— Николай, скажи, пожалуйста, кто ты и что делал в дни голосования?

— Я веб-разработчик, вхожу в руководящий орган общественной организации «Общество.Будущее», работал в штабе Юнемана, затем — в команде Данила Махницкого в Новомосковском округе. Именно мы запустили проекты по защите выборов nabludenie2021.ru и vashvybor.org.

От Данила я получил направление в члены комиссии. Изначально собирался поехать наблюдать «в поле», куда-нибудь на стык Новой Москвы и Калужской области, чтобы помешать фальсифицировать выборы. Но штаб направил меня в УИК ДЭГ следить за голосованием в Новомосковском округе. Поскольку на одну и ту же комиссию были возложены полномочия сразу всех 15 УИК, мы становились наблюдателями за выборами в Госдуму по всей Москве.

— Как ты начал свою работу?

— Я пропустил возможность прозвона зарегистрировавшихся на электронное голосование. Счел, что это малоинформативно, так как любая выборка, которую я смогу прозвонить, будет нерепрезентативной и ее будет не с чем сравнить — нет контрольной группы. 17 сентября я приехал в центр для наблюдения за московским ДЭГ.

— Где это происходило?

— На Краснопресненской набережной, в Экспоцентре.

— Как это выглядело?

— Общественный центр наблюдения за ДЭГ представлял собой огромный демонстрационный зал, куда можно было бы вместить человек 200–300. Был большой экран с суммарными цифрами: количество выданных бюллетеней, количество принятых бюллетеней, всего зарегистрировано избирателей. И было примерно 30 экранов поменьше. На этих экранах были данные о выданных бюллетенях, принятых бюллетенях и явке по кругам.

— Просто количество голосовавших? А хэши (зашифрованные сообщения о действиях избирателя в системе — получение бюллетеней, их принятие. — Ред.), дата и время трансакции?

— Нет. Только суммарные данные с observer.mos.ru, то есть их мог смотреть любой, не выходя из дома.

— Стоп. То есть что получается: стоят 30 мониторов в «Общественном центре наблюдения», и на них — транслируется общедоступная информация из сети?

— Да. Притом информация — совершенно некорректная. В какой-то момент один из индикаторов прогресса завис, и конверсия, то есть отношение принятых бюллетеней к выданным, стала достигать 200–300%.

— Неужели Чурова переплюнули?

— Да.

— Что вам на это ответили члены избиркома?

— В духе «ну это ничаво». Потом стали бегать, суетиться, но исправить не могли.

— И долго это безобразие висело?

— Большую часть 17 сентября.

— Зачем же был весь огород с центром наблюдения и выводом на мониторы содержимого браузера, когда вся информация была доступна с любого компьютера?

— Это выглядело как потемкинская деревня.

— Что вы предприняли?

— За демонстрационным залом было три помещения поменьше, размером примерно с маленький школьный класс. Отдельное помещение для каждых выборов: Госдума, МГД, муниципальные выборы в Щукино. На стенах тоже висели мониторы. Именно там я впервые увидел косяк с зависшим индикатором и 201%. Я спросил нашедшегося в помещении человека, где располагается моя УИК (ГД), который мне казался сотрудником ДИТ. Мне сказали, что это, мол, ошибка на дэшборде (то есть на мониторах, вывешенных в демонстрационном зале).

То, что ошибка в observer.mos.ru я понял, когда увидел, что аналогичная ошибка наблюдается в большом демонстрационном зале. Посмотрел один из нотбуков, с которого транслировалась картинка. Ба! Так это же браузер с официальным сайтом выборов.

— А что с «нодой наблюдателей», про которую мы писали в «Новой»? Удалось ее посмотреть?

— Между 11 и 12 дня я попросил [председателя Юрия Павлова или его зама] о возможности посмотреть «ноду». Мне ответили отказом: «Не-не-не, дождитесь специалиста». Такой специалист нашелся. Рядом с комнатой, имеющей статус «помещение УИК», была другая, мы вошли туда. В ней было несколько ноутбуков и мониторов. Сели, мне включили «ноду наблюдателей».

— И что ты увидел?

— Я увидел браузер, в который выводились интегральные параметры голосования: явка, количество выданных и принятых бюллетеней, количество избирателей в данных момент на избирательном участке. Данные были по всем выборам и по всем участкам.

— Хэши, зашифрованные сообщения с выбором избирателя, дата-время трансакции?

— Нет, это на экран не выводилось.

— Данные шли потоком, непрерывно?

— Нет.

— То есть о том, чтобы, как на нормальном участке, видеть каждый бюллетень — как его выдали, как в урну опустили — речь не шла?

— Нет. Только с ручным обновлением.

— Эти данные совпадали с мониторами в большом зале?

— Нет. Они выглядели гораздо более разумными и более соответствующими реальности.

Да и Костырко (руководитель группы разработчиков ДЭГ. — Ред.) на тренинге у Мельконьянца (признанное «иноагентом» движение «Голос». — Ред.) не отрицал, что данные на observer.mos.ru идут через неконтролируемую прокладку. Поэтому и нужна «нода».

Мне поначалу пытались запретить данные с «ноды» сфотографировать, поэтому в первый раз переписал информацию о явке по моему округу на листочек. Потом добился, чтобы можно было фотографировать.

— Кто пытался запретить?

— Сотрудник ДИТ (Департамент информационных технологий мэрии Москвы. — Ред.), который рядом сидел.

— Чем он мотивировал запрет?

— Он сослался на некоего начальника. В итоге Евгений Давыдов, член комиссии, который имел отношение к ДИТ, дал скопировать явку.

— Кто кроме вас мог видеть «ноду»?

— Илья Сухоруков от Брюхановой, Анна Лобонок от КПРФ. Мы единственные пытались разобраться в том, что происходит. Еще был один робкий наблюдатель с правом совещательного голоса от «Яблока», он был не очень активен в получении информации.

— А «ноду» включили только для тебя, когда ты туда вошел днем в пятницу около полудня?

— Да, я не видел, чтобы до меня ее кто-то смотрел.

— А остальные члены комиссии, что, не интересовались «нодой»?

— Я бы их назвал ботами, пусть они на меня не обидятся. Они не делали ровно ничего. Им приходили жалобы от граждан, которые хотели проголосовать на ДЭГ, но не смогли. И члены комиссии, вместо того, чтобы разбираться по существу, просто пересылали жалобы в ДИТ, а гражданам слали отписки. Мне, когда я пытался разобраться со всеми этими вопросами, они говорили: «Зачем вы тут бунт поднимаете?» Председатель УИК Павлов вел себя довольно агрессивно.

— В чем это выражалось?

— Мы заметили неплотно закрытые ящики для бумажных распечаток голосов в демонстрационном зале. Я позвонил в штаб и рассказал коллегам это как fun fact (смешной факт. — Ред.). Павлов услышал это краем уха и стал мне выговаривать — мол, зачем ты это кому-то говоришь, не мог нам тихо сказать — от него пошел негатив.

Другие члены комиссии при любой попытке что-то сделать начинали одну и ту же пластинку — «зачем вы мешаете, мы сидим спокойно работаем». Хотя на деле они там ничего не делали, просто сидели. Одна девица производила впечатление попугая или интернет-бота в самом буквальном смысле слова — не менее пяти раз повторила фразу «кто не верит в электронные выборы — на том шапочка из фольги».

— Описанное выше происходило между 11 и 12 часами дня. Что было дальше?

— Дальше я копировал явку с экрана. Примерно в 15 часов Анна Лобонок с нами составила акт о том, что observer.mos.ru не работает. Около 18 часов нормально заработал observer.mos.ru. Из всех наблюдателей я считаю самой смелой и компетентной была Анна. Особенно в том, что касается взаимодействия с «ботами» в избиркоме. Когда в 15.00 Анна потребовала данные о явке, ей отказали выдать заверенные подписью данные. Точнее, устроили волокиту, ничего не хотели делать. Однако она добилась этой справки, пусть только в виде распечатки с непонятно откуда взявшимися цифрами. Тогда в 18 часов она составила акт о выдаче данных в таком странном формате.

— Что было после 20.00 в воскресенье?

— Все собрались в зале, там прошла церемония «сборки ключа расшифровки». Я вернулся в УИК. Пришел Костырко, сказал, что, мол, друзья, все-все-все, сейчас поставим расшифровку и через 1 час 20 — 1 час 40 минут все будет расшифровано. Все разошлись. Когда вернулись после перекуса, захотели посмотреть на «ноду наблюдателей». Председатель УИК Павлов начал что-то нам неохотно отвечать. Между тем все дитовцы, которые могли смотреть этот ноут с «нодой», исчезли. Павлов негодовал. «Все делом заняты» (на деле — бездельничали), а вы, мол, тут мешаете. Я подошел к Венедиктову спросить его, что за история с невозможностью доступа к «ноде»? Венедиктов меня не понял, а потом сказал: «Вот моя помощница, с ней разбирайтесь».

Она спросила меня: «А, что?» И куда-то убежала. Потом из кабинета вышла вторая девушка — сотрудница Общественного центра наблюдения, заверила нас, что все хорошо, и сказала ждать.

У входа в демонстрационный зал я заметил Давыдова. Стал его допытывать. Дайте «ноду». «А она залочена по требованию безопасности» (то есть доступ закрыт паролем. — Ред.), — сказал он, и сказал, что надо много времени, чтобы ее разблокировать.

Мы стали ждать.

Подошла вторая девушка и дитовец, вместе с ними мы открыли и включили «ноду». Задали запрос: «показать результаты по одномандатным округам». Появилось сообщение failed to fetch, означающее, что данные из базы получить не удается.

Девица и дитовец сидят, мотают головами, не понимают, что происходит. Начали суетиться. К нам прибежали члены комиссии. Потом прибежал человек с фамилией Бороденков на бейдже. Впоследствии в интервью Костырко назовет его «обычным техническим специалистом, дежурным». Это неправда. Бороденков имеет в истории с московским ДЭГ статус «менеджер проекта». И Бороденков заявил: «Это требование безопасности, закончился сертификат».

Это же до этого утверждал и Давыдов, только не упомянул аббревиатуру. Сухоруков возмутился: «Что за фигня? ФСБ же выборы не организует». Было видно, что Бороденков сильно нервничает. Вообще у меня даже возникла гипотеза, что был какой-то прокол с его стороны, который он решил прикрыть фээсбэшниками.

Сухоруков попросил дитовцев связаться с ФСБ и дать доступ к «ноде», Бороденков согласился, что «придется их побудить, они серьезные ребята», дело было около полуночи или в первом часу ночи.

Профукав все сроки, озвученные ранее Артемом Костырко, собрался штаб наблюдения. Венедиктов поставил на обсуждение вопрос: озвучить ли результат без учета переголосования (которое не было просчитано на тот момент). Зал его как-то не очень энергично поддерживал. Тогда Венедиктов все-таки принял решение об озвучивании результатов без переголосования. И озвучил их.

— А члены комиссии их на тот момент успели посмотреть?

Венедиктов знал результаты голосования ранее членов комиссии. Фактически было публично признано, что члены избиркома не могли видеть финальные расшифрованные результаты кандидатов.

Еще раз. Члены комиссии не видели итоговых результатов и не могли видеть из-за неработающей «ноды».

Я был в недоумении — я вижу чистое безумие, но нет никого из журналистов рядом, чтобы это рассказать.

— Что было дальше?

— Все продолжили тусоваться. Снова появился Бороденков. Мы (я, Денис Шендерович, Сухоруков) стали снова требовать доступа к «ноде». Рядом ходил Давыдов. Бороденков ляпнул снова про ФСБ, что все спят, не могут дозвониться, но скоро доступ к «ноде» будет восстановлен. В итоге, конечно, не восстановили.

А дальше все пропали. Сухоруков сообщил, что он видел, как дитовцы в 5 утра покидают Общественный центр.

Помимо утверждения протокола, в ходе заседания избиркома он предложил обсудить зарплату уиковцам, из которых многие бездельничали.

У меня было чувство, что происходящее безобразие никому совсем не интересно — ни журналистам, ни лидерам партий, и я поехал отсыпаться.