени», которое может объяснить или объясняет для молодых людей то, что доносы существуют. Практически все опрошенные склонны считать, что подстраивание под требования времени — вполне приемлемая норма поведения, даже если она не соответствует их внутренним убеждениям. Можно думать одно, а делать, если выбора не будет, нечто совершенно противоположное, потому что риски велики.
«Вы же понимаете, может быть ситуация, что могут прижать так, что дальше — отчисление, — говорит один из наших собеседников. — И я вполне могу представить себе, что сложится ситуация, что либо я там что-то напишу-подпишу, либо я — на выход, а там армия, окопы, ***, вот это всё». И ничего на это не ответишь со своей позиции спрашивающего взрослого, ибо да, и мы все можем себе представить себе и такую ситуацию, и людей, которые могут ее создать для своих нужд, да и причины и условия, которые сделали все это возможным, тоже отлично себе представляем. Все, кто может оказаться под угрозой непосредственного попадания в зону военных действий против своей воли, создают вполне питательную среду для выбора «либо я, либо он/она/они», когда донос на кого-то ради собственного спасения начинает казаться относительно приемлемой опцией.
Фото: Майя Жинкина / Коммерсантъ
Если же рядом кто-то относится к этому с пониманием или как минимум без осуждения, то такой выбор может постепенно, со временем превращаться в норму. «Я лично против доносов. Я много читала про это, понимаю, что это неправильно и ненормально, знаю, сколько ужасного всего было в прошлом из-за доносов. Для меня ненормально по своей воле бежать и на кого-то стучать. Но я могу себе представить, что нас всех поставят перед выбором: либо мы рассказываем о тех, кто, например, читает в телеграме разное оппозиционное и обсуждает это, либо будут какие-то репрессии против нас, а мне лично очень важно, как я окончу университет, мне потом дальше в магистратуру, и я не знаю, смогу ли я отказаться что-то про кого-то сказать или написать».
Конечно, если ситуации, требующие такого выбора, происходили, происходят или будут происходить, ответственность за них лежит на тех, кто их создает, на взрослых, а еще в большей мере — на тех, кто создал условия, в которых они в принципе стали возможными. Речь тут идет не только о случаях и обстоятельствах непосредственного чудовищного выбора, которые, к счастью, по преимуществу все еще пока редки, хоть и предполагаемы нашими собеседниками, но и о том, что
в целом в общественном пространстве постепенно разливается и улавливается молодыми людьми изменение отношения к доносам в сторону как минимум приемлемости.
«Нет, я не слышал о случаях, похожих на те, которые мы с вами сегодня обсуждали, я вообще не очень слежу за новостями, особенно политическими. Но, о да, у нас тут есть такие общественники, которые где-то там бегают, выслуживаются, составляют списки, когда надо пойти куда-то флажками помахать (я, кстати, не хожу, но таких, кто ходит, знаю лично). Так вот этих активистов вполне могу себе представить пишущими куда-то на кого-то. Даже на меня. Вот, например, за тату. (Смеется, показывает татуировку, в орнаменте которой угадывается пацифик.)
Почти все участники беседы соглашаются, что они знают в своем окружении людей, которые способны на донос. И с удивлением добавляют, что раньше никогда не задумывались об этом, не выделяли это, потому что считали образ поведения таких людей некоторым вариантом нормы. Надо отметить, что это здорово удивило наших собеседников: в целом им, как и студентам — участникам нашего общероссийского опроса, до нашей беседы было скорее все равно, есть доносы или нет, но как только они заговорили о том, что донос может быть не где-то там, далеко, а рядом с ними, их отношение изменилось.
Было, конечно, среди участников наших встреч много и тех, у кого четкая и ясная позиция: доносы отвратительны. «Я считаю, что это жуть и гадость — доносить на кого-то, пусть хоть ради чего угодно. И смотрите, сейчас напринимали столько всяких законов, что прилететь может совершенно с любой стороны: то не говори, это не смотри, там не читай. Неудивительно, что есть люди, которым по кайфу использовать это для того, чтобы выслужиться, или еще там что-то, бери да пиши».
И ведь действительно, бери да пиши: сами студенты накидали нам еще почти дюжину вариантов того, за что государство может начать наказывать людей, что-что, а фантазия у молодежи развита отменно. Но писать мы про эти варианты не будем — нечего подсказывать дурное. «Вы понимаете, это все выглядит как дурацкая игра: там, наверху, сидят люди, которым, кажется, нечего делать, и они придумывают и придумывают всякие законы, от которых всем только сложнее. А в нашем мире, тут, внизу, есть люди, которые или им, этим верхним, верят, что так надо, искренне верят и все делают, как им говорят, или просто подстраиваются».
Фото: Константин Кокошкин / Коммерсантъ
Да, среди студентов, конечно, были и те, кто тоже искренне считает, что власть принимает правильные законы и вообще у нас все движется в нужном направлении. «Так лучше, иначе будет хаос. И да, Россия должна защищаться сегодня, в мире все сильно непросто. А защищаясь, надо делать так, чтобы останавливать врагов и снаружи, и внутри. Поэтому, наверное, и доносы — чтобы врагов было меньше. Хотя я лично и против того, чтобы стучать на кого-то».
Это было отдельно интересно:
те, кто разделяет мнение, что доносы в целом и в принципе могут быть возможны и полезны, каждый раз оговаривали, что это именно в целом и в принципе, но сами они — никогда.
И очень часто добавляли: «Ну вот посмотрите, на том самом Западе же это все делают».
Еще один любопытный момент: чаще всего на западную общественную норму сообщать властям о тех или иных проблемах как на оправдание отечественных доносов чаще всего ссылались те, то склонен считать, что у нас все хорошо, а на Западе — наоборот. Мы не стали углубляться с нашими собеседниками в тему западной концепции whistleblowers (заявителей о нарушениях) и в детали принципов и систем их правовой защиты, существующих во многих странах, на это ушло бы слишком много времени, но действительно можно отметить, что у некоторых наших собеседников был вопрос: а где грань между доносом и естественным гражданским стремлением добиваться исполнения законов?
Сошлись все в общем и целом на том, что в первую очередь это зависит от сути и качества законов: если законы понятны и скорее во благо, то можно и жалобу куда-то написать, а если они непонятно про что и зачем и общественное благо не вполне очевидно, то взаимодействовать с государством по их поводу вовсе незачем.
К концу наших бесед не мы подсказали, а сами наши собеседники вышли на вопрос: а что же дальше, будет ли доносов больше, или как оно есть сейчас, то так оно и законсервируется: писать будут те, кто уже пишет, ничего с ними не поделаешь, а остальные будут жить, как жили, лишь надеясь, что они сами не станут объектом доносов? «Просто не надо высовываться. Поменьше надо болтать лишнего, и все будет ок. А в будущем оно все как-нибудь наладится».
Неизвестно, что хуже для этого будущего: доносы или молчащая, приспосабливающаяся, уворачивающаяся от созданного взрослыми настоящего молодежь.
* По мнению Минюста РФ, «иностранный агент».
