История привлечения к уголовной ответственности в России одного из самых опытных и успешных зарубежных инвесторов Майкла Калви, а заодно и еще нескольких его компаньонов, пока остановилась на предложенной им в суде как бы «ничьей». Но едва ли упрямый американец на нее согласится.
Майкл Калви со своим адвокатом в суде. Фото: EPA
Конфликт между Калви и Артемом Аветисяном с Шерзодом Юсуповым возник в 2016 году из-за разногласий при слиянии в банк «Восточный» контролируемых ими банка «Восточный экспресс» и Юниаструмбанка. Он не так уж запутан: Лондонский международный арбитражный суд, куда, используя арбитражную оговорку, Калви обратился в 2018 году, разобрался бы в нем без труда. А мы в детали вдаваться не будем — нам важно, что английская юрисдикция Аветисяна почему-то не устроила, а Юсупов в феврале 2019 года обратился в ФСБ и СК РФ, чтобы те решили спор по-русски.
Следствие сразу выломало дверь в пентхаусе инвестора и отправило его на пару месяцев «на нары» — подумать и повиниться. По версии Юсупова обман заключался в том, что Калви со товарищи якобы приняли в уплату за кредит одной из своих дочерних компаний на сумму 2,6 млрд рублей акции, стоившие 600 тыс. рублей, обокрав тем самым их общий банк «Восточный».
Но Калви вину не признал и, сильно осложнив задачи следствия, стал доказывать что-то свое.
Цену акций определяет рынок, но у нас в этот процесс нередко вмешивается СК, а «экспертиза» обосновывает такую оценку, при которой мошенничество уже и доказывать не надо. Но тут отработанный механизм дал сбой: дело привлекло внимание бизнес-омбудсмена Бориса Титова, за Калви вступились Алексей Кудрин и Герман Греф. В результате даже эксперт со стороны обвинения оценил эти акции на несколько порядков дороже, а защита с балансом банка в руках доказала, что они принесли акционерам за два года миллиард рублей прибыли.
К декабрю 2019 года СК во всем этом, видимо, разобрался, но переквалифицировал обвинение с мошенничества на растрату (в особо крупном размере организованной группой лиц: ч. 4 ст. 160 УК — до 10 лет лишения свободы). При этом банк, который «вверил имущество» Калви с «подельниками», никаких претензий, в отличие от Юсупова, к ним не предъявил: в деле нет ни ущерба, ни потерпевшего, ни признаков какой-то особой выгоды для обвиняемых.
Утверждать, что у следствия была какая-то материальная заинтересованность, мы не можем — возможно, ФСБ и СК польстились на возможность просто изловить «акулу бизнеса» (это из выступления прокурора на суде: «Они же все акулы бизнеса!»), утереть «пиндосам» нос и заработать на этом очки.
Пресс-секретарь президента Дмитрий Песков, комментируя последнее слово Калви, в котором тот напомнил суду, что за его делом следят многие международные инвесторы, заметил, что, мол, ничего страшного: «Отдельное дело не может иметь глобального влияния».
Давайте раскроем Пескову глаза: дело Калви не «отдельное».
Такие «условно-обвинительные» приговоры в духе «и волки сыты, и овцы целы» — чаще всего результат компромисса между требованиями закона, на которые в делах, привлекших общественное внимание, все же худо-бедно приходится ориентироваться судам, и неумолимой формулой «органы никогда не ошибаются». Сколько всего выносится таких приговоров по так называемым хозяйственным делам, точно посчитать невозможно, никто не заинтересован вытаскивать их в публичную сферу, но это всегда своеобразный размен, одним из «товаров» в котором является свобода. Это чисто российская специфика: бизнес здесь слишком сильно зависит от контролирующих и карающих органов, чтобы последовательно сопротивляться.
Калви, работающий в России с 1994 года, наши реалии, конечно, понимает. Но «россиянином» в смысле овечьей покорности он не стал, у него в кармане паспорт гражданина США, свои два месяца в СИЗО и еще полтора года под домашним арестом он уже отсидел, так что он будет требовать крови: оправдания за отсутствием события преступления и возмещения ущерба, что может вылиться в круглую сумму. За ущерб пришлось бы (и, скорее всего, рано или поздно придется) расплатиться казне, то есть «цена вопроса» ляжет на плечи налогоплательщиков.
