На кончину Руслана Хасбулатова — последнего председателя Верховного Совета РСФСР, а потом и России, сперва верного сторонника Бориса Ельцина, а потом его яростного оппонента — многие отозвались напоминанием о том, как Хасбулатов был арестован после штурма Белого дома в октябре 1993 года, а уже в феврале 1994 года освобожден.

И что это, мол, показывает, насколько либеральным был «ельцинский» политический режим по сравнению со сменившим его «путинским». Скорее всего, те, кто об этом пишет, либо не помнят, либо не знают, что Хасбулатов вышел на свободу не по воле Ельцина, а в результате амнистии, объявленной Госдумой, вопреки желанию президента.

Однако миф о принципиальной разнице «ельцинских» и «путинских» лет третье десятилетие подряд остается одним из самых устойчивых. И что очень существенно — этот миф абсолютно зеркален.

Сторонники нынешней власти верят, что «лихие 90-е» сменились с приходом Путина «стабильными нулевыми», а многие ее оппоненты вздыхают по «прекрасным 90-м», которые сменились «скверными нулевыми». Но перед нами не две противоположные стороны политической поверхности, а одна. Эта поверхность односторонняя, как знаменитая лента Мебиуса. Ибо

И разговоры о том, как после «хорошего» Ельцина пришел «плохой» Путин и все испортил, очень похожи на риторику хрущевской оттепели, когда призывали вернуться к «подлинному ленинизму», «ленинскому наследству» и «ленинским нормам партийной жизни», отход от которых якобы и привел к культу личности Сталина.

Ленин, заметим, так и не оставил записки — что из его наследства подлинное, а что не совсем. Но на практике (да и в теории) нет никакой принципиальной разницы между политикой ленинизма и сталинизма, и сталинские репрессии — не «искажение» ленинских идей, а их органическое продолжение.

Демократические времена оказались очень короткими, сменившись авторитарными, а затем и тоталитарными, потому что была сделана ставка на персоны, а не на демократические институты.

На конкретного президента — Бориса Ельцина, «знающего, как надо», и проводящего «непопулярные», но единственно верные экономические реформы в «переходный период». И на создание условий для беспрепятственного правления президента, которому в ситуации, когда реформы так и оставались «непопулярными», а «переходный период» никак не заканчивался, никакие институты совершенно не нужны. Более того, они ему только мешают!

Мешают честные и свободные выборы, потому что на них могут победить оппоненты президента. Мешает правовое государство, потому что законом должно быть мнение президента. Мешает независимое от власти правосудие, потому что оно может признать незаконными те или иные действия президента и его окружения. Мешает разделение властей и парламентаризм, потому что парламент не должен ни в чем препятствовать президенту. Мешают свободные СМИ, потому что они будут давать слово критикам президента и рассказывать о коррупции и злоупотреблениях власти. И мешает политическая конкуренция, потому что президент и его окружение должны оставаться у власти независимо от общественных настроений.

В рамках этой «самодержавной» логики и строилась российская политическая система 90-х. Ее создатели и строители — Анатолий Чубайс, Егор Гайдар, Михаил Полторанин, Геннадий Бурбулис, Сергей Шахрай, Альфред Кох, Алексей Кудрин, Валентин Юмашев, Александр Волошин, Сергей Кириенко и другие — действовали совершенно сознательно. Прекрасно понимая, что при иной — демократической — системе они лишатся власти и влияния (а то и свободы) достаточно быстро.

1. За разрушение системы разделения властей, дискредитацию и последующее уничтожение парламентаризма, за монополизацию политической власти в руках президента и его канцелярии, которых не ограничивали никакие «сдержки и противовесы».
2. За монополизацию СМИ и установление политической цензуры (любителям рассуждать о том, какая свобода СМИ была при Ельцине, напомню о пресловутом «Федеральном информационном центре» времен 1993 года, организовавшем на телевидении кампанию по дискредитации парламента, и о превращении большинства федеральных СМИ в отделы избирательного штаба Ельцина во время президентских выборов 1996 года).
3. За уничтожение политической конкуренции и превращение выборов в механизм воспроизводства власти (опять же напомню выборы 1996 года, с беспределом «административного ресурса», работой всей системы исполнительной власти на одного кандидата и массовыми фальсификациями).
4. За отсутствие независимого правосудия (судебная реформа и не была проведена, а в Конституции был закреплен принцип назначения президентом всех судей).
5. За превращение большевистского принципа «цель оправдывает средства» в основу государственной политики.
6. За назначение на высшие государственные посты по принципу личной преданности, а не профессионализма.
7. За коррупцию и безнаказанность высших чиновников при любых злоупотреблениях.
8. За непубличность принятия ключевых властных решений, принимаемых неизвестным кругом лиц по неизвестным принципам, при постоянно «техническом» (за редчайшими исключениями) правительстве.

Владимир Путин, пришедший как преемник Бориса Ельцина, сохранит и усилит эту конструкцию, но важно понимать, что все основные блоки ее уже существовали, а не появились лишь с его приходом к власти.

Да, в ельцинские годы оппозиционная деятельность не была криминализована, критика власти не вызывала административных, а тем более уголовных дел, оппозиционеры не объявлялась врагами народа и национал-предателями, оплачиваемыми из-за рубежа. И не было понятий «иностранных агентов» и «нежелательных организаций». И не было образа страны как «осажденной крепости», которую все ненавидят, страстно желая ее ослабления.

Но и в начале, и в середине 90-х щедро награждали ярлыками «красно-коричневых» всех, кто выступал против концентрации власти в руках Ельцина, не соглашался с реформами, проводимыми в интересах подавляющего меньшинства, и считал события осени 1993 года государственным переворотом со стороны президента. А все остальное развивалось при Путине постепенно — по мере того, как уничтожались остатки демократических институтов, подавлялись свободные СМИ, власть все больше сливалась с собственностью, а государство — с «руководящей и направляющей партией».

Мягко говоря, это лукавство.

Потому что свободы — в том числе перечисленные — обеспечил не Ельцин, а Михаил Горбачев. Как и систему разделения властей, в рамках которой Ельцин начинал свое восхождение, будучи в 1990–1991 годах председателем российского парламента. И которую он же потом превратил в декорацию в декабре 1993 года с принятием новой Конституции.

Сегодня, через три десятилетия после этого рубежа, архитекторы и пропагандисты ельцинской системы (в том числе эмигрировавшие) любят рассказывать, как хорошо было при «дедушке», и что для исправления ситуации надо просто вернуться к истокам. Некоторые из них (особенно эмигрировавшие, как Кох) не устают клеймить нынешний режим, делая вид, что не несут никакой ответственности за сегодняшнюю ситуацию, и полагая, что их неприглядная роль надежно забыта.

А еще на популярных интернет-ресурсах нам регулярно рассказывают о чудом сохранившихся во власти с времен Ельцина «системных либералах», сподвижниках или учениках Гайдара, высоких профессионалах, якобы противостоящих «силовикам» в окружении Путина и спасающих своей работой экономику от полного краха. И видят в них ту «ответственную часть элиты», которая будет заниматься строительством будущей России — конечно же, демократической.

Надо сказать, что политические сказки о «системных либералах» всегда вызывали у меня абсолютное отвращение.

• Во-первых, никакие они не либералы (достаточно вспомнить их поддержку повышения пенсионного возраста и отказ гражданам в прямых выплатах из бюджета в качестве помощи во время эпидемии коронавируса).
• А во-вторых, по своей сервильности они отличаются от «силовиков» лишь отсутствием погон. И никто из них ни в чем не посмел возразить Путину после 24 февраля, напротив — они наперегонки бросились выполнять его требования.

Никакую «демократическую Россию» они не построят, и не стоит возлагать на них никаких надежд. Точно так же, как и на активных участников строительства авторитаризма в «ельцинскую» эпоху, полагавших, что достаточно сменить «плохого царя» на «хорошего» — и все наладится.

Новая оттепель обязательно настанет. И если мы хотим, чтобы она снова не сменилась похолоданием, нужно не полагаться на добрую волю очередного вождя, а усердно и последовательно строить демократические институты, не позволяющие никому стать вождем. А тем паче — диктатором.