В среду, четвертого октября, премия «Ясная поляна» объявила победителей. В этом году в номинации «Пропущенные шедевры» отметили роман нигерийского писателя Чинуа Ачебе «Все рушится». И если остальные победители в дополнительном перечитывании особенно не нуждаются, поскольку вниманием и так не обойдены, то о пропущенном шедевре мне кажется важным поговорить сегодня отдельно.
По тематике «Все рушится» — это, конечно, типичный для африканской литературы роман про эпоху колониализма, про угнетение местной культуры «белыми людьми», про все смертные грехи имперскости. Жило-было в желтой жаркой Африке племя, и были у него свои многовековые традиции, своя религия, свой быт — все свое, и чужого не нужно. И традиции, и религия, надо сказать, были довольно суровыми: скажем, если у кого-то рождались близнецы, их следовало отнести в лес и бросить; если кто-то совершал непреднамеренное убийство, тот изгонялся с племенной территории на «родину матери» на семь лет; если кто заболевал «поганой» болезнью — проказой, например, — того нельзя было хоронить. И боги племени тоже были суровы: то и дело оставляли народ без урожая, богачей доводили до нищеты, требовали невинных жертв. Не то чтобы народ был счастлив своей участью, но каждый верил, что «человеку не дано подняться выше той судьбы, которая предначертана ему его личным богом».
И вот в один не самый прекрасный день появился в тех краях белый человек на железной лошади, и привел он за собой миссионеров. И решили миссионеры сделать местный народ счастливым, и стали они проповедовать христианство. Конечно, «возлюби ближнего», «подставь щеку», равенство всех перед Богом, который един, — все это было для людей племени чистейшим варварством. И все-таки многие обратились, и их бывшие соотечественники были не слишком этим довольны: начались внутренние ссоры, отец отрекался от сына, сын от отца. Но все бы ничего, если б в один еще менее прекрасный день на смену постаревшего и больного «доброго пастыря» не приехал пастырь слишком активный: новый глава христианской общины не принимал полумер и мирного сосуществования, мечтал искоренить язычество и полностью подчинить племя.
«Но белые люди не только утвердили свою церковь, они установили и новые порядки. Они построили суд, где окружной уполномоченный, ничего не понимавший в местных обычаях, выступал арбитром по разным делам. У него были свои приставы, которые приводили к нему людей, подлежавших суду. Многие из этих приставов были выходцами из Умуру, деревни, расположенной на берегу Великой реки, туда белые люди пришли уже много лет назад и там основали центр своей религии, торговли и управления. Этих судебных приставов в Умуофии ненавидели, потому что они были чужаками и высокомерными грубиянами. <…> Они также охраняли тюрьму, набитую мужчинами, нарушившими законы белого человека: одни выбросили своих близнецов, другие притесняли христиан. Котма избивали их в тюрьме и каждое утро выгоняли на работу: убирать двор учреждений местного правления, приносить дрова белому уполномоченному и приставам. Среди узников были и титулованные мужчины, которым не пристало заниматься подобным низким трудом. Они страдали от такого унижения и горевали о своих заброшенных полях».
И вот тогда — одновременно с унижением, бесправием, коррупцией, которые вместе с религией принесли с собой белые, — между христианами и язычниками началась настоящая вражда.
Чинуа Ачебе. Фото: Stuart C. Shapiro / Википедия
Теперь вопрос: для чего стоит перечитать эту книгу сейчас и почему ее так проницательно назвали «пропущенным шедевром»? Конечно, не только потому, что Африка переехала на ведущие позиции в российских планах на международные отношения.
И даже не только потому, что последние два года полмира — и в первую очередь сама Россия — живет с перманентным ощущением того, что «все рушится». Дело в том, что в романе Ачебе есть несколько уроков, которые сейчас следует особенно хорошо усвоить.
- Во-первых, Ачебе напоминает, что христианский Бог и оружие — вещи несовместные. Миссионерство остается миссионерством до тех пор, пока цель его — только предложение другого варианта жизни, а не насильственное подчинение. Христианин остается христианином до тех пор, пока он обращается к окружающим со словами: мне кажется, вы живете плохо — и я предлагаю вариант, как сделать, чтобы было хорошо. Но в тот момент, когда начинает звучать приказ «Делайте так, ибо я вижу, что так хорошо», — христианство заканчивается, и начинается тирания. Вспомнить, как происходит эта подмена понятий, в условиях, когда тирания снова заменяет религию, — дело чрезвычайно полезное.
- Во-вторых, Ачебе повторяет и другую прописную истину: осчастливить насильно нельзя. «Мы принесли мирный порядок управления вашему народу, чтобы он мог жить счастливо», — говорит пристав-англичанин племенным вождям. Вот только проблема в том, что понятия счастья у того и других явно отличаются, и счастье в виде коррупции, пыток и бесправия народу вряд ли необходимо. И хорошо бы им для начала самим научиться жить согласно со своей религией счастья, прежде чем пытаться насаждать ее на чужих территориях.
Эпиграфом к своему роману Чинуа Ачебе выбрал стихи Уильяма Йейтса:
Все рушится, основа расшаталась,
Мир захлестнули волны беззаконья, —
и скоро два года, как мы в той или иной форме день за днем повторяем про себя те же слова. Перечитать «пропущенный шедевр» следует сейчас для того, чтобы попытаться понять, что именно мы пропустили и как сделать так, чтобы рушащееся не рухнуло окончательно. Если, конечно, еще не поздно.
В этот момент рябь пробежала по толпе, и все взоры устремились в одном направлении. Дорога, ведущая от базарной площади к суду белого человека и к реке за ним, круто изгибалась на подходе к площади, поэтому никто не заметил приближения пяти приставов, пока они не вышли из-за поворота в нескольких шагах от края толпы. Там, на краю, сидел и Оконкво.
Поняв, кто идет, он моментально вскочил и оказался лицом к лицу с главным приставом. Дрожа от ненависти, Оконкво не мог произнести ни слова. Пристав тоже оказался не робкого десятка, не отступил, четверо его подчиненных выстроились за ним в затылок.
В этот короткий момент мир словно замер в ожидании. Над площадью повисла мертвая тишина. Мужчины Умуофии, словно бессловесная массовка, слились с театральным задником, состоявшим из деревьев и гигантских лиан.
Всеобщее оцепенение нарушил главный пристав.
— Дай мне пройти! — приказал он.
— Что тебе здесь нужно?
— Белый человек, силу которого ты теперь очень хорошо знаешь, велел прекратить это сборище.
С быстротой молнии Оконкво выхватил из ножен мачете. Пристав пригнулся, чтобы избежать удара, но это оказалось бесполезно. Два взмаха мачете — и голова мужчины уже лежала рядом с его облаченным в форму телом.
Застывшая в ожидании массовка ожила, началось столпотворение, собрание прекратилось. Оконкво стоял, глядя на мертвого врага. Он уже знал, что Умуофия воевать не будет. Знал, потому что остальным приставам дали сбежать. Вместо того чтобы действовать, его соплеменники подняли суматоху. И в этой суматохе он уловил страх. «Зачем он это сделал?» — доносились до него голоса.
Он вытер мачете о песок и пошел прочь.
