— Мне не за что оправдываться… мы в пути, — сказал «Новой» Виктор Рыжаков, когда мы спросили его, что он думает о происходящем вокруг «Современника».
С того момента, как «Офицеры России» пожаловались на театр в Генпрокуратуру и в мэрию, вокруг спектакля «Первый хлеб» бушует скандал. Вчера здание на Чистых прудах «украсили» траурные венки. Их 23 июля, в день премьерного представления «Первого хлеба», принесли к театру «Сербы», крепкие молодые люди в майках с надписью «Натуралам здесь одиноко» и плакатами «Осторожно театр рушится». Откуда ни возьмись, набежали камеры, «прохожие» включили запись на телефонах. Все без промедлений слили в Сети.
Скандал вокруг премьеры готовился и был запущен под занавес сезона; оскорбление ветеранов текстом, который НЕ звучит со сцены, — тому доказательство.
Художественный руководитель Московского театра «Современник» Виктор Рыжаков. Фото: Сергей Карпухин / ТАСС
«Офицеры России» в своем письме опираются на не правленый театром авторский текст. Приводим вариант, принятый в ходе репетиций.
Раннее утро. Большой пустырь, по центру которого стоит часовня, здесь когда-то было кладбище, но все, кто хоронил людей на этом кладбище, тоже умерли, поэтому его сравняли с землей. Кое-где одиноко торчат кресты, кто-то нашел своего покойника и воткнул туда метку, хотя, может, на пару метров и ошиблись, может, и не на своей могилке они крест поставили, может, кто другой там лежит, но так спокойней. С одной стороны пустыря стоят цыганские дома, за пустырем — хлебозавод. Нурия ходит по пустырю, курит, попивает коньячок, следом ходит Мальчик.
Нурия. Хотя бы забор оставили. Разбегутся покойнички-то? А эти на могилках хлеб свой пекут прям. Последний раз приходила сюда лет двадцать назад. Иди давай нюхай, где могилка наша? (Подошла к одному из крестов).
Ну и как звать вас? Билибин Константин Макарович. Ну и кому ж ты такой нужный, Билибин? Ты Билибин там или не Билибин? Я вот даже в какой стороне не помню, где мой закопан, а тут прям ты такой — Билибин. Это шоу с вами такое: угадай покойника. Салимхан? Где ты тут? Билибин, давай тут лежи спокойно, ясно? Часовня какая-то, не, ну пусть хоть часовня, в конце концов, хоть часовня пусть будет. Салимхан! Слышь, нет? Короче, ты слышишь. Я чо тут виновата, что ли, что ты мало жил, а я много живу? Не виновата же? Ну и всё. Я чо, знала, что тут раскатают всё? Взяли раскатали кладбище. Не боялись же тракторами тут все сровнять? Уровень у них, конечно. В общем, у меня другие планы, понятно? Ты же нас бросил. А я тебя не бросила. Мы в Россию приехали, а тут ты — болеешь. Как тебя бросить-то? Ты мало жил. И долго умирал. И я тебя забыла. Только не обижайся, мне не до этого. В общем, я с тобой рядом не лягу, мне в колодец надо. Вот. Коньячок пью за тебя. Слушай, какой говенный коньячок. Ну, извини, нормальной алкашки с утра не продают, вон в ларьке чо было, то и взяла. (Ходит по пустырю, напевает какие-то мелодии. Подходит к другому кресту).
Фумкин Семен Семеныч. Слушай, а я вас помню. Нет, лично не помню, а вот памятник твой старый помню, так ты ж этот, герой вроде, точно, да! Ты ж в Великую нашу, самую Отечественную воевал. У тебя так и было там что-то про это написано: «За оборону Киева», «За оборону Кавказа», медали, да? Ну что, герой, раскатали вас тут? Навоевался там? Защитил наше спокойствие. И где теперь оно — наше спокойствие? Разошлась, да? Ладно, прости, Семен Семеныч. Все талдычат, чтобы наши дети жили в мире и войны не видели. Нет, мы-то ее не видим, конечно, вроде как нет войны никакой, только что-то она почему-то все равно есть. Как вы мне надоели! Как вы мне надоели! Надоели! (Молчание.) Семеныч, вы не обижайтесь, я пьяная просто. Такая форма существования у меня. (Молчание.) Короче, ты понял, Салимхан? Рядом не лягу. Я в колодец. Всё. Ухожу. Лежите герои, не вставайте.
Идет по пустырю в сторону хлебозавода.
Поддержите
нашу работу!
Нажимая кнопку «Стать соучастником»,
я принимаю условия и подтверждаю свое гражданство РФ
Если у вас есть вопросы, пишите [email protected] или звоните:
+7 (929) 612-03-68
Эту сцену Лия Ахеджакова играет так, будто она — Лир, заблудившийся между прошлым и настоящим, потерявшийся, жалкий, раздавленный болью.
А в соцсетях ее с готовностью объявляют сумасшедшей. И комментарии ситуации словно бы принадлежат людям, которые не окончили среднюю школу. Не читали ни Юрия Бондарева, ни Виктора Некрасова, ни Василя Быкова, ни Виктора Астафьева, ни Даниила Гранина.
Ринату Ташимову, автору пьесы, до них, само собой, как до Луны, но суть не в этом. Суть в том, что во всей русской военной прозе — беспощадная правда войны, окопная лейтенантская правда, добытая кровью. Куда более жесткая и жестокая, чем та, что сегодня ранит заказных оскорбленцев.
Если сейчас перенести хоть «Батальоны просят огня», хоть «Моего лейтенанта», хоть «Сотникова» на сцену — вот это будет материал для возмущений штатных «патриотов»!
Для их криков о неуважении к защитникам Отечества, об искажении нашей истории. И тогда кому писать жалобу на классиков советского времени, тех, кто посмел без лакировки сказать о военном опыте, — апостолу Петру?
Чем ходить в Генпрокуратуру, почитайте нашу литературу.
Поддержите
нашу работу!
Нажимая кнопку «Стать соучастником»,
я принимаю условия и подтверждаю свое гражданство РФ
Если у вас есть вопросы, пишите [email protected] или звоните:
+7 (929) 612-03-68
