От диктатуры к демократии

В 1958 году у власти в Венесуэле находился президент-диктатор генерал Маркос Перес Хименес. Его правление отличалось экономическим ростом, крупными инвестициями в строительство инфраструктуры и жестокими репрессиями. «Охранка» (Dirección de Seguridad) наводила ужас на население страны. Перес не терпел оппозиции, поэтому любое инакомыслие и диссидентство, которое традиционно приписывалось коммунистам, нещадно преследовалось.

Однако стремление Переса к единовластию вызвало недовольство армейской элиты — и генерал был свергнут. Казнить его никто не стал — отправили на пенсию за границу, где он нашел приют у коллеги по диктаторскому ремеслу — генералиссимуса Франко в Испании.

Покидая президентский дворец, генерал Хименес оставил своим преемникам хорошее наследство — Венесуэла была страной с самым высоким подушевым ВВП в Латинской Америке. Но по поводу преумножения этого наследства в рядах преемников Хименеса не было согласия. Армия, сыгравшая решающую роль в свержении генерал-президента, неожиданно для всех отошла на задний план.

Глава правительственной хунты адмирал Вольфганг Ларрасабаль, человек образованный и умный, понимал, что опираться на штыки во взбудораженной Венесуэле «образца 1958 года» было довольно рискованно. Поэтому он, что называется, решил «сыграть честно», передав полномочия главы государства юристу Эдгару Санабриа, секретарю хунты, и выставив свою кандидатуру на выборах. И вот тут случилось неожиданное.

За политическим содействием Ларрасабаль обратился не к правым, а к левым. Причем вчерашнего главу хунты поддержали не только респектабельные левоцентристы из Демократического республиканского союза и социалисты из Независимого национального избирательного движения, но и радикальные марксисты — Коммунистическая партия Венесуэлы. Эти три партии сформировали блок, под знаменами которого адмирал и выдвинулся в президенты.

Адмирал Ларрасабаль, конечно же, никаким коммунистом не был. Но с левыми его объединяло модное в ту пору представление, что экономика нуждается в бюрократическом управлении, что решения об инвестициях должен принимать не бизнес, а правительство, и что предприниматель не может и шагу ступить без указаний чиновника. Все

Однако на президентских выборах 7 декабря 1958 года левые политики потерпели поражение. Вольфганг Ларрасабаль с 34% голосов уступил лидеру партии Демократическое действие Ромуло Бетанкуру, которого поддержала без малого половина избирателей.

В итоге в Венесуэле установилась двухпартийная система власти, известная как Пунто Фихо (Punto Fijo). Электоральный ландшафт был поделен между двумя партиями — Демократическое действие (Acción Democrática) и Социал-христианская партия (Partido Social Cristiano).

Во главе партий стояли известные политики — Ромуло Бетанкур (AD) и Рафаэль Кальдера (COPEI). Элитам удалось договориться и создать новую систему власти, в которой политическая конкуренция оставалась в рамках закона.

Ее успех очевиден — первый «настоящий» государственный переворот случился только в 1992 году при участии «красного бунтаря» Уго Чавеса. Правда, не обошлось без эксцессов. В первой половине 1960-х часть военных и ультралевые, оттесненные от власти, трижды пытались свергнуть Бетанкура. «Стреляйте, потом разберемся!» — неизменно приказывал Бетанкур своим сторонникам, и каждый раз основные силы армии оказывались на его стороне.

Неисчерпаемый источник денег

За треть века стране удалось достичь впечатляющих успехов. Например, при участии Венесуэлы в 1960 году была основана Организация стран — экспортеров нефти (ОПЕК). К этому времени Венесуэла уже оформилась как настоящее петрогосударство — в день добывали 3 миллиона баррелей нефти. По оценкам Международного валютного фонда, экспорт нефти обеспечивал более 20% доходов бюджета Венесуэлы. При демократическом устройстве власти и высоких ценах на сырье — подобный баланс экономики позволяет обеспечить страну доходами, которые могут пойти на развитие инфраструктуры, промышленности и образования. Однако достаточно резкого падения цен — и вся политическая система может начать рушиться. Это и случилось к концу XX века.

В 1974 году к власти пришел Карлос Андрес Перес. Он возглавлял страну на самом пике ее экономического процветания, с 1974-го по 1979-й. При нем была национализирована нефтяная промышленность, которая ранее находилась под контролем зарубежных компаний. Возможно, Пересу это удалось сделать благодаря постепенной политике национализации, которую начал президент Ромуло Бетанкур в 1959 году, начав с повышения налога на прибыль нефтяных компаний.

Президент Перес, получивший в свое распоряжение колоссальные нефтяные доходы, проявил себя поборником демократии, который осуждал диктатуру Пиночета в Чили, помогал Панаме обрести суверенитет над Панамским каналом, а Кубе — вернуться из изоляции обратно в семью латиноамериканских народов. В 1974 году общий объем помощи, направляемый Венесуэлой другим странам и организациям, достиг 3% ВВП.

Однако не это главное. Важно то, что

Низкие цены на нефть привели к потере власти Пересом, а затем — к приходу к власти Уго Чавеса, который во многом повторял действия Переса, правда, в экстремальной манере.

Вот это поворот!

В середине 1980-х годов пришла пора низких цен на нефть, и падение доходов вынудило правительство Венесуэлы в 1989 году обратиться в МВФ за кредитом в размере 4,3 млрд долларов. МВФ потребовал от Венесуэлы сокращения бюджетных расходов. Структурную перестройку экономики (structural adjustment) досталось проводить избранному во второй раз на пост президента Карлосу Пересу.

Перес был уверен, что его харизма и авторитет послужат гарантией того, что план «дерегулирования экономики» с названием «Великий поворот» будет принят с пониманием. Его правительство составляли компетентные технократы. Против необходимости реформ не возражали никакие политические силы. Новый план Переса предусматривал не только «либерализацию цен», как утверждали критики, должны были быть существенно повышены зарплаты, особенно в госсекторе. Перес не сомневался, что реализация «Великого поворота» пройдет без затруднений.

И когда утром 27 февраля 1989 года жители Каракаса вышли на улицы, протестуя против повышения цен на автобусные билеты, полиция получила указание не препятствовать митингующим. Демонстрации не были для Венесуэлы чем-то необычным.

Но что-то пошло не так.

Только на следующий день Перес вызвал войска и приказал стрелять в мародеров и погромщиков. Остановить насилие удалось только через неделю. Число жертв оценивается в интервале от нескольких сотен до нескольких тысяч человек. Карлос Перес «выиграл битву, но проиграл войну». Восстановить авторитет его правительство так и не смогло.

«Пока что…»

За наведение порядка в стране в феврале 1992 года решил взяться подполковник Уго Чавес. Его попытка переворота оказалась провальной. Чавеса вывели под камеры гостелевидения и заставили «извиниться», чтобы вынудить его сторонников отступить. Чавес сделал, что ему было приказано, но с оговоркой — por ahora (пока что). Эта фраза стала визитной карточкой Чавеса и своеобразным паролем для его сторонников, пока он коротал свое время в тюрьме. В 1998 году его отпустили на свободу.

Однако это оказалось большой ошибкой правительства. Чавес создал себе репутацию борца за справедливость и человека, который сумеет спасти страну от недееспособной демократии. Симпатии среди населения к существующей двухпартийной демократической системе Пунто Фихо на 1998 год упали до 35,7%. Население было готово вручить мандат правителя любому, кто выведет страну из кризиса. В том же году в декабре прошли выборы, на которых Чавес триумфально победил. Началась эпоха Боливарианской революции.

В левой среде принято восхищаться Чавесом: в его биографиях написано о том, как простой парень из деревни боролся за справедливость и победил коррумпированные элиты.

Правда, подполковника нельзя было назвать совсем уж «человеком от сохи» — он родился в образованной и уважаемой семье учителей и политических активистов, его прадедушкой был сам Майсанта — знаменитый борец против диктатуры президента Хуана Гомеса — «цезаря Венесуэлы».

Однако «справедливость» Чавес понимал весьма специфически.

Он не видел себя лидером народа. В его понимании народа не существовало — были лишь классы. Такие убеждения позволили Чавесу выстроить линию классического популизма в стране с высоким социальным расслоением: он сделал ставку на нищих и обездоленных.

Он презирал бюрократию и считал, что она работает в интересах элиты, поэтому Чавес выстроил фактически параллельную структуру власти посредством так называемых «миссий» (Misiones). Они служили чем-то вроде «комитетов бедноты», через которые распределялись поддержка, финансирование, продовольствие бедным и неимущим.

Так Чавес сформировал устойчивую базу поддержки, которая была лояльна лично ему. Выходцев из низов и misiones он продвигал в высшие эшелоны власти. Они составляли лояльную поддержку режиму Чавеса.

Алло, президент?!

Неутомимый оратор, Чавес запустил на телевидении еженедельную программу Alo Presidente, где он лично доносил до граждан свои решения — и часто анонсировал какие-то изменения в государственной политике. Массы видели в Чавесе «своего», который понимает их и говорит с ними на одном языке.

Неминуемым следствием такого акцента на неимущих слоях общества была общественная поляризация. Все дотации, финансирование и поддержка шли исключительно сторонникам Чавеса — они были готовы защищать своего президента, который выбрал их сторону.

И как это часто бывает в незападных обществах, этот процесс начался с захвата исполнительной власти (см. сноску 1). Политолог Нэнси Бермео назвала подобный процесс «executive aggrandizement» (усиление исполнительной власти) (см. сноску 2). Чавес с момента принятия новой конституции в 1999 году последовательно расширял прерогативы исполнительной ветви власти и ослаблял другие — судебную и законодательную. Он заменил двухпалатный парламент однопалатным (Национальная аассамблея), чтобы избежать вето на свои декреты и законопроекты от верхней палаты сената. Он расширил количество мест с 20 до 32 в Верховном суде в 2004 году и укомплектовал его своими сторонниками. В общем, он максимально устранял препятствия своей власти, но при этом сохранял электоральную свободу и не уничтожал оппозицию, почему многие исследователи — в том числе один из главных специалистов по Венесуэле Хавьер Корралес — называют его режим «полуавторитарным» (см. сноску 3).

Как и в 70-е, источником доходов бюджета служил экспорт нефти, цена которой значительно выросла в 2000-е годы. Чавес использовал огромную прибыль для финансирования проектов развития инфраструктуры, помощи бедным и финансирования армии. Опорой режима Чавеса стали военные, получившие беспрецедентную власть за всю историю страны. Еще большее влияние они получили позже, при Николасе Мадуро.

Президент назначал военных на многие посты и комплектовал генералитет и офицерский корпус из лояльных ему кадров, изгоняя оттуда любых несогласных. Как это часто бывает при таком непотизме, профессионализм армии начал падать — зато возросла лояльность!

К 2013 году ситуация для Чавеса резко начала меняться: он уже не пользовался широким кредитом доверия населения, и его поддержка начала ослабевать. Как обычно, причиной этого стало падение нефтяных доходов, а значит, и социальных трансфертов населению. В условиях сужения доходов бюджета автократы стараются обеспечить процветание узкого круга людей, на поддержке которых держится власть авторитарного правителя, — «выигрывающей коалиции» (winning coalition), говоря словами известного политолога Брюса де Мескиты (см. сноску 4). Оппозиция набирала силу, и на предстоящих выборах в 2012 году Чавес рисковал потерпеть поражение. В итоге ему удалось победить при небольшом перевесе. Но время его было сочтено — в марте 2013 года Чавес скончался от рака. Власть перешла к его преемнику вице-президенту Николасу Мадуро.

От полуавтократии к настоящей диктатуре

Бывший водитель автобуса, который поднялся на вершину власти благодаря политике Чавеса, стоял перед сложной дилеммой: политика Чавеса, разделившая страну на бедноту и «агентов американского империализма», зашла в тупик и настроила против себя огромную часть населения, которое оказалось за бортом социально-экономической политики Чавеса. Оппозиция набрала мощную поддержку, и Мадуро, который совсем не обладал харизмой Чавеса, мог в скором времени лишиться власти. Тут было два пути: либо принять все как есть и потерять власть, либо пойти путем ужесточения и репрессий. Мадуро предсказуемо выбрал второй вариант.

После получения президентских полномочий Мадуро в срочном порядке выступил перед Национальной ассамблеей и потребовал предоставления ему особых полномочий, иначе социализма никому не видать. Первыми жертвами особых полномочий пали несколько сетей розничной торговли за отказ понизить цены на некоторые товары. Потом Мадуро перешел к полномасштабному наступлению на остатки демократической системы в стране. Начиная с выборов 2017 года новый президент систематически пытался уничтожить оппозицию, для чего использовались хорошо знакомые россиянам электоральные технологии: вброс голосов, двойное голосование лояльных режиму Мадуро граждан, препятствия в регистрации на выборах и пр. Однако в 2021 году режим просто «захватил» оппозиционные партии и отстранил их руководство, превратив их в марионеток. Теперь они должны были «изображать» оппозицию, а не быть ею.

Нужно помнить, что Чавес был именно тем, кто заложил основы превращения Венесуэлы в государство-изгоя (rogue state), промышляющее всеми видами контрабанды, наркоторговли и торговли оружием. Под патронажем «красного бунтаря» государство слилось с международным картелем — Картель Солнц (Cartel de los Soles). Руководители структур картеля и государственных министерств (особенно разведки и контрразведки) были одними и теми же лицами. Например, Кливер Алкала, который при Чавесе возглавлял контрразведку и отвечал за работу с колумбийскими повстанцами FARC, — они были важным звеном в международной наркосети (см. сноску 5). Повстанцы платили Чавесу кокаином за поставки вооружений, которые шли с Ближнего Востока от дружественных режимов семьи Асадов в Сирии и иранских прокси «Хезболла» в Ливане. Все они являются частью международной преступной сети торговли оружием и наркотиками.

При Мадуро это слияние приобрело воистину эпический характер. Вся наркоторговля была отдана на откуп силовым структурам, которые теперь занимаются в основном контролем поставок кокаина и контрабанды. Это чем-то напоминает ситуацию в Судане, где местный диктатор Омар аль-Башир отдал разведке бизнес по производству и экспорту оружия. Чуть позже это стало причиной его падения — став независимыми в доходах от президента, военные и разведка решили, что Башир им больше не нужен, и не помогли ему подавить протесты. Кто знает, может, Мадуро при таком раскладе ждет аналогичная судьба, но у власти он держится крепко. Тем не менее попытки к свержению Мадуро предпринимаются регулярно: в 2021 году наемники американской ЧВК Silvercorp при содействии нелояльных Мадуро военных подразделений должны были осуществить переворот и отстранить автократа от власти, спецназ Венесуэлы довольно быстро смог пресечь угрозу: несколько человек было убито, а 114 арестовано.

Венесуэльские автократы вроде Чавеса и Мадуро очень похожи на своих коллег из других стран — Ирана и Ирака. Как Саддам Хусейн или руководство Ирана, они ведут себя весьма воинственно и агрессивно на международной арене. Правда, это поведение подвержено циклическим колебаниям: если цены на нефть высокие, то можно действовать, как Хусейн в 1990 году, когда он оккупировал Кувейт, или как сейчас пытается действовать Мадуро, который недавно провел референдум и объявил об аннексии спорной территории Эссекибо, угрожая войной соседней Гайане.

Политолог Джефф Колган объясняет поведение автократов во главе петрогосударств очень просто: воинственные революционные режимы вроде боливарианской республики Венесуэлы или теократической республики Иран часто провоцируют войны с соседями — пока идут высокие доходы от нефти и в силу своего «революционного» и агрессивного склада характера (см. сноску 6). Во главе таких авторитарных режимов, по мнению Колгана, обычно стоят люди, у которых есть проблемы с оценкой рисков.

Тем тяжелее падение

После достаточно долгого и устойчивого правления демократических партий Венесуэла с 1998 года постепенно превращалась в авторитарный анклав международной наркотеррористической сети и содружества государств-изгоев. Как такое стало возможно? Тут совпало несколько факторов: экономический кризис и большая доля нефтегазовых доходов бюджета. Популисты приходят к власти на волне общественного недовольства в эпоху кризисов, но не всем удается завоевать огромную власть и совершить переход в столь короткий промежуток времени. Виной всему — нефть, точнее, большой процент доходов от экспорта сырьевых ресурсов, сосредоточенный в руках правительства (см. сноску 7). Когда государство сильно полагается на нефтяные доходы, правящий режим получает в свои руки источник денег, который позволяет ему стать независимым от народа и не считаться с его мнением.

Тем не менее Мадуро остается у власти и успешно справляется с любыми вызовами. Ведь самый главный инструмент из арсенала успешного диктатора у него имеется: концентрация в своих руках всех доходов от экспорта нефти и наркотиков. Их ему хватает, чтобы кормить своих лояльных сторонников, которые ни за что не готовы отступить — к богатству быстро привыкаешь. А рядом еще США, которые постоянно грозят возмездием.