Министру культуры Ольге Любимовой хватило ума не повестись на угодливую глупость председателя общественного совета при Министерстве культуры Михаила Лермонтова (видимо, он не читал «Записок Печорина», а то бы так не рвался обыскивать репертуар). Персонаж, позорящий имя своего великого предка (мое чувство национальной гордости оскорблено, настаиваю на смене классической фамилии!), с утра 2 августа собрался проверять российские театры на соответствие концепции национальной безопасности. Возмечтал о слушаниях, об общественной экспертизе. Короче, захотел переплюнуть самый смешной спектакль современности «Номер 13».

Но министр культуры вовремя вспомнила, что у нас официально нет цензуры и по закону Минкульт не имеет права влезать в так называемую творческую деятельность. А именно — вмешиваться в репертуар, диктовать идейные ракурсы, проводить санацию тем. Возможно, Любимова пошла на голос инстинкта самосохранения: национальная безопасность в сочетании со всей толщей русской и мировой классики, давно пустившей преступные корни на подмостках, — поле безграничных комических возможностей. И эта масштабная инициатива могла бы стать последней в ее карьере.

Но штука не в этом. А в том, что люди театра до такой степени готовы к худшему, что отринули знаменитое «Не верю!». Абсурд столько раз творился на их глазах, вползал на сцену и за кулисы, тащил в суды и ставил перед фактом внезапного общественного оскорбления, что да — гражданская бдительность господина Лермонтова сразу показалась реальностью.

Еще до разъяснений министра мы попросили Валерия Фокина (художественного руководителя Александринского) и Егора Перегудова (главного режиссёра РАМТа), людей разных поколений и опыта, прокомментировать происходящее. Их комментарии в контексте того, что снова стало твориться вокруг сцены, по-прежнему актуальны.

Комментарии

«Оскорбленные Мольером десятками жаловались королю»

— …Я буду рад, если люди, которые не были у нас в театре и не видели наших спектаклей, придут и посмотрят их.

— Да, придут, посмотрят «Ромео и Джульетту» на сцене РАМТа и скажут: «У! Да тут все признаки призыва к агрессии, больше того — пропаганда суицида, больше того — молодежный театр агитирует за секс между подростками».

— Это вопросы к Шекспиру. Может, прежде чем волноваться о нацбезопасности, стоит прочитать пьесу. Ведь под такие дикие негативные интерпретации может попасть практически любой спектакль, любая пьеса. Вопрос желания.

— Вы — переводчик по первой профессии. Что, если вам придется транслировать язык театра на язык ведомства?

— Тут все просто. Мне НЕ кажется, что я сам и то, что я делаю, угрожает национальной безопасности. Поэтому каким-то образом пересматривать свои спектакли не собираюсь. Театр вообще не может по своей природе угрожать национальной безопасности, он может лишь объединять людей одной культуры, одного языка. И это главная задача театра — объединять людей.

— Эти попытки вломиться на территорию театра смешны?

— У меня нет ощущения, что смешны. Есть ощущение очевидной странности, потому что здесь столкнулись полностью несоответствующие и взаимно чуждые задачи. Все равно что математические уравнения проверять на то, соответствуют ли они повышению уровня рождаемости.

—Ну, вообразим: «Офицеры России» оскорбились сценическим текстом РАМТа.

— В спектаклях РАМТа нет ничего, что намеренно оскорбляет чьи-то честь и достоинство. Но обычно люди сами ищут и находят себе повод оскорбиться. Так, например, было с Мольером — на его представления специально приходили люди, которые выискивали в тексте и в спектакле упоминание о себе и потом жаловались властям. После премьеры «Мещанина во дворянстве» сразу несколько человек обратились к королю с претензиями на то, что драматург оскорбил их лично, именно их вывел в пьесе.

Но мне кажется, театр больше и интереснее, чем сиюминутная повестка и даже чем чья-то готовность оскорбиться. Так что пусть все приходят и смотрят хорошие спектакли.

«Соберут коллегию и всю русскую литературу начнут шерстить?!»

— Ничего, честно говоря, для меня нового тут нет, все уже понятно. Идет определенная закрутка по всем фронтам.

— Но все же до такой степени погружать нацию в маразм, мне кажется, преступно.

—Конечно, погружать в маразм никого не стоит. Но тенденция такая.

Ну существует этот общественный совет, такой полукомический орган, в основном вялый, периодически эти люди возбухали, но никто на них особого внимания не обращал. Сейчас они возбудились в связи с «Современником», с премьерой «Первого хлеба».

Я думаю, что это чисто формальная история, поговорят и забудут.

—Технология проверки репертуара «на соответствие» особенно интересует…

— Да как это можно проверить? Никак! Стратегия национальной безопасности — это некая декларация; естественно, она исходит от первого лица. Как в свое время манифест Александра Третьего о самодержавии. Я сейчас занимаюсь Александром Третьим и Александром Вторым, спектакль собираюсь ставить, историческое время, в котором можно и наше сегодня увидеть. Но тогда же, в конце ХIХ века, писатели писали разное, и чего там только не было! И всегда их можно было уличить в расшатывании устоев государства. Так, к сожалению, у нас в стране который век и происходит.

А в том, что касается проверки, тут невозможно ничего проверить. Это абсурд. Бред. Можно по этому поводу сколько угодно визжать, писать, говорить «мы проверим!». Как? Соберут коллегию и всю русскую литературу начнут шерстить?! Софистика и демагогия.

— Но им же глава СК тренд задал…

— Ну, Бастрыкин — поэт. Письмо ветеранов направлено понятно кем и понятно против кого. Это такая история в духе нашего времени. Гнилая. И такое сотрясение воздуха. Гнилое. Бывают такие периоды в истории.