Ведущие: Вера Челищева и Зоя Светова
Звук: Василий Александров
Обложка: Анна Жаворонкова
Голос за кадром: Анатолий Белый

РАСШИФРОВКА

Зоя Светова: Всем привет! Это подкаст «Совещательная комната». И это мы, его ведущие. Я — журналист Зоя Светова.

Вера Челищева: И я — журналист Вера Челищева.

Светова. Сегодня наша гостья — Светлана Воробьева, жена Алексея Воробьева, доцента кафедры ракетных двигателей Московского авиационного института. Московский городской суд признал его виновным в госизмене и приговорил к 20 годам колонии строгого режима. Если очень коротко, то скажу, что обвинение выдвигало версию, что, будучи в Китае, Алексей якобы передал сведения, составляющие гостайну. Летом 2021 года в «Новой газете» вышла моя статья, которая называлась «Доказательства — пыль».

Тогда я опубликовала интервью со Светланой Воробьевой и передала вопросы для Алексея через его адвоката. Алексей тогда был в «Лефортово». И я абсолютно убедилась в том, что никаких доказательств вины Алексея Воробьева в деле не было. На самом деле, речь шла о том, что на смартфоне Воробьева была обнаружена вот эта самая китайская пыль. То есть якобы он, когда был в Китае, потому и передал какую-то секретную информацию. И тогда меня поразила ваша фраза, Светлана, вы сказали: «Лучше сидеть в тюрьме двадцать лет невинно осужденным, чем признать вину в том, чего не совершал». Скажите, пожалуйста, а сегодня вы тоже так считаете?

Светлана. Здравствуйте! Пока вы говорили, честно говоря, вот все внутри опять затрепетало, как вот тогда, когда первый раз мы с вами говорили. Хочу все-таки еще сказать огромное спасибо, что действительно вы — первый человек, кто пролил свет на эту историю, потому что никто про нас не знал, мы все боялись. И вдруг, уже когда практически было поздно, когда уже был приговор, вы об этом обо всем рассказали. Я думаю, что да, наверное, сейчас у меня такое же мнение, что

Ну а смысл? То есть это не будет спокойной жизнью, это не будет полноценная свобода, это физическая свобода, а душа просто будет все время мучиться, потому что ведь уменьшить срок можно было, только оклеветав кого-то так же, как его оклеветали самого. Но с этим просто невозможно жить. Поэтому я думаю, что да, эта фраза по-прежнему актуальна. И, наверное, я бы даже сказала, что еще более актуальна. Если посмотреть на то, как активно сейчас продолжают отправлять в следственные изоляторы, в колонии совершенно невиновных людей. Я думаю, что когда-нибудь все-таки откроется правда, и люди узнают о том, что большая часть людей, по крайней мере те люди, о которых вы рассказываете, о которых говорят адвокаты «Первого отдела», не были виновны. И вот тогда действительно это будет настоящий оправдательный приговор. Когда-нибудь… Я надеюсь на это.

Челищева. Да, будем действительно надеяться. Сейчас с каждым годом, с каждым месяцем, мне кажется, увеличиваются посадки ученых по этой 275-й статье («госизмена»). Светлана, скажите, пожалуйста, вот Алексей, он, если я не ошибаюсь, сейчас находится в колонии строгого режима под Белгородом, да?

Воробьева. Его в ноябре уже перевели в город Моршанск, Тамбовская область. С чем был связан перевод? Ну, нам неизвестно. Понятное дело, что там может быть много разных причин. Но я могу сказать, что я очень рада, конечно, что этот перевод наконец состоялся, потому что, честно говоря, я практически на сто процентов была уверена, что выбор именно этой колонии был не случаен, потому что его в колонию отправили в ноябре, а в феврале, получается, уже началась вот эта специальная военная операция. Я думаю, что, наверное, просто хотели действительно потрепать нервы, потому что, конечно, никто к заключенным не побежит их спасать, если что-то вдруг случится. То есть, естественно, я каждое утро просыпалась, ждала звонка от него, потому что было ощущение, что ночь — это какая-то неизвестность, что, если что-то случится, то непременно это случится ночью. И вот

И, конечно, это было самое стрессовое время, когда он находился в той колонии. И сейчас я очень счастлива, что он далеко от военных действий, и пусть немножко здесь побыл, и колония пока еще для него нова, но зато я знаю, что он жив и здоров.

Челищева. Да, это очень сложно: радоваться тому, что человека просто перевели из одной колонии в другую. Но тем не менее под Белгородом намного опаснее. Вот вы упомянули звонки. Вообще сколько вам положено свиданий в год на строгом режиме? И что со звонками? Ему разрешают эти звонки, как я понимаю, и сколько краткосрочных свиданий, сколько длительных? Как это вообще устроено у людей, которых осуждают по таким тяжелым статьям?

Воробьева. У него в принципе звонки не ограничены, скажем так. Как не ограничены? Все в руках человека, который платит. То есть сколько может родственник заплатить за звонки, столько ты можешь общаться. Им выдают карты [для звонков]. И соответственно, эти карты родственники пополняют. Каждые 15 минут звонок прерывается. Ну единственное — выдается разрешение на звонки только трем людям. У него разрешение на звонки своей маме, мне и нашей дочке Варечке. То есть он звонит на бабушкин номер, на номер моей мамы, и они с Варечкой общаются. Она уже сейчас в свои четыре с половиной года понимает, что папа где-то далеко. Она очень ждет звонка, она ему стихи рассказывает, какие-нибудь песенки поет. А что касаемо свиданий: краткосрочное свидание мы ни разу не использовали, потому что, ну, в Белгород ездить достаточно далеко и для нескольких часов — это сложно и дорого на самом деле получается. А вот длительные свидания положены три раза в год. За тот период, который Алексей в колонии, мы были всего два раза на свиданиях, потому что какое-то время были карантины, невозможно было туда попасть. После этого тоже какие-то были паузы из-за того, что вот эта террористическая опасность была, была закрыта колония, и мы не могли даже передачку передать. Последний раз мы были в сентябре.

Конечно,

Надеюсь очень сильно, что состоится наше третье свидание. 17 февраля мы должны уже заехать к нему в колонию. Пока что мы готовимся, но нас, конечно, жизнь уже научила тому, что пока мы не окажемся в дверях колонии и пока у нас не примут документы, мы не надеемся ни на что. Ну то есть надеемся, но не радуемся настолько сильно, чтобы потом вдруг не разочароваться и не расстроиться, потому что может произойти все что угодно. Это сильно, конечно, изводит и Алешу там, и нас здесь.

Светова. А как проходит длительное свидание? Вот вы говорите: «Мы поехали». То есть вы едете вместе с дочкой туда?

Воробьева. Да, конечно, обязательно. Ну тоже многие, конечно, говорили, может быть, как-то попробовать первый раз без Варечки? А я понимаю, что любой раз может быть последним. Может быть, там что-то случится, запретят или… я не знаю, что произойдет. Поэтому, конечно, я всегда беру Варечку с собой. Это очень сложно. Мы всегда ездим на поезде, приезжаем за сутки до заезда туда. Там покупаем все продукты, все раскладываем очень аккуратно, все как- то по пакетикам расфасовываем, что-то пересыпаем. Это же целая процедура: кофе нужно пересыпать из упаковок, чай из упаковок, каждую конфетку развернуть из фантиков. Потом мы заходим: я, Алешина мама и Варечка. И вот ровно трое суток мы проводим вместе с Алешей в закрытом помещении. То есть в колонии под Белгородом нам на самом деле очень понравились условия, в которых проходит длительное свидание. То есть по крайней мере — детки не понимают, где они. Только решетки на окнах и то, что тебя не выпускают на улицу. Но в целом все очень хорошо, комфортно. То, что было в Валуйках: огромная кухня, на которой много семей может готовить. И действительно так и происходило.

Я хочу сказать, что вот все семьи, с которыми мы встречались, все очень приятные люди, и такое ощущение, что там действительно не так много и преступников находится. Вот как-то так удивительно получается — все очень доброжелательные. Кто-то тоже с детками приезжает. Варечка очень любила в игровой комнате играть с детками, пока мы с Алексеем общались. Такая семейная встреча настоящая.

Ну и, конечно, первый раз, когда Варечка приехала, она немножко даже застеснялась папу, потому что она его первый раз видела вообще за три с половиной года. То есть она знала о том, что есть где-то папа. Мы показывали ей видео с папой, как он с ней играет, как он купает ее, песни ей поет — она все это знала, но не понимала, кто это вообще, что с ним нужно делать. И вот она там с ним в первый раз встретилась. Они, конечно, были «не разлей вода». А вот второй раз она уже осознанно ехала к папе. Я до последнего старалась ей не говорить, что мы поедем к папе, потому что, ну, вот что-то могло произойти, и она очень сильно, конечно, расстроилась бы. Но она все равно все уже сама понимала. Как только сели в поезд, она говорит: «Ну что, к папе едем?» Я говорю: «Да, мы едем к папе». Она, конечно, очень радовалась. И вот она потом весь вечер в поезде не давала людям спать разговорами про папу.

Светова. Я слышала о том, что, например, в западных тюрьмах, в Европе, не существует длительных свиданий, там только есть большое количество краткосрочных. Люди могут приходить к своим родственникам, которые находятся в заключении. А вот это как бы российское ноу-хау, когда родственники вместе с детьми приезжают. Но кроме этих свиданий еще есть переписка. И я хотела вас спросить: вот вы же переписываетесь очень много с Алексеем и перезваниваетесь, как он изменился за эти годы и чем он вообще живет в колонии? Он там работает, читает, как проходит его жизнь?

Воробьева. Вы знаете, мне кажется, что если он и изменился, то только в лучшую сторону. Но вот внешне, например, он вообще не изменился, он, мне кажется, даже как-то похорошел, что ли. Но я бы не сказала, конечно, что у него простая жизнь, но он все-таки правильно старается питаться. Он старается не перегружать свой организм. Старается не есть много перед сном, старается пораньше ложиться, потому что у них уже в шесть утра подъем. И дальше он уже после завтрака отправляется на работу. Он старается работать. Есть некоторые заключенные, которые вообще в принципе не хотят работать. И вот, например, в Моршанске такая возможность есть. А в Валуйках [колония под Белгородом] все должны были работать где-то, но в основном работали на «швейке», в швейном цеху. И сейчас Леша тоже там работает. Без дела, конечно, он сидеть не может. Но при этом он очень много читает, когда есть свободное время. Вот последняя книга — он читал Льва Николаевича Толстого. То есть он серьезные произведения находит в библиотеке. Иногда, конечно, что-то просто для разгрузки мозга, что-то такое веселое, какие-то детективы… Когда сидел еще в СИЗО «Водник» [московское СИЗО], он научился рисовать. Он сидел в одной камере с одним хорошим человеком, который увлекался живописью. И он пробовал свои способности развивать.

Я вот честно скажу, что

Он очень сильно нас жалеет, несмотря на то, что он находится в более суровых обстоятельствах, он очень старается все время сэкономить, потому что переживает, как я вот одна тут все тяну. Очень жалеет Варечку, мою маму, свою маму. То есть вот он такой — его на всех хватает. Ну я не знаю, почему так. Наверное, потому что он насмотрелся на очень разных людей, которым тяжело, которые одни без родных, и он как-то еще больше сейчас ценит все, что у нас есть: вот наша семья, он это очень сильно ценит.

Челищева. Прям до слез, простите. Я вот как раз хотела спросить про вас, Светлана, как вы «тянете»? Как вообще изменилась ваша жизнь? Потому что это отдельная тема, когда посадка бьет очень сильно рикошетом по родным, по детям, по женам. Насколько я знаю, вы работали вместе с Алексеем в МАИ, и после его приговора вам не продлили контракт. Как вы вообще все это переносите?

Воробьева. Да, это отдельная история. Со мной непросто, со мной на самом деле очень жестоко, как мне кажется, поступили. Я общалась с коллегами, и все приветливо улыбались, что-то говорили, а потом выяснилось, что каждый из них внес свою немаленькую лепту в клевету на Алексея. Это было, конечно, очень тяжело принимать. И потом все-таки действительно меня не просто увольняли, а немножко мучили, потому что я цеплялась за эту работу, и я выполняла очень хорошо ее. После приговора какие-то выпуски были на федеральном канале, там был репортаж про Алексея, в котором тоже принимали участие все эти люди. Это было, знаете, такое предательство очень серьезное. Если поначалу было ощущение, что, ну может быть, испугались, поэтому оклеветали человека, но когда меня решили уволить, оставив с ребенком, которому только что исполнилось три года, вот в этот момент я поняла, что никто ничего не испугался, что все сделали это осознанно. И вот так меня выбросили просто на улицу. Честно скажу, в тот момент вообще я не понимала, как жить, что делать.

Впереди прямо было очень много какой-то темноты, потому что только что Алексея отправили в колонию, потом вышел какой-то репортаж, где очень много говорили плохого про Алексея. Меня там крупным планом показали. Я тогда тоже совмещала работу репетитора и работу в МАИ. И поэтому я просто представила, что если вот сейчас мои ученики увидят меня крупным планом, что дальше? То есть у меня ни работы, ни подработки, ничего нет. Очень большой глоток воздуха я получила, когда после моего увольнения Виктором Шендеровичем* был объявлен сбор средств. Мы тогда покрыли расходы на работу адвокатов, немножко как-то тоже «подушку безопасности» для себя, ну, небольшую, но все равно сделали. И дальше я уже начала активно искать работу. Но вот по сей день работаю только репетитором. Но работать мне приходится, конечно, очень много. То есть я ухожу в обед, прощаюсь с Варечкой и до самого-самого вечера езжу, как лягушка-путешественница, по городу к своим ученикам.

Но я могу сказать, что

Хотя до сих пор продолжаются какие-то судебные разбирательства. Я пыталась доказать, что они меня уволили незаконно. Но поведение представителей МАИ, конечно, меня очень сильно удивляет и расстраивает, когда взрослые мужчины с ухмылкой о чем-то говорят, фразы такие: «Я же вас предупреждал». Еще чуть ли не угрозы. Представитель, который ходил со мной в суд, тоже подметил это. Еще какие-то и провокации происходят. Например, один из людей, тоже из МАИ, звонит, периодически пытается какие-то встречи мне назначить, для того чтобы передать какую-то книгу. Ну, то есть я не знаю, на что это рассчитано. Может быть, это провокация, может быть, действительно человек спустя год после моего увольнения хочет вернуть что-то, что мне принадлежало. Но зачем?

Казалось бы, уже пора остановиться и начать жить новой жизнью. Но вот периодически такие вот отголоски оттуда поступают — от людей, которые нас очень сильно предали и оклеветали.

Светова. Я должна обязательно сказать, что Виктор Шендерович признан Министерством юстиции «иностранным агентом». Да, я действительно следила и видела, как был организован сбор в социальных сетях в вашу пользу. И это, конечно, потрясающе и здорово, что это было сделано. Но скажите, вообще у кого вы находите поддержку? В своем православном приходе, куда вы ходите? Кто вас поддерживает? Вы описываете сейчас свою жизнь, действительно она очень трудная. Вы много работаете, вы содержите семью, вы должны думать о том, чтобы ездить к мужу, чтобы его поддерживать. Кто вам помогает морально? Друзья, вообще многие, вы говорите, отвернулись. Но есть же те, которые вместе с вами остались?

Воробьева. Вы сейчас на самом деле перечислили всех, в ком я нахожу поддержку. Все прям в точку. На самом деле, самое главное: моя поддержка по-прежнему — это Алеша. Это, может быть, смешно сейчас звучит: он находится в колонии, но он меня больше всех поддерживает, потому что он знал, что я была по жизни такой немножко нерешительный человек. То есть мне нужно было все время, чтобы меня как-то немножко подталкивали, говорили: у тебя все получится, ты все сможешь. И вот он по сей день продолжает мне говорить: «У тебя все получится, не бойся. Хочешь попробовать учить учеников? Иди, попробуй, у тебя все получится». И действительно, все получается. Конечно, семья тоже поддерживает. Вот я смотрю на Варечку, она сейчас вот подрастает, она так нежно обнимает, целует меня, она меня перекрещивает, когда я выхожу на работу из дома, так же, как моя мама. Если вдруг устаю — а бывают такие моменты, когда хочется, знаете, разрыдаться и все, вот не просыпаться, не вставать на работу, — то я смотрю на Варю и понимаю, что я не имею права так сделать, потому что она такая хорошенькая, она ждет, что я ей что-нибудь куплю — какую-то шоколадку, игрушку маленькую. И я должна встать и пойти.

Друзей тоже очень много, на самом деле друзей очень много, и даже незнакомых людей. Вот я почему про сбор сказала? Знаете, я просто была удивлена, что вообще совершенно незнакомые люди так много денег собрали. Это ведь не просто кто-то отправлял большие суммы, очень много людей отправляли маленькие суммы. Но это означает, что людей было очень много. Я была поражена, что так много незнакомых людей нам верит, нас поддерживает. Это было действительно очень большим поддерживающим фактором, что не нужно сдаваться, что не нужно опускать руки, потому что, конечно, очень страшно было. Кто-то отвернулся. А тут вдруг совершенно незнакомые люди столько теплых слов писали, когда отправляли деньги. Кто-то писал: «Это для Варечки», «Сил Алексею!». И я ему все это передавала. Я молюсь за этих людей. Ну вот как могу, многих имен не знаю, но все равно всегда мысленно говорю спасибо, что такое было в нашей жизни. И, конечно, действительно мы очень много времени с Варей проводили в храме, действительно очень много молились.

Светова. Действительно, ваш рассказ, ваше свидетельство, мне кажется, оно очень важно, потому что сегодня мы все живем в такое сложное время, когда многие люди находятся в депрессии, находятся в тоске, в унынии и не знают, как им жить. Но при этом, в общем-то, если сравнить нашу жизнь с вашей, конечно, мы благополучны, потому что это очень сложно, когда ты одна борешься за своего мужа, который находится в заключении совершенно ни за что. Спасибо вам большое.

А вы слушали подкаст «Совещательная комната», и говорили мы со Светланой Воробьевой, женой Алексея Воробьева, доцента кафедры ракетных двигателей Московского авиационного института, которого осудили на 20 лет лишения свободы за госизмену. Осудили по совершенно сфабрикованному делу, я в этом уверена. И мы говорили со Светланой о том, как жить, когда твой муж так надолго оторван от себя, где найти силы, чтобы это все выдержать, где найти надежду. А вы слушайте наш подкаст на Youtubе, в Apple Podkast, ставьте, пожалуйста, нам лайки. И если вы будете ставить нам много лайков, то больше людей узнает о нашем подкасте «Совещательная комната» и больше людей послушает наших замечательных гостей. Пишите, пожалуйста, комментарии. Спасибо, Светлана. Спасибо, Вера. Всем привет!

* Внесен властями РФ в реестр «иноагентов».