Начал он с благодарности РПЦ и всем соборянам за поддержу, особенно «на Донбассе и в Новороссии», за «помощь фронту». (Напомню, что в октябре прошлого года именно ВРНС пришел на помощь Кремлю в формулировании новых смыслов и целей СВО, когда стало ясно, что первоначальные потерпели фиаско). «Наша битва носит национально-освободительный характер», — подчеркнул архистратиг (так Путина называют в «Молитвослове для воинов», изданном в прошлом году).

Двусмысленно заявив, что теперь наша страна — «русский мир», Путин перечислил свои обиды на Запад, обвинив его в русофобии (как разновидности расизма и неонацизма) и в намерении «расчленить и разграбить Россию». Распад СССР президент РФ объяснил слабостью центральной власти и «потаканием сепаратистским амбициям» (все постсоветские государства — это сепаратисты?!), а русский народ, вслед за четой Цыгановых и старцем Зосимой (Сокуром), назвал «триединым», намекнув, что будущее России — в этнократии русских (а не как было в СССР!).

Путина теперь трудно представить без темы гендера, поэтому и участникам ВРНС он рассказал о замене гуманитарного образования на Западе «гендерными лженауками». Заявил, что традиционная семья — «источник нравственности», многодетность в РФ будет нормой, а «деятельность традиционных религий необходима для укрепления семьи» (а не для каких-то метафизических абстракций, в которые советский народ особо не верил). Манифест гражданской религии завершился словами о вечном бытии России (выходит, Россия — это Бог?) и благодарностью патриарху за поддержку воинам.

В ответ Кирилл указал на мессианскую роль Путина: россияне «с особым вниманием отнеслись к появлению такого человека», — назвав его мудрым патриотом, открытым к людям. (Филологический анализ термина «люди», используемого современными российскими чиновниками для описания социальной реальности вне своего сообщества, оставим за рамками этой статьи.) Подобно рабочим ГАЗа из далекого 2017-го, патриарх попросил Путина «далее продолжать труды на благо отечества нашего российского».

Остановившись на поиске идеологии для России, Кирилл свел ее к ключевому понятию философии Александра Дугина — «Традиция».

Осудив XVIII в., когда Россия «увлеклась Западом», похвалил Пушкина, который как будто вернул ее в родную гавань. Проблемы ХХ века и самую большую из них — распад СССР — свел к отказу власти от опоры на РПЦ. Еще учитель Кирилла, митрополит Никодим (Ротов), предсказывал, что советский режим рухнет, если не успеет заменить выхолощенную коммунистическую идеологию на госправославие.

ДУС точки зрения главы РПЦ, Традиция состоит из семьи (камера прямого эфира при этом сфокусировалась на монахинях, давших обет безбрачия), борьбы с абортами и ограничения миграции. После ритуальных фраз о «традиционных религиях» Кирилл вдруг заявил, что Россия спасется, когда «осознает себя православной», а вот если нынешний курс руководства страны не увенчается победой, то РПЦ распадется. Ее глава внезапно согласился со «злопыхателями», которые утверждают, что безоговорочная поддержка СВО редуцировала Московский патриархат до одного из подразделений режима. В общем, есть теперь что добавить к володинской формуле «Нет Путина — нет России»…

Ищут давно, но не могут найти…

Миссия ВРНС, как сказано на его официальном сайте, состоит в «объединении всех русских людей, независимо от страны проживания и политических взглядов» — под эгидой РПЦ. Как теперь под этой эгидой смогут объединиться, например, русские люди антивоенных взглядов или русские либералы, — непонятно.

Первый Всемирный русский собор (тогда еще в названии не было слова «народный») состоялся в конце мая 1993 г. — на пике конституционного кризиса, после референдума «Да-да-нет-да» и уличных столкновений в Москве 1 мая. Лидером собора уже тогда был Кирилл, еще митрополит, уловивший приближение «правого разворота» в российской политике и решивший воплотить свою «симфонию» одновременно с властью и оппозицией.

Начиная с III ВРНС, прошедшего в Даниловом монастыре на финише предвыборной кампании в Госдуму в декабре 1995 г., в соборах участвуют лидеры основных партий, а его номинальным главой является патриарх. В декабре 2001-го на соборе впервые выступил Путин, а в 2005-м организация получила консультативный статус при Экономическом и социальном совете ООН. Нынешний состав президиума собора, где перемешаны госчиновники и силовики с иерархами и функционерами РПЦ, воплощает мечту Кирилла о смешении государственной и церковной власти в православной России будущего.

Президентскому бенефису на нынешнем соборе предшествовали «рабочие» заседания. Главное из них — «Идеологическая секция» — провел зам Кирилла в ВРНС и в общем-то главный политтехнолог РПЦ Александр Щипков.

Этот человек прошел извилистый жизненный путь от диссидентского движения 1970–80-х гг. и сотрудничества с западными СМИ в 90-е до работы в Совете Федерации, Госдуме и Минюсте. Он заверил соборян: «Без идеологии страна не просуществует и одних суток». Стало быть, есть идеология у РФ! Жаль, только она нигде не записана: «Мы уже десять лет живем при новой социальной и традиционалистской идеологии». Источник этой идеологии — один, признает Щипков, и это практически Мессия: «Изменения в идеологии можно проследить по речам Владимира Путина за последнюю четверть века… Нам нужно понять то идеологическое пространство, в котором мы сегодня находимся, и попробовать его описать… и внедрять во все сферы». Как в СССР Библию заменило ПСС В.И. Ленина, так сейчас источником истины («государственной идеологии») должны стать реплики В.В. Путина.

Член бюро президиума собора (вот такая там «партейная» структура!) Александр Дугин предложил другую методику поиска остро необходимой, но неуловимой идеологии: «Все, что Запад насаждает, нам абсолютно не подходит. Если мы отбросим хотя бы то, что принадлежит к некоему тезаурусу ценностей Запада, то нам гораздо проще будет обнаружить госидеологию». Но, следуя такой «апофатической» методике, придется структурировать и систематизировать уже цитаты не В.В. Путина, а всего Запада. Пожалуй, это более трудоемкая задача…

А права нерожденных на Западе вроде не защищены, значит — это наша тема. Примерно в этой логике был построен доклад депутата Госдумы Николая Николаева «Цивилизационный выбор и права человека».

По госидеологии изголодалось и научное сообщество, которое олицетворял ректор СПбГУ, член-корреспондент РАН Николай Кропачев. «Чтобы идеология была ясна всем и разделяема в обществе, она должна быть выражена на понятном русском языке», — заявил он, лоббируя подготовку нового словаря.

Выступавшие говорили о госидеологии как о само собой разумеющейся задаче. Но в стране еще действует ст. 13 Конституции: «Никакая идеология не может устанавливаться в качестве государственной». Участники ВРНС проговорили интересный феномен: приоритет неписанных «понятий», довольно бессистемно формулируемых нацлидером, над писаным законом. Отдаленно это напоминает восприятие советскими людьми Конституции СССР, когда диссидентов сажали за плакат «Уважайте Советскую Конституцию» . Но, думается, даже в позднем СССР писаный закон четко работал в очерченных для него партией идеологических рамках. Трансформация закона в современной РФ привела к чудовищным перекосам, когда общество считает приемлемыми массовое помилование убийц, насильников, людоедов, которые возвращаются домой и продолжают совершать преступления, и в то же время — огромные сроки художникам или школьникам, которые никого пальцем не тронули. Закон уступил идеологии, но она даже не сформулирована. Волюнтаризм в таких условиях не может удержаться даже в тех границ, какие он имел в худшие годы СССР.

Выступая на соборе, глава Заксобрания Петербурга Александр Бельский призвал реабилитировать слово «империя» в названии российского государства — идею активно поддержали Андрей Ильницкий из Минобороны и Константин Малофеев. Последний растолковал: «Федерация — это республиканский эрзац для победоносного слова «Империя». Федерация — это слабая Империя. А мы должны стать сильной». Между прочим, еще в 1995-м ВРНС принял резолюцию, в которой утверждалось: «Монархия является оптимальной, исторически опробованной многовековой формой государственной власти в России».

Имперский патриархат или патриархальная империя?

В свою бытность митрополитом Кирилл прославился как наиболее политизированный иерарх РПЦ, более увлеченный проблемами борьбы за власть (в том числе государственную), чем догматикой, аскетикой или совершением богослужений. Если угодно, это кардинал Ришелье нашего времени. В одном из интервью он признавался, что раздумывал над выдвижением своей кандидатуры на президентских выборах 1996 г., а по мере приближения «проблемы 2012 г.» в этом же его подозревали кремлевские политтехнологи.

На новом этапе своими грезами патриарх поделился, когда стоя выступал перед Путиным 4 ноября прошлого года в выставочном зале «Манеж». «Кто такие были патриархи, — разъяснил он президенту, — рядом с царем всегда сидели, царь и патриарх». Намек, что если уж не суждено самому стать президентом (царем), то нужно максимальное участие в делах госуправления, почти на правах соправителя? Ибо так велит русская традиция, это — «традиционная ценность».

В чистом виде в русской истории царского времени такая «традиция» встречается единственный раз — соправление патриарха Филарета (Романова) своему сыну, малолетнему царю Михаилу Федоровичу (1613–1645). Когда подобные же амбиции высказал патриарх Никон, он быстро впал в опалу у царя Алексея Михайловича, был низвержен и сослан.

Впрочем, слова патриарха прозвучали не на пустом месте. Какие-то «симфонические» ингредиенты варятся в кремлевском политтехнологическом котле. Ведь спустя пять дней после речи в «Манеже» появился указ президента РФ «Об утверждении Основ государственной политики по сохранению и укреплению традиционных российских духовно-нравственных ценностей». Документ устанавливает «особую роль православия» и «приоритет духовного (церковного? — А. С.) над материальным» в РФ, где вообще-то декларируется равенство религий и еще сохраняются рыночная экономика и олигархический капитализм. Но если прочитать эти слова через политическую призму, то «Основы…» провозглашают первенство духовной власти православного начальника.

Эти господа озабочены поиском максимально эффектной формы своего разрыва с либерализмом, демократией, правами человека и «всем западным». Империя придаст им новую, высшую легитимность и избавит от избыточных процедур и ритуалов, в которые все равно никто не верит, но которые так неприятно напоминают о демократическом прошлом России. А народ, который они называют «люди», безмолвствует как никогда и против империи возражать не будет.

Единственное, что во всем этом утешает, — так это осознание того, что судорожный поиск идеологии лишь слегка камуфлирует реальный тупик, в который уткнулась система, лишенная «образа будущего».