25 сентября глава Чечни Рамзан Кадыров выложил в телеграм видео, на котором его 15-летний сын Адам избивает в СИЗО 19-летнего студента Никиту Журавеля, сжегшего Коран в Волгограде в мае. Его действия, безусловно, образуют состав оскорбления чувств верующих (статья 148 УК РФ) — впрочем, через два дня на суде по избрании ему меры пресечения студент в них раскаялся.

По закону дело должно было расследоваться в Волгограде, но решение СК идеологически одобрил и министр юстиции Константин Чуйченко: «Это будет способствовать уважению к религии и религиозным чувствам верующих в нашей многонациональной и многоконфессиональной стране». (Неужели? Про такой опрос в Волгограде нам слышать не приходилось.)

16 августа 2023 года уполномоченный по правам человека Татьяна Москалькова сообщила, что к ней поступило заявление Журавеля: в СИЗО его избил сын главы Чеченской Республики Адам. Поступок младшего Кадырова был сразу же публично одобрен депутатами Думы и сенаторами от Чечни, а в сентябре Кадыров-старший, выкладывая видео в Сеть, объяснил свои действия так: «Я горжусь поступком Адама… у него формируются взрослые идеалы чести, достоинства и защиты своей религии. Уважаю его выбор». Откуда взялось видео и почему он не публиковал его раньше, глава республики не объяснил.

Это поднимает разгоревшийся вокруг «дела Журавеля» спор на новый уровень:

Тут есть проблема государственного суверенитета, на которой мы остановимся отдельно, но сначала надо понять, можно ли подвести под поступок Адама Кадырова ту или иную нормативную основу и кто мог (бы) принять решение о такой своеобразной промежуточной казни по законам шариата.

Эксперт в области исламского права профессор Леонид Сюкияйнен, который меня любезно проконсультировал, часто задает студентам вопрос: какая книга лежит на столе у муфтия (высшее духовное лицо, наделенное в том числе правом выносить решения и давать разъяснения по применению шариата)? Ответ «Коран» неверен: муфтий и так знает его наизусть, а на столе у него лежат толкования, в основном Сунны — священного предания, эпизоды которого образуют то, что по аналогии можно называть правовыми прецедентами.

Таких толкований много, они заметно различаются в зависимости от направления в исламе и от одной уммы к другой. Муфтии разных муфтиятов (это самоуправляемые религиозные организации, объединяющие мусульман главным образом территориально) могут выносить решения, отличающиеся друг от друга. Тем не менее есть и общие принципы, восходящие к откровениям пророков. Вот одно из главных:

Другой важный принцип состоит в том, что всякий конфликт желательно разрешить примирением сторон — решение, вынесенное без попытки уладить дело миром, несправедливо. Рамзан Кадыров, позвонивший Ксении Собчак, о чем она сообщила 26 сентября в своем телеграм-канале, рассказал, что, когда он пришел к Журавлю в СИЗО с Адамом (чей возраст он «перепутал», ведь у него три сына), Журавель заявил ему о желании принять ислам. Но Рамзан-хаджи не поверил, назвал его шайтаном и ушел, а юный горячий Адам принялся в его отсутствие того избивать (отец не уточнил, кто заснял эту сцену).

Знатоки утверждают, что именно исламские муфтии первыми детально разработали вопрос о вине, которому не придавалась такого же значения в легшем в основу европейской системы римском праве. Из того, что известно о Журавеле, вытекает вопрос: а дружит ли он вообще с головой? Это существенно для определения вины, но не было учтено «при назначении наказания».

В Чечне нет оснований не доверять официальному расследованию чеченским же управлением СК дела Журавеля — тогда для чего истязание до приговора? В международной практике исламского права есть рекомендации в сходных ситуациях в отсутствие шариатских следовать решениям светских судов.

Впрочем, ни к муфтию Чечни Салаху Межиеву, ни в местное Духовное управление мусульман, компетентное рассмотреть такой спор, никто, насколько нам известно, и не обращался. Эта ситуация заставила Рамзана Ахматовича в разговоре с Собчак несколько сдать назад, но как-то двусмысленно.

Журавель — пока еще не мусульманин, и его подсудность шариату вообще очень спорный вопрос. Джихад отдельному дурачку объявлять несолидно. Его избиение не может быть оправдано и с точки зрения обычаев — адатов, а если такой «адат» по ходу дела будет изобретен, то его следует квалифицировать как «беспредел».

Концепт «беспредел» был впервые вытащен мной (тут «Википедия» не ошибается) из интервью с арестантами в одноименном очерке о бунте в Рижской колонии в журнале «Огонек» в 1988 году. Термин попал в пустующую нишу и получил широкое распространение, но была утрачена его точность, поэтому поясню. На зоне можно жить либо по воровским понятиям («пацаном»), либо по Уголовно-исполнительному кодексу («мужиком»). К тем, кто сообразует свое поведение или с одним, или с другим, претензий быть не может.

То, что сделал Адам и одобрил его папа, — это и есть чистейший беспредел. В шариат это не вписывается, а с точки зрения формального закона тут и вовсе двух мнений быть не может. Но надо следить, как будет развиваться ситуация. Потому что… И тут нам пора перейти ко второй части заметки, связанной с государственным суверенитетом.

Шариат, как можно было заметить из сказанного, гораздо ближе к «понятиям», чем привычная для подавляющей части РФ в целом европейская система так называемого позитивного, то есть писаного права. Это не упрек — у каждой из систем есть и недостатки, и преимущества. Шариат ближе к этике, менее универсален, но более гибок, он лучше учитывает традиционные ценности, над которыми тоже глупо только смеяться и только на том основании, что в сегодняшних российских законах они «закрепляются» уж больно неуклюже: это и связано с тем, что позитивному праву ценности не органичны, оно вообще не об этике.

Здесь обнаруживается нерасторжимая связь между государством и правом, которую подметил еще Томас Гоббс, объяснивший появление государства как альтернативу безнадежно-убийственной «войне всех против всех». Право, которое, по Гоббсу, подданные полностью делегируют «суверену», предполагает, что насилие концентрируется в руках государства, и оно применяет его только там, где подданных надо охранять от насилия друг против друга ради общего блага.

По классическому определению Макса Вебера государство — это монополия на легитимное насилие. А казус Журавеля — Кадырова демонстрирует нам, что происходит сегодня с легитимным, нелегитимным и квазилегитимным насилием не только в Чечне, но и на уровне Российской Федерации. Ведь он не уникален: можно вспомнить и пытки в Саратове или Иркутской области, и кувалду Пригожина, да и гибель самого Пригожина вместе с имеющими и не имеющими к нему отношение людьми, результаты расследования которой вряд ли скоро станут известны.

Как поясняют эксперты, у тех мусульман, которые сами не прочли ни одной книги, крепнет убежденность в некоем врожденном им понимании Корана. Но разве не то же самое о «русских», приписывая им особое чувство божественной справедливости, проповедовал философ Иван Ильин, на которого открыто ссылаются президент и председатель Конституционного суда? Такая априорная нравственность, по Ильину, создает право на «заставление», по-русски более точно называемое насилием.

Должностные лица РФ стараются систематически покрывать или не замечать эксцессы нелигитимного насилия, если они соответствуют «традиционным ценностям» в их собственном понимании. Это превращает нелегитимное насилие в квазилегитимное. Государство, по сути, делегирует право на насилие частным лицам (все госслужащие, включая глав субъектов РФ, переходят в такой же статус, когда превышают свои полномочия), и те вершат насилие если и не ради собственного блага, то в своем собственном понимании добра и зла (тут и обнаруживается преимущество европейской правовой системы: этики разных национальных и других групп различаются, а закон един).

Но вместе с монополией на насилие государство теряет и суверенитет. С «экстерриториальностью» Кадырова и кадыровцев, хватающих и казнящих людей не только на суверенной территории РФ, де-факто согласился и председатель СК, отправивший Журавеля на верную расправу, и министр юстиции… и гарант Конституции, который это не комментирует, а ведь еще не так давно любил повторять, как мантру: «Действуйте по закону!»…

Этот кентавр (по греческой мифологии отличающийся буйным нравом и невоздержанностью) воюет за свое будущее — за придание нашему общему будущему образа прошлого.

Но там, где кончается право, заканчивается и государство, что неизбежно ведет к варварской «войне всех против всех».