Российская внешняя политика, если ее коротко сформулировать, ныне пытается решать пять главных задач:

• Обеспечить внешнеполитическое прикрытие военных действий.
• Обеспечить курс на создание альянса противостоящих коллективному Западу территорий и государств так называемого Глобального Юга, навязать ему неоантиколониальную повестку дня и, по возможности, стать лидером этого альянса.
• Разделить мир на «дружественные» и «недружественные» России государства и, опираясь на первую группу, создать новые «правила игры» взамен тех, что были, как утверждают в Москве, навязаны миру Соединенными Штатами и их союзниками по НАТО.
• Не допустить эрозии российского влияния на бывшем пространстве СССР, ставшего, среди прочего, следствием очевидного дистанцирования, а то и неприятия военных действий РФ в Украине, пусть и старательно микшируемого со стороны партнеров по СНГ.
• Стремиться сохранить свое влияние в качестве бывшей супердержавы на Ближнем Востоке.

Решение первой задачи в последние полгода отчетливо приобрело характер затушевывания целей Кремля в проведении СВО.

«Исторические» обоснования претензий Кремля на юго-восточные территории Украины, согласно им, принадлежащие «русскому миру», закреплены в российском законодательстве. Подобная квазиюридическая обертка главных итогов двух лет СВО становится исходной темой для практической деятельности российской дипломатии, обвиняющей в лучшем случае в русофобии, а в худшем — в покушении на территориальную целостность РФ (что грозит уголовным преследованием), или во вмешательстве во внутренние дела России всех несогласных с такой трактовкой как внутри страны, так и за ее пределами.

Значительным подспорьем для российской дипломатии в решении первой задачи должно было стать интервью Путина американскому журналисту Карлсону, которое замысливалось в качестве ликбеза для западной аудитории в объяснении кремлевских целей в Украине. А также просто обязано было убедить западную публику в миролюбивых устремлениях путинского руководства. Но все пошло насмарку, когда этот Карлсон уже после интервью высказал свое отношение к тому, что он услышал от Путина, который обосновывал начало СВО.

Следует признать действенным инструментом внешней политики России на «украинском фронте» в последние полгода использование нарратива отказа Киева от мирного соглашения с Москвой, якобы парафированного на переговорах в Стамбуле в конце марта 2022 года, но сорванного из-за давления Бориса Джонсона, бывшего тогда британским премьером. Однако это не устранило главную проблему российской дипломатии — невозможность преодолеть тотальное недоверие Запада к устремлениям Москвы, которые выглядят угрозой военной экспансии. Даже если принять во внимание определенную долю экзальтации западных политиков, использующих эту тему во внутренней политике, надо назвать вещи своими именами. Крупнейшим провалом внешней политики России стала неспособность ее акторов оценить последствия вхождения российских войск на территорию Украины и присоединение нескольких ее областей к России. Свидетельством этого провала стало вступление в НАТО прежде нейтральных Швеции и Финляндии, выглядящее главным итогом второй половины 2023 года. Не помогло и использование Москвой Венгрии и Турции в качестве тарана, пробивающего единство среди членов блока по вопросу приема новых членов. Все это сделало де-факто превращение Балтийского моря чуть ли не во внутреннее море НАТО.

Не слишком удачной оказалась попытка сплотить страны БРИКС вокруг осевой идеи Москвы — противостоять США и Западу в целом. Чувствительным стал отказ нового президента Аргентины Хавьера Милея от присоединения к БРИКС, отказ крупнейших банков Китая сотрудничать с российскими структурами, чтобы избежать вторичных санкций со стороны США, готовность Индии заменить Россию в качестве поставщика вооружений Армении.

Наконец, важнейшим событием второй половины прошлого года стала война на Ближнем Востоке между Израилем и террористическими группировками в секторе Газа, начавшаяся после беспрецедентной по своей жестокости резне, устроенной 7 октября ХАМАС на юге Израиля. Россия попыталась стать посредником в переговорах по освобождению захваченных хамасовскими террористами израильских заложников, среди которых были несколько российских граждан с двойным российско-израильским гражданством. В итоге трое россиян были освобождены, но это оказалось единственным успехом российской дипломатии, сделавшей ставку на лояльные отношения с ХАМАС, чьи лидеры несколько раз за последние полгода посещали Москву.

Итогом сделанного Москвой выбора стали резко ухудшившиеся ее отношения с Израилем. Это привело к заметному изменению политики Иерусалима по отношению к Украине. Строго выдержанная нейтральность в условиях российско-украинского вооруженного конфликта сменилась пусть и умеренной, но достаточно четко выверенной поддержкой Киева, вплоть до намерений поставить ему критически важные израильские системы раннего предупреждения о ракетных атаках. Так или иначе, но Израиль оказался в одном строю с Западом, поддерживающим Украину в ее противостоянии России. Удачным для российской внешней политики на Ближнем Востоке этот итог назвать трудно… Свидетельством тому стала и очевидно бесплодная попытка оказаться в роли верховного медиатора в межпалестинском примирении, предпринятая в конце февраля в Москве.

Наконец, серьезной проверкой на прочность российских позиций на пространстве СНГ стал в последние полгода категорический отказ Армении от расчета на российские гарантии безопасности в ее перманентном военном конфликте с Азербайджаном, как по линии двухсторонних отношений, так и в рамках ОДКБ, членом которой является Армения. Заявленный Ереваном разворот в сторону Запада в поисках новых гарантов своей безопасности, ставка на поставки западного вооружения, в первую очередь французского, чрезвычайно болезненно воспринимается правящей российской элитой. Как и в случае деградации отношений России с Израилем, резко возросшее недоверие к Москве со стороны Еревана воспринимается российским руководством в первую очередь с точки зрения геополитического ущерба, понесенного Россией. Интересы национальной безопасности, в данном случае Израиля и Армении, которые Россия сегодня не способна обеспечить, волнуют ее меньше, чем очевидный, пусть и разновеликий, дрейф этих стран в сторону Запада.

Угрозы вторичных санкций за сотрудничество с Россией в осуществлении ею параллельного импорта подсанкционных товаров остаются весьма чувствительным риском во внешнеэкономической деятельности стран региона. Тем не менее несомненной удачей Москвы стали достигнутые в последние месяцы договоренности о поставках российского газа в Казахстан и Узбекистан с последующим расширением транзита газа дальше в Китай.

Радикальных изменений во внешней политике России после 17 марта ожидать не приходится. Важнейшей задачей останется обеспечение незыблемости территориального расширения страны по итогам военных действий в Украине. Демонстрация решимости в выполнении этих задач будет осуществляться как военными средствами, так и изощренной информационной войной с применением спецсредств, подобных тем, что были обнаружены в кейсе с «прослушкой» разговора немецких генералов. Задачей российской дипломатии станет углубление раскола среди западных союзников Украины, достигнутое спецслужбами. Что касается самой Украины, то здесь заботой дипломатов, равно как и пропагандистов, должна стать делегитимация Владимира Зеленского, чьи президентские полномочия истекают в мае этого года. Военное давление на Киев может осуществляться в рамках военных угроз с Юга. К этому направлению пристыковывается искусственно вздуваемая проблема «защиты русскоязычного населения Приднестровья», испытывающего давление со стороны Кишинева.

На Южном Кавказе действия Москвы, как представляется, будут выглядеть вторичными по отношению к тому, что предпримут основные акторы в регионе, включая Турцию и Иран. В нынешнем своем состоянии Россия вряд ли может позволить себе там какие-либо проактивные меры по защите своих интересов. На кону — российское военное присутствие в Армении, 102-я военная база России в Гюмри, неподалеку от границы с Турцией, а также российские пограничники, охраняющие эту границу.