Инферно

Конгломерат колоний — 31-я общего режима, которая светит Никите, 17-я строгого, 27-я особого — находится там, где ничто живое не должно находиться. Это убийственно, это санитарно-защитная зона Красноярского алюминиевого завода, крупнейшего на земле, это мертвое, отравленное пространство, убитое напрочь. Зэки, неизвестно с какой стати, обречены дышать выбросами КрАЗа круглосуточно на протяжении многих лет — сроки у местных арестантов в основном немалые. Три колонии, исправительный центр и межрегиональный учебный центр ГУФСИН с общежитиями (с качелями и песочницами для членов семьи) расположены не просто под факелом завода, сразу за ним и его шламохранилищами, зэки и их надзиратели — с подветренной стороны, куда сдувает неочищенные фонарные выбросы. Факельные, через дымовые трубы, как-то учитываются и очищаются, низковысотные фонарные, идущие просто через все щели из цехов, — нет, ими подневольный народ и дышит. Чуть северней (в 6 км от завода) — еще одна колония строгого режима — ИК-5. Копоти добавляют и работающие внутри колоний (на отходах КрАЗа) алюминиевые модули, там трудятся заключенные.

Три года назад «Новая» подробно писала об этой кроличьей норе, отдельном мире с иной физикой и метафизикой,

«Новая» тогда разослала запросы. Кто проверяет выбросы лагерных алюминиевых заводов, на каком основании они вообще работают и какими документами регламентируются, будут ли переносить ИК-31, ИК-17, ИК-27 из-под факела КрАЗа? Нам ответили мэрия Красноярска, Росприроднадзор, Роспотребнадзор (региональный и центральный аппараты), прокуратура. Не ответила только, как заведено, ФСИН. Из пришедших ответов выясняется, что вся эта алюминиевая деятельность в лагерях — вне контроля и вне проверок, ведомства и органы власти отфутболивают, указывая друг на друга: не наши функции, не наша компетенция. Говорю же: нечто отдельное и фантастическое, нора в инферно. Не зря так совпало, что день работников СИЗО и тюрем у нас отмечают 31 октября, когда Хэллоуин.

О прочих порядках в этой норе — особенно на фоне юного возраста Никиты, его террористической статьи, возможности провокаций — рассказывать в подробностях не стоит; пусть это выглядит непрофессионально, но — не буди лихо. Одно несомненно:

Не так давно в «Новую» написал Василий Нячко, 10 марта 2021 года освободившийся из ИК-31 (куда теперь лежит путь Никиты): он собирает материал для подачи жалобы в ЕСПЧ о влиянии на здоровье (свое и неопределенного круга лиц) из-за алюминиевого производства «Русала» и алюминиевых модулях в колониях. Сейчас это не актуально, исполнение решений ЕСПЧ в России более невозможно, но, безусловно, так только и стоит жить — делая неактуальное.

Медленно, неотвратимо

За три месяца до сегодняшнего дня, 17 мая, и адвокат Васин тоже подал жалобу в ЕСПЧ: «Уваров против России. Преследование и инициация уголовного дела за листовки и осуждение ребенка военным судом». Выдержки из формуляра:

• Заявитель утверждает, что власти РФ нарушили его право, гарантированное статьей 10 Конвенции… [нарушение] выразилось в проведении проверки, оперативно-разыскных мероприятий и привлечении заявителя к уголовной ответственности с последующим осуждением на 5 лет лишения свободы за отражение его критики и эмоциональной реакции в защиту участников дела «Сети»** от произвола правоохранительных органов, выразившееся в расклеивании листовок на здании УФСБ г. Канска и здании Пенсионного фонда г. Канска.
• Заявитель утверждает, что вмешательство и реакция государства не были «необходимым в демократическом обществе». Информация на листовках не призывала к насилию и разжиганию розни, протест был направлен против нечестных и коррумпированных институтов власти.
• Заявитель никогда не призывал к насилию в отношении сотрудников полиции. Заявитель расклеил листовки, чтобы обратить внимание на проблему, хотел выразить идею о том, что анархисты не такие плохие люди.
• Заявитель также утверждает, что его акция с листовками, переписка в телеграм-каналах, в сообществах в социальных сетях не представляли общественной опасности и не повлекли вреда.
• Заявитель утверждает, что власти РФ нарушили его право на справедливое судебное разбирательство, гарантированное статьей 6 Конвенции, так как уголовное производство против него не было рассмотрено с учетом того, что обвиняемый был несовершеннолетним и гражданским лицом. Военный суд над заявителем был проведен как над взрослым военнослужащим.

Громко

«Я расскажу вам историю / Об одном парне. / Мой брат Никита…» — слушаю новую песню Максима, младшего двоюродного брата Никиты (они погодки) и очень близкого ему человека. Послушайте тоже. Рекомендую без сомнений — Макс, безусловно, одарен, и он пишет все сам: и музыку, и тексты, и играет на всех инструментах, и поет, и делает работу звукорежиссера. Учтите при этом возраст, скромные возможности семьи, канскую прописку.

Благодаря Максиму, тогда 13-летнему, вся эта история с разгромом «школьного анархистского подполья» и получила широкую огласку и общественный резонанс — сухие сообщения от СК без называния фамилий (как и положено по закону) душевные струны не трогают, цели такой нет. Нужны были детали, а откуда их взять, если город молчал. Макс написал в сети: «Это мой брат». И пошел на контакт.

…21 июля на день рождения бабушки Максима и Никиты колония разрешила ему 20 минут видеосвязи с родней. Бабушка болеет, очень хотела увидеть Никиту, вот и свиделись. И с остальными — все собрались. «Меня трудоустроили, — рассказывает Никита. — Аванс пришел 200 рублей. На территории около церкви подметаю, траву щиплю на брусчатке, вокруг». У его домашних новостей нет; «все как было, так и осталось». На реку, на природу этим летом не выбрались ни разу, собираются вот картошку полоть на своем поле, но это в последний раз — участок этот выкупили, со следующего года дома на нем строить будут, «а мы покупать будем картошку теперь».

Максим счастлив, сказал: «Я об этом давно мечтал». Бабушка Никиты и Максима в сторону и еле слышно добавляет: «А она, картошечка, по 100 рублей с осени». Что еще? «Бабочки летят, капусту грызут».

Сообщают о выкрутасе Макса — решил набить на руке тату — самую знаменитую фотку Никиты, облетевшую весь мир, где он стоит в ушанке под косо летящим снегом с гордо поднятой головой. Родственники ворчат. Кстати, Анне малый предприниматель, пожелавший остаться неизвестным, прислал партию кружек с этим портретом Никиты на них, потом появились футболки с тем же изображением.

Безвозвратно

Никита сдал ЕГЭ: русский и математику на четверки, обществознание на трояк, двух баллов не хватило («Чтобы сдать «общество», нужно жить в обществе», — говорит Васин). Поступил платно (21 тыс. рублей за семестр) на графический дизайн в Международный восточно-европейский университет (Ижевск; это и колледж, и вуз, дают и среднее профессиональное, и высшее, и дополнительное образование). Колледж МВЕУ рекомендовали в школе КВК, учиться два с половиной года, высшее образование занимает на два года больше, хотелось бы его получить, говорит Анна, но выбрали все же колледж. Если в «малолетке» учителя контролируют и занимаются, будет ли возможность учиться во взрослой колонии, непонятно. «Там два-три раза в неделю уроки онлайн. Я просила директора школы связаться с 31-й колонией, она звонила, говорит: без проблем».

Потенциальная возможность остаться в КВК еще на один год больше не рассматривается. «Сама уже вывод делаю, что идти во взрослую он не против, — говорит Анна. — Когда на КТБ был (краевая туберкулезная больница ГУФСИН, там Никита находился весной. — А. Т.), общался там со всякими, интересно было ему. Видимо, Никите не хватает очень отца и его поддержки, вот и стремится к общению со взрослыми. Вот только какие эти взрослые, что он может от них для себя взять, если один товарищ, тоже из Канска, услышав о Никитином деле, сказал, что раз хотел романтики, надо было украсть что-нибудь».

Люди разные, да. В той же КТБ Никита пересекся с Олегом Митволем (политик и бизнесмен, бывший замруководителя Росприроднадзора, глава совета директоров Красноярского треста инженерно-строительных изысканий, актуализировавшего проект конца 1980-х строительства метро в Красноярске, арестован по обвинению в хищении почти миллиарда, выделенного на метро, заключил досудебное соглашение; в июле Новосибирский апелляционный суд перевел его под домашний арест).

А впереди университет ИК-31.

«…Сломают его там. То, что сберег, сохранил, — сломают в зоне», — говорят люди, знающие этот университет. Да даже если не сломают. Понятно, что этих лет — в тюрьме проведенных — не вернуть. Понятно, что дальше жизнь пойдет иначе. Понятно, что все детское, все лучшее в нем, все самое человеческое — истребили, выжгли. Понятно, что он уже не будет прежним. Понятно, что жизнь продолжится, но — другая. А той больше нет. Ту уничтожили. Ту, где он такой рассудительный и непосредственный. И ничего не вернуть.

Впрочем, вряд ли остающиеся на воле взрослые люди вправе говорить это. Позволяю себе лишь потому, что Никита не прочитает — это для страны «Новую» запретили не так давно, в красноярских колониях она под запретом уже много лет.

Все же пока есть в России такие мальчики, пока здесь еще рождаются дети, взрослые не имеют права на уныние. Вот и в сотнях тех писем, что получает Никита, нет мрака и депрессухи, нет угнетенности. А это тоже знающие люди. И их много. И они верят и знают, что все будет хорошо.

На последнем свидании Никита передал Анне два листочка своего письма Ирине Н. из Красноярска. Она прежде уже писала Никите, но последнее письмо от нее пришло в конверте без обратного адреса, а предыдущий конверт в колонии не сохранился, и Никита ответ ей написал, а отправить не смог. Попросил маму найти Ирину в соцсетях. Но фамилия у нее очень распространенная. Надеемся, Ирина прочитает ответ здесь. Это касается и многих других людей, что пишут Никите без обратного адреса. Он благодарен всем. И он не теряет надежды — именно благодаря этим письмам.

*Признан «иноагентом» и ликвидирован.

**Признана террористической и запрещена.