В прошлой жизни, до 24.02.22, у нас очень любили футурологию. Рассуждения о будущем — ИИ, биотехе, блокчейне, базовом безусловном доходе и проч. — заполнили все свободное пространство на форумах, панельных дискуссиях, интервью министров, экспертов, руководителей госкомпаний.

Я не говорю, что все это было совсем бесполезно. Историческая неизбежность возникает только тогда, когда мы оглядываемся назад. Но давайте попробуем применить эти знания из прошлой жизни на практике.

Во-первых, помните, какое особое место среди футурологических мотивов всегда занимало обсуждение «экзистенциальных рисков»? Вот он и наступил — риск гибели человечества не из-за «непредсказуемых» факторов (инопланетяне? роботы? вирусы?), а из-за банальных, скучных, хорошо изученных проблем человеческой психики.

О том, что катастрофа придет не из будущего, а из прошлого, тоже говорили — а что толку. Как сказал Э.О. Уилсон, «настоящая проблема человечества: у нас эмоции из Палеолита, институты из Средневековья, а технологии — божественной силы». Тезис, что научно-технический прогресс абсурден вне прогресса политических институтов, еще раз подтвердился — но что дальше? Те, кто понимал это, обошлись бы и без подтверждения; а тех, кто мечтал об «эффективном цифровом авторитаризме», даже отключение воды и электричества не исправит.

Во-вторых, еще одна сквозная мысль — «будущее разворачивается неравномерно». Она тоже подтверждается.

Все вспоминают сейчас «Обитаемый остров» Стругацких. А я бы вспомнил «Волны гасят ветер»: «…Человечество будет разделено на две неравные части по неизвестному нам параметру, причем меньшая часть форсировано и навсегда обгонит большую». В мире до 24.02 этот сценарий реализовывался и так. Между людьми, обладающими возможностями (привилегиями) смотреть в будущее / жить будущим, и остальными, пролегали глубокие рвы. Существовали «красные зоны прошлого», со <специальными операциями>, с голодом, бедностью, болезнями, «зеленые зоны будущего» (вроде университетов и мегаполисов) и «серые зоны неопределенности», где существовал «как бы выбор».

Не прикладывать усилий — остаться в устаревающем настоящем, впрочем, вполне комфортном. Или приложить усилия, воспользоваться социальными лифтами, вступить в борьбу — и присоединиться к «завтра». Количеством и качеством этих лифтов можно было измерять «серость» этих зон.

При более-менее гомогенном развитии глобального человечества количество «красных зон» медленно бы уменьшалось, а «серые зоны» росли, и социальных лифтов становилось бы все больше повсеместно. С оговорками это был бы приемлемый вариант.

Но теперь все иначе. Россия, ведомая сектантской логикой, решила увеличить количество «красных зон», что привело ее к «покраснению». Но это уже неважно. То, что недальновидным кажется крахом глобализации, на самом деле — бустерный укол.

С 1991 года, не говоря уже про 1945-й, прошло слишком много времени. Современный мир (не только «коллективный Запад», т.к. в него входят и страны Тихоокеанского региона; а «европейские ценности» тоже никакие не европейские, а общечеловеческие) расслабился. Он запамятовал, что никакого прогресса без свободы, прав человека, безопасности — причем глобальной — быть не может.

То, как смирились с упадком ООН, с неработающим Совбезом, с отсутствием механизмов принуждения к исполнению международного права — ярчайший пример этой амнезии.

Раньше мне казалось, кстати, что у России есть отличный шанс: вместо пренебрежения институтами ООН мы бы могли, напротив, возглавить их реформу. Нас бы поддержали и ЕС, и Китай, и Бразилия. Так мы бы могли действительно претендовать на кресло в совете мировых управляющих — вполне на равных с США.

Но сегодня все шансы упущены.

Притопав назад, мы обнаружим безнадежное отставание вообще во всех областях.

Возвращение к нормальности станет тяжелым испытанием. Остатки интеллектуального класса, которые не смогли уехать сейчас, уедут тогда — зачем прозябать в «серой зоне», пока рядом цветут «зеленые»? В лучшем случае мы сможем попробовать создание кластеров: на развалинах глобальных городов сделать особые «зоны будущего», выведенные из-под режима санкций, с экспериментальными экономическими порядками и прогрессивными социально-политическими институтами. Такими зонами смогут стать Санкт-Петербург, Москва, Сочи, Владивосток, Екатеринбург, Казань и др.

Но их появление, даже если состоится (что уже — огромное количество «если…»), станет не преодолением разрыва, а еще одним разрывом. И эти разрывы (в первую очередь — ментальные) в обозримой перспективе преодолеть не выйдет.

Это цена, которую ядерная сверхдержава заплатит за лидеров, не понимающих концепцию «гуманизма» и не умеющих пользоваться интернетом. По-своему она справедлива. А разговоры о будущем — продолжатся. Но без нас.