10 апреля Дума в третьем чтении приняла, наконец, поправки к Закону «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в РФ» от 31.05.2002 № 63-ФЗ. Это далеко не первые изменения в нем — процесс сжатия шагреневой кожи прав и гарантий адвокатов развивается последние лет двадцать, что, конечно, отражается и на их подзащитных и клиентах.

В первом чтении принятые поправки были одобрены еще 12 апреля прошлого года — такой темп рассмотрения для нынешней Думы, скорой на закручивание гаек, отнюдь не характерен. Минюсту, который инициировал этот закон, противостояло очень квалифицированное лобби — юристы в Думе, а еще больше в других структурах, без одобрения которых ни один закон принят быть не может, приходится доказывать коллегам, что свой хлеб с маслом они едят не даром.

а вот в полицию теперь и с ордером проникнуть будет еще труднее: полицейские учреждения в поправках не указаны, не говоря уже об учреждениях ФСИН.

Часть самых одиозных предложений и дополнений к закону в результате дискуссий — большей частью кулуарных — удалось отбить. Так, не вошла в закон поправка, предлагавшая предоставить право прекращать статус адвоката через голову соответствующей региональной палаты суду. Так что велеречивые думские юристы, которых все знают, могут отчитаться: «Могло быть и хуже…»

Но не в законе как таковом тут дело, а в том, как и какие будут складываться практики. У нас ведь не практики вытекают из закона и следуют ему, а Дума догоняет те практики, которые явочным порядком устанавливают так называемые правоохранительные органы. Из них главная и всеобъемлющая — обвинительный уклон. По «уклону» практики катятся дальше, их мейнстрим — лишение или ограничение права на защиту, а дальше незащищенность гражданина перед «органами» расплескивается на рукава и ручейки отдельных приемов, и принятые нововведения позволяют четко увидеть некоторые из них.

Наибольшую опасность опрошенные нами адвокаты видят в ЕГРА — предусмотренном поправками Едином государственном информационном ресурсе об адвокатах. Вести реестр будет Минюст, он же определит и перечень сведений, которые будут размещаться в открытом доступе. Адвокатский статус, позволяющий вести защиту в уголовном судопроизводстве, будет действовать теперь не с момента приема в члены адвокатской палаты после сдачи экзамена, а только с момента включения претендента в реестр Минюста, а адвокатам такое удостоверение будет выдаваться сроком на 15 лет (хорошо, не на пять!).

Необходимость ЕГРА объясняется заботой об интересах тех, кто, сам мало в этом понимая, нуждается в квалифицированной юридической помощи. В самом деле, реестр поможет отсечь аферистов от адвокатуры, которые до сих пор часто прыгали из одной территориальной палаты в другую. Однако сведения будут доступны и процессуальным противникам, и, в первую очередь, самому Минюсту и «силовикам». Дальше — практики, в которых преимущества получает тот, кто контролирует монополию на адвокатские услуги.

Обойти эту монополию даже теоретически невозможно: адвокат наделяется рядом таких прерогатив, которые ему может делегировать только государство, — например, таково право на адвокатский запрос, на который должностные лица государства обязаны ответить. Но это теория, а есть практика — на запрос можно ответить так и тогда, что толку от него не будет.

Это грозит лишением статуса, например, Каринне Москаленко, тридцать лет создававшей и создавшей, пока РФ не вышла из Совета Европы, механизм контроля за судебными решениями российских судов со стороны ЕСПЧ. Лишится статуса «иностранный агент» Иван Павлов, вынужденный уехать из страны после возбуждения против него самого дел о разглашении данных предварительного расследования по делу Ивана Сафронова — до сих пор управлению юстиции Санкт-Петербурга удалось добиться лишь приостановки его статуса. Это не говоря уж про «иноагента» Илью Новикова, который звания адвоката не только уже лишен, но и объявлен в розыск по статье о государственной измене.

«Беглых» уже немало, хотя в кулуарах те же самые лоббисты возразят коллегам: «Ну и что?» В Страсбурге или в ООН никто же Москаленко слова не лишит, а наоборот, станут еще больше прислушиваться. Да и другим уехавшим никто не может запретить консультировать клиентов и коллег дистанционно — тут ценится не формальный статус, а квалификация.

Однако исключение «из списочного состава» этих и других бойцов, таких как Андрей Рагулин, написавший целую книгу-эпопею о деградации российской адвокатуры, еще более ослабит то крыло внутри адвокатского сообщества, которое все еще понимает правосудие как арену борьбы за права и свободы человека — сиречь за наши с вами, потенциальных подзащитных, права. Работать за кулисами судов они смогут по-прежнему, а вот голосовать на собраниях цеха — нет.

Сегодня «самоуправляемая» адвокатура представляет собой очень пестрый конгломерат очень по-разному мотивированных юристов — они только называются одинаково, что может сбить непосвященного с толку. Можно выделить три главных подвида носителей адвокатских удостоверений.

Значительная, а в регионах, может быть, и основная часть адвокатского сообщества примыкает к тем же «правоохранительным органам»: это вышедшие в отставку, и не всегда вполне добровольно, бывшие прокуроры и следователи. Среди них встречаются, конечно, и адвокаты, работающие, прежде всего, на подзащитного, но большинство кормятся за счет дел «по назначению» и предпочитают с бывшими коллегами не ссориться. В лучшем случае такой адвокат хотя бы встречается с подзащитным в местах лишения свободы — это тоже очень важно, но не это влияет на приговор.

Есть адвокаты, консультирующие крупный и средний бизнес и работающие главным образом в арбитражных судах — но это особая статья, и принятые поправки, хотя и могут затронуть их по касательной, целятся точно не в них.

Есть, наконец, группа правозащитных рабочих лошадок, но таких сегодня все меньше: клиентура, попадающая под репрессивный пресс, чаще всего мало платежеспособна, российской грантовой поддержки нет, иностранной пользоваться рискованно — «иностранным агентам» пока, кажется, де-юре не запрещено заниматься адвокатской практикой, но сложностей может возникнуть много, да и на судьбе подзащитных это может плохо отразиться.

Есть, наконец, еще одна категория, пересекающаяся с уже названными тремя, — это функционеры от адвокатуры, ее фронтмены, которые создают вальяжный портрет адвоката для общества и «решают вопросы» в тех кругах, в которых их только и можно решить.

ФЗ-63 от 31.05.2002 был хороший закон, вобравший в себя те идеи, которые родились в период недолгого расцвета состязательности в судах в девяностые годы. Было вполне логично, что составители и лоббисты этого закона и возглавили Федеральную (ФПА) и главные региональные адвокатские палаты. Но времена начали меняться, обвинительный уклон — усиливаться, состязательность из судов постепенно уходила, давление на адвокатов росло…

Там редко дают прямые взятки — это пошло, там приглашают друзей покататься на лыжах в Альпах, сыграть в гольф или хотя бы просто отобедать в ресторане La Marée — но для этого нужны серьезные деньги.

Деньги собираются, в том числе, в виде взносов с рабочих лошадок — ведь речь идет о защите общих интересов. Но полномочия по принятию решений стали постепенно смещаться от открытых конференций к закрытым советам адвокатских палат, где функционеры назначали на руководящие посты друг друга. За прошедшие с момента принятия ФЗ-63 20 лет противоречия между правозащитным крылом и функционерами раскалились добела. Это выливается, в том числе, в финансовые скандалы, о которых при желании наши читатели могут найти информацию сами, а мы в эти дрязги сознательно лезть не будем.

В отличие от адвокатов «правоохранительные органы» выступают единым фронтом. У судей, прокуроров, следователей и полицейских, если не единые ценности — Бог их там знает, какие они, — то, во всяком случае, они подчинены решению одной и той же политической задачи. И сегодня это не столько борьба с общеуголовной преступностью, которой уделяется все меньше внимания (теракт в «Крокусе» самый яркий тому пример), сколько поддержание режима.

Функционеры от адвокатуры все эти двадцать лет старались сохранять корпорацию за счет компромиссов. Но компромисс с более сильным, тем более с «силовиком» — это всегда притча о птичке и ее коготке.

Итог в общем закономерен. Но разве в других цехах — например, в журналистике или в церкви какой-то другой тренд? А в персональном составе той же Государственной думы — другой? Но деградация конкретно судебной системы бьет в первую очередь по адвокатуре.

Что может сделать адвокат, например, для защиты Лилии Чанышевой, которой только что из чистой мстительности добавили пару лет сроку по делу об «экстремистском сообществе штабов Навального»? Сегодня — ничего. Но квалифицированная защита оставляет в таких делах следы и крючки, которые сыграют свою роль, когда раньше или позже эти дела будут пересматриваться. Значит, судьи и силовики задумываются о будущем, раз стараются все более ограничить права защиты. Не будем забывать о нем и мы.