Предприниматели российской выучки с публичной риторикой Владимира Путина знакомы давно и понимают, что первое его обещание вообще ничего не значит, а сделанное мимоходом замечание про «молодых бизнесменов» надо понимать так, что наследниками их «собственности» станут дети тех, на кого им будет указано. Но здесь важнее не ответ, а вопрос, который в лоб так и не был задан: надо ли «собственникам», хеджируя риски, готовиться к резкому обострению в давно идущем процессе «передела», или что-то им еще оставят поиграться?

Я не экономист, но компетентен рассуждать об этом с позиции права, а состояние экономики прямо зависит от того, в каком правовом или «понятийном» поле разворачиваются так называемые сделки. «Понятливыми» надлежит быть не только судьям: если уж дойдет до суда, там шансов не будет. Понятливый Дерипаска еще в 2007 году заверил: «Если государство скажет, что мы должны отказаться от компании, мы откажемся. Я не отделяю себя от государства». А непонятливые братья Магомедовы остались-таки без «компании», зато уехали далеко и надолго.

Фундамент, на котором отношения между государством и бизнесом выстраиваются по закону, закладывается по двум направлениям:

1. налоги и честное распределение преимуществ;
2. гарантии собственности.

То и другое цементируется независимой судебной властью. Когда судье, принимающему решения, их диктует некто из-за сцены, отношения между чиновниками и бизнесменами смещаются в тень, где, с одной стороны, возможны послабления и сделки с фантастической маржой, но с другой — любые гарантии в любой момент могут быть пересмотрены теми, на чьей стороне власть. «Государство» оказывается синонимом «ближнего круга», а точнее, «кругов» — клиентел, выстроенных в иерархическом порядке.

В качестве рубежа, за которым правовой порядок стал смещаться в сторону «понятийного», обычно указывают «дело ЮКОСа» (на самом деле два). Это верно, если иметь в виду именно рубеж, а не самое начало процесса, который к нему подвел и логически обусловил переход к законченной «понятийности».

Михаил Ходорковский* заслужил уважение не только десятью годами достойной отсидки, но и реальными шагами и пожертвованиями, с помощью которых он пытался развивать парламентаризм и гражданское общество в конце 90-х и начале нулевых. Что, по-видимому, и стало причиной уголовного преследования его самого и его соратников, а компанию у них прибрали заодно — что ж добру пропадать (об этом мы еще поговорим ниже).

Но что касается периода первоначального накопления капитала в конце 80-х — начале 90-х, тут у Михаила Борисовича было не все в порядке — как, впрочем, и у всех (возможно, почти у всех) «олигархов» первой волны. По поводу жульнического характера залоговых аукционов 1995‒1997 годов уже не спорит даже он сам. Говорят, такие проделки — обязательная черта всякого нарождающегося капитализма — не знаю, это вопрос к историкам.

Но при этом следствию не было позволено залезть в залоговые аукционы, что казалось более очевидным и складным составом мошенничества.

Потому что избирательность правоприменения в отношении налоговых льгот — все же не то же самое, что такая же избирательность в отношении залоговых аукционов, с помощью которых приобрели свои богатства и те лояльные «олигархи», которые заложили фундамент патрон-клиентских отношений новой государственности. Да и зачем было национализировать ЮКОС, если жемчужину нефтедобычи смогли по дешевке купить «друзья» через малоизвестную «Байкалфинансгруп», зарегистрированную по адресу рюмочной в Твери?

Однако такую схему надо было как-то легитимировать в глазах если не общества (народ безмолвствовал), то чиновников и бизнесменов, которые тем временем становились все ближе друг другу — «до степени смешения» (юридический термин). И тут я сделаю отступление, связанное с тем, что часто мы что-то — и даже многое — знаем, но это знание не превращается в понимание, пока не подобран «ключ» — недостающая сердцевина пазла.

Однажды году, наверное, в 2012-м я поинтересовался у своего друга-священника и настоятеля многолюдного прихода, случается ли ему исповедовать высокопоставленных чиновников и «олигархов». Я спрашивал не об именах: не покушаясь (в отличие от спецслужб) на тайну исповеди, я силился понять, как они оправдываются, собственно говоря, перед Богом. Вопрос об их боге — совершенно отдельный, но ведь воруют же! А заповедь разве не буквальна?..

Но общая схема самооправдания ему известна — строится она на том, что «мы же на войне!»… Отнять у врага — это святое, но и воруют тоже ради патриотизма: а как иначе противостоять ЛГБТ, католикам и антихристу?

Вот это и есть то новое, что путинский режим привнес в отношения бизнеса и власти: гибридность, лукавое и текучее сочетание декларативно-политических и коммерчески-рваческих мотивов. Так где-то на рубеже «дела ЮКОСа» был задан паттерн отношений денег и власти на всех уровнях патрон-клиентской пирамиды.

Право не нуждается во внешнем враге — более того, оно и работает лишь в стабильном, сугубо мирном, обществе. «Понятия», напротив, сплачивают тех, кто постоянно находится во враждебном окружении или старается представить дело так ради сохранения власти. У «понятий» своя, всегда подразумевающая «врагов», логика.

Наличие «врагов» требует новых и новых ресурсов, а верным воинам будет позволено и что-то отщипнуть по дороге. Это самовоспроизводящаяся и постоянно разбухающая опухоль, а поскольку твари дрожащие — функционеры бизнеса втайне ропщут и проявляют неверность, передел и обратная национализация — дело заранее решенное.

Не будучи экономистом, я воздержусь от конкретных примеров, тем более что бизнес-медиа (РБК, the Bell) уже опубликовали подборки соответствующих исков, поданных в общие и арбитражные суды органами прокуратуры. Вероятно, где-то (не в Генеральной прокуратуре) есть штаб, координирующий этот законный грабеж, и перечни объектов будут пополняться. Обращает на себя внимание лишь то обстоятельство, что иски составлены не по какому-то единому лекалу, а творчески, со ссылками на разные законы и разные фактические основания, в том числе теперь уже с отсылкой к нарушениям, допущенным при приватизации в 90-е годы.

Комбинация как бы уголовной, как бы административной и как бы гражданско-правовой ответственности (опять же «до степени смешения») тоже не новый прием, он применялся как при рейдерских операциях, так и в чисто политической плоскости: таковы были, например, отъем помещения на Каретном Ряду у Мемориала** и «поток и разграбление», которому было подвергнуто имущество (в основном приобретенное до того, как он стал главой Серпуховского района) Александра Шестуна, а заодно и никак не связанных с ним третьих лиц.

Мы даже не знаем, замечал ли большой бизнес такие мелочи. Ведь до поры такие конфискации-деприватизации могли производиться «по понятиям» лишь в гибридных схемах по отношению к политически неблагонадежным лицам. Но «понятия» подвижны, да и кто сегодня вполне благонадежен?

Долгожданное обращение вспять «грабительской» (можно, впрочем, и без кавычек) приватизации 90-х — позволит будущему президенту набрать очки на выборах 2024 года, а рассуждение о том, что это так называемая шикана — злоупотребление правом и его использование не по назначению — для рядового избирателя сложно.

Бегство капиталов усложнилось, но его никто не отменял, а русская школа бизнеса весьма горазда преодолевать препоны. А вы думали, кто, удивив весь мир, оставил стиснутую санкциями российскую экономику все еще на плаву, кто наладил вам параллельный импорт? На это был способен только понаторевший в серых и черных схемах бывший советский бизнесмен. Никакой государственный, чиновничий менеджмент с этой задачей справиться не смог бы и не сможет.

* Внесен Минюстом в реестр «иноагентов».

** Признан «иноагентом» и ликвидирован.