Проведение выборов в условиях, во многом характерных для военного положения, — с фактической блокировкой ряда статей Конституции, гарантирующих политические права и свободы, с криминализованным инакомыслием, невозможностью реализации свободы слова и собраний, политической цензурой, произволом правоохранительных органов и судами, штампующими обвинительные заключения против несогласных, — не позволяет считать их выборами.

К этому добавилось отсутствие независимого наблюдения, замененного либо наблюдателями от «общественных палат», которые широко закрывают глаза на любые нарушения, либо наблюдателями от перечисленных спарринг-партнеров действующего президента, которые мало отличались от «палатных» (достаточно сказать, что в Петербурге донос на члена участковой избирательной комиссии от «Яблока», на основании которого ее пытались отстранить от работы в комиссии, написала наблюдатель от Даванкова).

И отказ от видеонаблюдения, замененного «видеофиксацией», не позволяющей в реальном времени контролировать происходящее.

И создание многочисленных помех членам избирательных комиссий от оппозиции, которым не давали документы, противодействовали, а при малейшем недовольстве пытались отстранить от работы по суду.

И трехдневное голосование, когда все бюллетени, поданные в первые два дня, могли быть заменены другими в течение двух ночей, когда они были в полном распоряжении избиркомов.

Напрашивается слово «невыборы».

Тем более при таком составе кандидатов, которые и так-то практически не отличались (о чем я рассказывал в «Новой газете», приводя таблицу их голосований в Госдуме) друг от друга по всем принципиальным вопросам, а сразу после голосования пришли на поклон к победителю.

И на этой встрече рекламируемый некоторыми персонажами как «кандидат за мир и переговоры» Владислав Даванков прямо и честно сказал Путину: «Вы абсолютно точно сказали, что наша общая цель — победить в специальной военной операции. Только вы можете победить в этом противостоянии». И еще добавил про «киевский режим».

Эта похвальная откровенность вряд ли переубедит тех, кто за него «топил», — как находящихся вдалеке от России политтехнологов, так и находящихся в России политологов и журналистов (и кто и после этой встречи продолжает искать для него оправдания).

Но, может быть, она заставит задуматься тех, кто за него голосовал, потому что он что-то сказал про мир.

Не обращая внимания на то, что именно на основании законов, за которые Даванков голосовал, сегодня сидят Алексей Горинов и Владимир Кара-Мурза*, Илья Яшин* и Александра Скочиленко, Михаил Афанасьев и Игорь Барышников, Мария Пономаренко и другие.

Собственно, это уже было — и «за любую другую партию», после чего Госдуму в 2011 году наводнили коммунисты и эсеры, давно неотличимые от единороссов.

Но нет, решили еще раз наступить на те же грабли…

Количество яростных споров в протестной среде — как во время этих «невыборов», так и после них — зашкаливает.

В основном спорят о том, надо ли было ходить на выборы или нет, при этом одни обвиняют других в том, что они своей явкой «легитимизируют власть», а те их — в том, что они «сидели на диване, ни на что не влияя».

Смысла в этих спорах немного.

Потому что в таких условиях, как мы наблюдали, этот выбор был исключительно моральным, не влияющим на заранее известный результат.

Каждый решал сам — приходить ему или нет, а если приходить, то когда именно: это влияло на настроение участников голосования, но не влияло на происходящее.

Что касается «легитимизации» власти при помощи участия в голосовании, то это очень старая аргументация, возникавшая уже много-много раз.

Потому что (сошлюсь на одного из лучших российских политологов Владимира Гельмана), никакие проценты — ни явки, ни итогов голосования, в том числе за рубежом — не имеют к легитимности никакого отношения.

Легитимность вообще не меряется в процентах, говорит Гельман. Легитимность — это готовность подвластных подчиняться властвующим независимо от того, как первые относятся ко вторым.

Итоги голосования могут привести к тому, что некоторая часть россиян изменит свои предпочтения и перестанет воспринимать сохранение статус-кво любой ценой как наименьшее зло по сравнению с переменами.

Это, по мнению Гельмана, необходимое условие кризиса легитимности, но, как говорят математики (я еще помню свою первую профессию), но недостаточное. Для этого кризиса нужно, чтобы предпочтения перешли в действия. А между ними дистанция огромного размера. Да, порой она преодолевается очень быстро, но вполне может случиться, что переход займет очень долгое время…

Важно сегодня — мне уже приходилось об этом писать — не то, сколько процентов кому из кандидатов написали в протоколе. Сколько бы думцы, сенаторы, губернаторы, министры и государственные пропагандисты не восторгались результатом президента и не расценивали его как доказательство «небывалого сплочения» вокруг него. Помните, сколько голосовало за сохранение СССР? И что было потом?

Было понятно, что во время этой «электоральной процедуры» нельзя добиться перемен в стране.

Возможно, оправдается известное высказывание императора-стоика Марка Аврелия: «Не теряйте мужества — худшее впереди».

Потому что в условиях ничем не ограниченной власти президента возможно почти все что угодно.

И все же, все же, все же.

Сорок лет назад и власть КПСС была ничем не ограничена.

И казалось (в 1982-м, 1983-м, 1984-м), что мы так и будем всегда жить при этом режиме и никогда ничего принципиально не изменится.

Однако оно изменилось. И достаточно быстро.

Помните известное: «Это было навсегда, пока не закончилось»?

* Внесены Минюстом РФ в реестр «иноагентов»