В субботу 29 января Анна Каретникова, ведущий аналитик УФСИН по городу Москве (Управление федеральной службы исполнения наказаний), написала в Facebook:
Анна Каретникова,
ведущий аналитик УФСИН по Москве:
«Невеселые новости для тех, кому это важно, но вынужденные. Со вчерашнего дня в московских СИЗО вновь введен режим особых условий в связи с новым витком пандемии.
Коротко:
- ограничиваются выезды в суды, акцент на видеосвязь;
- ограничиваются краткосрочные свидания с близкими и передачи, кроме медицинских;
- ограничиваются посещения ОНК и иных подобных лиц и органов;
- адвокаты, защитники — через стекло, в следственных — в исключительных случаях, в защите;
- приостанавливается прием граждан руководством СИЗО;
- не совсем понятно, куда будут поступать только лишь взятые под стражу женщины и бывшие сотрудники, но по-прежнему все вновь арестованные поступают в СИЗО-7 и содержатся там 2 недели.
Надеюсь, мы преодолеем и вернемся к обычному режиму работы».
Адвокат Анастасия Георгиевская написала в комментариях: «В приказе (опубликованном на сайте УФСИН 28 января 2022 года) сказано: «Свидания ограничиваются, а фактически полностью прекращаются. Слово такое аккуратное — «ограничиваются» — немного вводит в заблуждение, пришлось вчера родственникам объяснять, что свиданий с родственниками не будет». В разговоре с «Новой», адвокат уточнила: «У моего подзащитного бабушка должна была пойти на свидание к внуку в СИЗО-3, теперь не пойдет».
В приказе УФСИН, кстати, не сказано, кто будет снабжать арестованных средствами индивидуальной защиты и почему прекращается прием продуктовых передач?
Адвокаты рассказывают, что на свидания с ними их подзащитные приходят без масок, часто и в суды их также доставляют без масок. И не все необходимые продукты арестанты могут купить в интернет-магазинах, им необходимы и передачи.
Имитация борьбы, перелимит и невозможность контроля
Антиковидные «ограничения» в московских СИЗО вводятся до 26 февраля. Человеку, далекому от тюремной системы, может показаться, что ничего удивительного в этом нет: ограничения вполне целесообразны и вроде бы не влекут за собой нарушений прав человека.
Да, так кажется на первый взгляд. Но, поговорив с адвокатами и правозащитниками, приходишь к выводу, что чиновники от тюремного ведомства растеряны: мало того что
в каждом конкретном СИЗО, даже на территории одного города — Москвы, эти ограничения не единообразны, так еще ни в коей мере не защищают от пандемии. Они — имитация, но при этом серьезно ущемляют права арестантов.
Так, например, в приказе, выпущенном УФСИН по Москве от 28 января 2022 г., «ограничивается осуществление контроля за учреждениями и органами УИС». В переводе с чиновничьего это означает, что члены ОНК (общественной наблюдательной комиссии) не смогут посещать арестантов в камерах, беседовать с ними и контролировать соблюдение их прав.
Ева Меркачева
член ОНК Москвы:
«Мы почти два года не ходили по камерам. Вот, наконец, нам разрешили покамерный обход (на короткое время — с ноября 2021-го по январь 2022-го — в московских СИЗО были сняты ограничения для членов ОНК. — Ред.), и, честно говоря, мы просто обалдели. Конечно, только в камере, беседуя с арестантами, ты можешь многое увидеть. Например, если бы 27 января мы не зашли в больничную камеру «Матросской Тишины» к Борису Шпигелю (предприниматель, обвиняемый в даче взятки губернатору Пензенской области. — Ред.), мы бы не узнали, что в нарушение закона его поместили в камеру с ранее сидевшим. И мы тогда смогли обозначить руководству СИЗО, что это нарушение 33-й статьи «Закона о содержании под стражей» — нельзя ранее сидевших помещать в камеру с неосужденными. Мы знаем, что часто это делается для оказания давления на арестованных.
Видели мы и Сергея Зуева, ректора «Шанинки». Он сказал нам, что очень себя плохо чувствует и накануне даже не смог встать с кровати. А ФСИН официально заявляет, что он в прекрасной форме.
Сейчас нам предлагают опять общаться с заключенными через стекло. Во-первых, ты часами сидишь в комнате краткосрочных свиданий и ждешь, когда к тебе приведут арестанта. Что он тебе расскажет? Ну максимум он скажет, сколько в камере больных заключенных, но он точно не владеет ситуацией на этаже.
Вернусь к Сергею Зуеву: если бы в тот день, когда мы посещали его в больнице, уже действовали новые антиковидные ограничения, то Зуев при всем своем желании поговорить с нами, скорее всего, до комнаты краткосрочных свиданий бы не дошел, это достаточно далеко от тюремной больницы, и мы бы не узнали о его состоянии. Мы ведь не только в больнице, но и на главных корпусах «Матросской Тишины» находили заключенных с онкологией, которые уже не встают с кровати. Вот заключенный с метастазами лежит в общей камере, а там перелимит.
Да-да! Мы обнаружили, что камеры перенаселены. В каждой камере «Матроски» мы видели людей на полу. У них даже раскладушек нет.
Сажают и сажают по ненасильственным статьям. И может, кто-то не хочет, чтобы правозащитники об этом знали».
Перелимит в московских СИЗО действительно составляет сейчас больше тысячи человек. И происходит это по вине московских судов, которые совершенно не думают ни о здоровье арестантов, ни о здоровье сотрудников СИЗО.
Сотрудник УФСИН Москвы,
на условиях анонимности:
«Все эти два года, что идет пандемия, мы решали вопрос загруженности наших учреждений по договоренности с судами, мы отправляли осужденных по первой инстанции в СИЗО других регионов, не дожидаясь апелляции и вступления приговоров в законную силу, за что нас критиковали правозащитники. Теперь у нас в СИЗО не осталось осужденных, только подследственные, их никуда не отправишь. Поэтому появился перелимит».
Адвокат Анна Ставицкая рассказала «Новой», что 31 января на процесс по «делу Арашуковых» (экс-сенатор Рауф Арашуков и его отец Рауль Арашуков. — Ред.), который проходит с участием присяжных в Мосгорсуде, привезли двух обвиняемых с высокой температурой. Они содержатся в СИЗО-4. Один из обвиняемых рассказал, что
просил у тюремного врача жаропонижающее, а ему якобы дали валерьянку.
«Когда они заявили на суде о своем плохом самочувствии и температуре, судья Гученкова, надо отдать ей должное, вызвала в суд скорую помощь, двум подсудимым сделали ПЦР и выявили «подозрение на коронавирус», — говорит Ставицкая. — Заседание перенесли, но что с ними будет в СИЗО? Там же им никакие ПЦР не делают».
Адвокат Ставицкая отмечает, что разница в использовании антиковидных мер в разных СИЗО хорошо видна на примере фигурантов «дела Арашуковых». Так, например, тем обвиняемым, кто содержится в «Лефортово», выдают маски и перчатки, тогда как арестанты из СИЗО-4 приезжают на суд с высокой температурой, но без перчаток и масок.
Защитный костюм
«Вирусролог» из СИЗО 99/1
Антиковидные ограничения, касающиеся встреч адвокатов с их подзащитными, уже стали притчей. Их обсуждают в адвокатских чатах, и защитники относятся к ним по-разному. Кто-то с юмором, а кто-то с возмущением. Надо учитывать, что в московских СИЗО, в зависимости от их подчинения, правила прохода различаются.
Правда, хотя и «Лефортово», и «Кремлевский централ» («Матросская Тишина» 99/1) подчиняются ФСИН России,
- в «Лефортово» для встречи с подзащитными адвокаты приходят в масках, во врачебных белых халатах, надетых прямо на шубы и пальто (в кабинетах холодно).
- а в СИЗО 99/1 от защитников требуют покупать специальные костюмы защиты, очки и другие прибамбасы.
Наталья Земскова,
адвокат:
«С 23 июня 2021 года, невзирая на правила других изоляторов, адвокатов и следователей стали допускать в следственные кабинеты только в специальных защитных костюмах. Я называю их «костюмом маляра». (На сайте, где костюмы продаются, написано: костюм Л-1, который используется на местности, зараженной отравляющими и химическими опасными веществами. — Ред.). Кроме костюма надо надевать бахилы и перчатки. Мой любимый вирусолог — это, конечно, тот, кто придумал меры защиты от ковида в СИЗО 99/1.
Мы, адвокаты, обязаны нацепить «защитный» костюм на обычную одежду, натянуть капюшон, и вот в таком комичном, унижающем человеческое достоинство виде: кто-то похож на грибника, кто-то на строителя, — мы поднимаемся на шестой этаж, заходим в СИЗО 99/1. Иногда сверху приходится надеть шубу, потому что куда ее девать? Обязательно в очках. У меня — черные, у кого-то — лыжные.
В общем, кто во что горазд. У кого отвалился капюшон, можно натянуть бахилы на голову. Перчатки допускаются любые. Никакого отношения к защите здоровья все это не имеет: сотрудники СИЗО ходят в нормальной одежде, подзащитные тоже без «защитных» костюмов. Без масок. Когда я впервые зашла в таком виде «зомби» или белого медведя в адвокатский кабинет, моему подзащитному стало страшно. Я спрашивала сотрудников: «А как же прививки? Как же куар-коды? Наверное, вы знаете что-то большее, раз у вас особые требования». Они молчат. У меня ощущение, что мы находимся в инфекционном отделении психиатрической больницы.
Эти так называемые противоковидные меры не поддаются ни логике, ни здравому смыслу. Мне хотелось обжаловать этот порядок в суде. Ведь если страна хочет вводить противоэпидемиологические меры, наверное, они должны быть едины во всех учреждениях, они должны опираться на мнения ученых, а не на мнение «вирусолога из СИЗО 99/1».
Адвокат Земскова уверена, что
«такими маразматическими мерами подрывается вся политика страны по убеждению населения в эффективности прививки».
«Чем в данном случае тюрьма отличается от театра и музея? Почему, чтобы туда пройти, достаточно QR-кода, а здесь нужен еще костюм Бэтмана или медицинский халат?» — спрашивает Земскова.
Адвокат Дмитрий Харитонов, который на днях посещал своего подзащитного в СИЗО «Матросская Тишина» в медицинском халате, согласен с коллегой:
Дмитрий Харитонов,
адвокат:
«Понятно, что СИЗО — закрытое общество, понятно, что, если там люди заболеют, это хуже, чем на воле. Я за ограничения, но мне кажется, что QR-коды и вакцина гораздо более действенны, чем этот медицинский халат».
Член ОНК Москвы Георгий Иванов говорит, что новый антиковидный указ УФСИН Москвы вызывает у него недоверие. Он задается вопросом: были ли эффективны ограничения, введенные в московских СИЗО на посещения членов ОНК с марта 2020 года по июнь 2021 года? Тогда правозащитники могли общаться с арестованными только в комнатах для краткосрочных свиданий через стекло. То же самое предлагается и сейчас. Потом на короткое время заключенных приводили в следственные кабинеты. Так было в СИЗО московского подчинения. (В «Кремлевском централе» 99/1, где, по словам адвоката Земсковой, приходится надевать «маскарадный» костюм, правозащитники все-таки могли посещать заключенных в камерах.).
Георгий Иванов,
член ОНК Москвы:
«С ноября прошлого года по январь нового года в московских СИЗО мы смогли общаться с заключенными в камерах, но сейчас нас снова ограничили. Между тем мы не знаем, сколько арестованных и сотрудников СИЗО болели ковидом, сколько умерли от ковида, сколько вакцинированных. Правозащитников ограничивают, но ведь сотрудники СИЗО работают в обычном режиме. У меня возникает подозрение, что есть скрытая причина этих ограничений — фактически закрыть СИЗО для правозащитников и родственников».
С самого начала пандемии правозащитная организация «Общественный вердикт» (вынуждены указать, что она признана Минюстом «иностранным агентом» — Ред.) занялась проектом «Серая зона», в рамках которого собиралась информация во всех учреждениях пенитенциарной системы России.
Елена Истомина,
куратор проекта «Серая зона»,
фонда «Общественный вердикт»:
«Конечно, ФСИН не дает полной информации о ситуации с ковидом. Информация на сайте ФСИН и на наши запросы предоставляется крайне скупая. Из нее следует, что заключенные в нашей стране болеют ковидом в легкой форме. В отдельных регионах звучали цифры по заболевшим. Про случаи смерти никто из должностных лиц, кроме Екатеринбурга, не сообщал. При этом и сами заключенные, и их родственники, конечно, писали нам, что болеют в колониях сильно и страшно».
