— Заседание по лишению вас мандата было похоже на партком?

— Не знаю, я на нем не присутствовала. Возможно, и было, но мне находиться там показалось просто неинтересно.

— Вы заранее знали, каков будет результат?

— Это было очевидно. Мои коллеги <по муниципальному округу> из «Единой России» все эти годы не принимали многие мои обращения, и они просто мечтали, чтобы я перестала быть депутатом. Так для них меньше проблем в жизни.

— Вы что-нибудь знаете о том, как эти коллеги себя вели на заседании? Судя по вашим словам, им наверняка доставляло удовольствие изгонять депутата Галямину из своих рядов.

— Ничего не могу сказать об их эмоциях, но ведь на это заседание привели каких-то непонятных граждан и не пустили тех, кто пришел сказать что-то в мою защиту. Это очень показательно.

— Среди тех, кто голосовал за ваше исключение, есть люди, с которыми вы поддерживали ровные коллегиальные отношения?

— Так-то я со всеми стараюсь нормально общаться. Работать-то надо вместе, по многим вопросам нам даже удавалось найти компромисс.

— Вы пытались с кем-нибудь из них контактировать после заседания? Возможно, кто-то, наоборот, связался с вами и попробовал объяснить свою позицию?

— Я еще не успела ни с кем поговорить. <После заседания о лишении мандата> все равно ведь оставалось еще много текущих дел. Но я написала письма нескольким людям. Они мне не ответили, и я даже не знаю, ответят ли. Но позиции голосовавших за эти годы для меня стали достаточно очевидны, меня не удивил даже воздержавшийся депутат, я предполагала, что так и будет.

— Как вы планируете вернуть себе мандат?

<по «дадинской статье»>, и здешний суд отменит свое решение. Не представляю, можно ли это успеть до окончания срока полномочий мундепов этого созыва в 2022 году.

— Как раз хотел уточнить, не боитесь ли вы, что банально не хватит времени на восстановление мандата?

— Ничего страшного. Политика — дело такое: сегодня ты депутат, завтра — нет, а потом — снова депутат. Вопрос лишь в том, готов ли ты ждать своего часа и продолжать борьбу.

— Я так понял, что вы в 2022 году хотите как раз продолжать.

— Я вряд ли смогу баллотироваться и иметь официальные должности, пока Путин будет у власти. Моя точка зрения, скорее, заключается в том, что политика — дело не одного года, она измеряется десятилетиями. Цель — продвигать близкие тебе ценности и принципы и делать это упорно, а властные полномочия как таковые — только инструмент достижения этой цели. Да, я не смогу в ближайшие годы обладать какими-то полномочиями, но это ничего не меняет.

— Решением какой проблемы жителей своего округа вы занимались непосредственно перед тем, как началась вся история с вашим лишением?

— За время, пока я была депутатом, я написала 500 обращений. Это были и вопросы экологии, и благоустройство, и капремонт — как у всех. Последняя наша инициатива — это кампания по возвращению трамвая. Трамвайные пути в нашем округе закрыли на ремонт и не откроют еще долго (по официальной информации, время ремонта путей в округе продлено до июня 2021 года. — Ред.) — и это история про ужасающую коррупцию и безалаберность наших органов городского управления.

— Эту инициативу после вас есть кому подхватить?

— Конечно, у нас ведь команда союза жителей Тимирязевского района. Мы ведь и на выборы шли этой командой и, в общем, победили, но в последний момент, на мой взгляд, случилась фальсификация: были дописаны голоса за кандидата от «Единой России». В итоге наш человек не прошел — и у «ЕР» стало большинство. Если бы тех фальсификаций не было, сейчас ситуация, в том числе и вокруг ремонта трамвайных путей, была бы другой.

— Я правильно понимаю, что «Единая Россия» против трамваев?

— Нет, они тоже за них. Все — за трамваи, просто единороссы не готовы развивать шум вокруг этой темы, потому что речь идет об ошибках в работе городских властей, а «Единая Россия» в Москве не готова давить на власти, потому что депутаты их боятся.

— Каков вообще сейчас статус мундепа в Москве? Хватает ли его полномочий, чтобы реально остановить незаконную стройку или вырубку деревьев, а не только писать обращения?

— Нет, конечно. Для осознания этого даже необязательно быть мундепом, достаточно почитать 39-й и 56-й законы города Москвы («Об организации местного самоуправления». — Ред.). Это все очень смешно, потому что по факту московские муниципальные депутаты — самые бесправные в стране, даже у коллег в Петербурге больше полномочий. Тем не менее в работе мундепа, помимо прочего, есть еще и политическая составляющая, связанная с тем, что у такого депутата есть настоящая легитимность, он представляет интересы своих избирателей в политике.

— Про политический вес мундепа надо уточнить отдельно. Вам не кажется, что заявления в поддержку Навального, например, — это некоторое «превышение полномочий» и не совсем то, чем должны заниматься муниципальные депутаты?

которые участвуют в местном самоуправлении. Людей волнует Навальный, и мундеп высказывается в его поддержку, я не вижу тут проблемы. Понимаете, мы привыкли к логике вертикали. Внизу есть какие-то люди, потом идут мундепы, потом — региональные депутаты, потом — федералы, ну и так далее. Но эта идея — ложная. На самом деле принцип местного самоуправления в том, что это, по сути, отдельная и самостоятельная ветвь власти. Мундепы работают в соответствии с законами — федеральными и региональными (в зависимости от того, где они представлены), — но они не обязаны подчиняться чиновникам. Это абсолютно самостоятельные политические фигуры.

— Очень сложно себе представить, как выглядит запрос со стороны жителей Тимирязевского муниципального округа, чтобы вы, будучи их депутатом, делали громкие политические заявления. Тут вот трамваи, а вы про Навального.

— Так это все взаимосвязано. Беда с трамваями — следствие коррупции. Навальный как раз с ней и борется. Любая мелкая проблема на местном уровне неизбежно связана с системными сбоями на государственном уровне. Проблема с трамваями в городе, к слову, затрагивает сотни тысяч людей, если не миллионы (в Тимирязевском районе по состоянию на 1 января 2020 года проживало чуть меньше 84 тысяч человек. — Ред.), и в любой другой стране подобная история привела бы к тому, что многих чиновников уже бы просто разогнали. Суть в другом: я независимый политик и своих оппозиционных взглядов никогда не скрывала. Когда люди меня выбирали, они согласились с тем, что я буду высказываться по острым темам. Считая, что нужно поддержать Навального, я в том числе выражаю и их точку зрения. Избиратели поддержали мои ценности, я их публично транслирую.

— Громкие политические собрания с участием муниципальных депутатов — форум, на котором задержали 150 с лишним человек, и будущий съезд мундепов в мае 2021 года, — можно ли их все назвать учредительным собранием российской объединенной оппозиции, как об этом пишут СМИ?

— Нет, нельзя. Мероприятие, которое планируется в мае, будет называться Земский съезд.

— Я имею в виду, чем он будет по сути.

— Нет, он все же является Земским съездом муниципальных депутатов (улыбается).

— Но вот на форуме, где всех задержали…

— Там было движение «Объединенные демократы», которое пригласило муниципальных депутатов поговорить. Мы пришли и поговорили. Таких историй может быть очень много. Условное «Яблоко» или КПРФ тоже могут нас позвать. А съезд подразумевает только возможное сходство политических требований, ничего на нем мы пока учреждать не собираемся.

— Может ли крупная оппозиционная сила — сторонники Навального, Ходорковский, да кто угодно — использовать съезд мундепов в качестве платформы для продвижения своих идей?

— Муниципальные политики — не какие-то безвольные существа, никто не сможет их просто так использовать. Однако если кем-либо будут предложены некие идеи, которые найдут поддержку у определенной части мундепов, они вполне могут вступать в разного рода коалиции с любыми политическими силами.

— Когда вас позвали на форум, который в итоге закончился массовыми задержаниями, были какие-то сомнения — принимать в нем участие или не принимать?

— Честно говоря, были, поскольку, судя по тому, кто его организовывал, можно было подозревать, что возможны проблемы (организатором форума являлось движение «Открытая Россия», власти страны считают эту организацию «нежелательной». — Ред.). Не то чтобы я боялась, но просто было осознание того, чем все может закончиться.

— Почему в итоге пошли?

— Форум показался мне неплохой идеей, на нем не звучало и не планировалось ничего, что противоречило бы моим ценностям. Почему бы и не сходить?

— Как массовые задержания сказались на моральном духе участников в целом? Это всех только подстегнуло или привело в уныние?

— Да это рутина оппозиционной жизни, слушайте! Возможно, пара человек, которые попали <в автозаки> впервые и случайно, были деморализованы. А остальные — ну задержали, ладно. Я уж не помню, сколько меня задерживали. Раз двадцать — точно. Никаких эмоций это уже не вызывает, разве что жалко времени, которое ты тратишь, сидя в автозаке, — это муторно и скучно.

— Вы уже удалили свою страницу на сайте «ВКонтакте»?

— Нет, зачем?

— Но ведь была история, что соцсеть вроде как передала данные людей, которые лайкали ваши посты и заходили на вашу страницу, силовикам.

— Ну, это люди сами должны решить, готовы они лайкать мои посты или нет.

— Собственно, руководство соцсети утверждает, что никакие данные не передавала, да и технически якобы это вообще невозможно. Вы им верите?

— Это вопрос не только к сайту «ВКонтакте», но и к СК, который об этом заявил. Либо одни врут, либо другие — тут уж кто кому милее. Честно говоря, у меня есть дела поважнее, чем выяснение того, кто соврал.

— Кажется несколько странным сочетание той идеологии, которую вы и ваш избиратель поддерживают, и наличие у вас страницы на сайте «ВКонтакте». Какой смысл в 2021 году держать свой аккаунт там видит бывший мундеп Галямина?

— Я все-таки вижу там живую аудиторию, которая реагирует на мои действия. Если бы это были одни боты — другой вопрос.

в том числе и на сайте «ВКонтакте». Я есть во многих соцсетях и мессенджерах — мне, к примеру, много пишут в мой WhatsApp. Да я даже в «Одноклассниках» есть. И все, кто мне пишет, тоже хотят жить в нормальной стране, а не так, как сейчас.

— В какой из соцсетей у вас сейчас самые горячие обсуждения?

— Больше всего сейчас мы получаем откликов в Инстаграме, «Одноклассниках» и на YouTube. Фейсбук в последнее время умирает.

— Сильно скучаете по студентам?

— Отчасти да, но там было достаточно много рутинных вещей вроде проверки домашнего задания, что, конечно, очень весело, но в постоянном режиме достаточно утомительно. Я даже еще не проверила некоторые работы, которые обещала студентам в прошлом году. У меня остались дипломники, я работаю с ними. Плюс готовится мой курс в Свободном университете, это тоже интересный вызов. Никуда я из образования не ушла.

— Дипломники от вас не отказались? Сейчас такое ведь время, что можно подумать: раз научный руководитель с такой биографией — может, и поменять его, пока не поздно.

— Я вас уверяю, всем все равно. В крайнем случае, если мою фамилию они официально написать не смогут на титульной странице дипломной работы, напишут другого преподавателя. Никто во все то, что мне вменили в вину, просто не верит.

— Сейчас в России фактически принят закон о просвещении, который, грубо говоря, требует просить у государства разрешения на занятие образовательной деятельностью. Вы не боитесь, что однажды вам просто запретят заниматься со студентами на основании вашей судимости? Просто не дадут условную лицензию — и все.

— Да какую лицензию?! Я никогда у государства не просила никакой лицензии на то, чтобы преподавать, и впредь этого делать не буду.

— Недалек тот день, когда за отсутствие какого-то такого разрешения просто начнут штрафовать. Если не сажать.

— Давайте мы не будем гадать наперед, мы доподлинно этого не знаем. Начнут — будем придумывать какие-то ходы. Подпольный университет в Польше, например, существовал даже во время гитлеровской оккупации. Невозможно людей ограничить в передаче знаний друг другу — это просто физически нереально. Так или иначе, но что-нибудь все равно придумаем. Проблема ведь не в возможностях что-то делать — их по-прежнему много, — а в мотивации. Как заставить людей что-то изменять, если многие из них, может, не хотят что-то делать — вот это вопрос.

— И как вернуть людям эту мотивацию? Ведь они тоже видят, что гайки закручиваются еще и еще сильнее, поэтому самая безопасная стратегия прямо сейчас — не высовываться.

— С одной стороны, да, но с другой — люди все равно начинают задавать вопросы, почему так и что можно сделать. Лучший способ мотивировать их на что-то — показывать возможность изменений собственным примером, показывать другие жизненные модели. Вот этим мы и занимаемся: поддерживаем горизонтальные связи, развиваем в людях лидерство и чувство собственной ответственности за происходящее вокруг.

— Сейчас, когда вы перестали быть депутатом де-юре, из чего состоит ваша рабочая рутина?

— У меня куча проектов. Мы делаем YouTube-проект «Мягкая сила» о женщинах-лидерах, которые меняют что-то вокруг себя. У нас есть школа борьбы с коррупцией, а также проект, в рамках которого студенты расследуют то, как устроена коррупция в вузах. 1 апреля мы запускаем новый проект «Народная соцзащита»: люди будут помогать друг другу в получении пособий от государства, поскольку в одиночку добиться их очень сложно. Ну и, собственно говоря, Земский съезд, который мы готовим в мае и в котором будут принимать участие мундепы из нескольких десятков регионов. Это мероприятие обещает быть очень крупным — и оно будет не в Москве.

— Странно задавать последний вопрос, который я приготовил для вас, учитывая тот оптимизм, который вы демонстрируете в отношении будущего. Тем не менее: есть что-то, что вас может сломать и заставит уехать из страны?

— Не знаю, столкнусь с этим — отвечу. Для меня уехать из страны — самое ужасное в моей жизни. Я очень не люблю заграничные поездки, максимум через неделю меня остро тянет на Родину. Да и давайте я не буду оставлять подсказки тем, кто хочет, чтобы я уехала (смеется). Но я понимаю, что мне явно намекали на возможность отъезда, когда завели уголовное дело: 31 июля я узнала о его возбуждении от журналистов и следующие 10 часов провела в ожидании обыска. Эти 10 часов явно мне давались для того, чтобы я могла уехать за границу и стать там каким-нибудь политическим беженцем. Только зачем мне это? Находясь за границей, я не смогу реализовывать свои жизненные ценности. Поэтому я очень хорошо понимаю того же Навального, который вернулся. Да, он сейчас страдает, но он, я уверена, в то же время счастлив, что сделал то, что совпадает с его пониманием о правильных вещах.