Дело в том, что в Экспертный совет премии входят не только члены Союза кинематографистов, но и кинокритики, и киножурналисты, пишущие о кино и дистанцирующиеся от михалковского союза.
И когда большинство членов ЭС «Белый слон» высказалось за вручение премии в номинации «Событие года» политику и публицисту Алексею Навальному и его творческой группе за серию документальных фильмов-расследований, правление внутрисоюзной гильдии попыталось пресечь вольнодумство. В крайнем случае, вовсе отказаться в этом году от вручения «слонов». Не найдя выхода, президент Гильдии киноведов и кинокритиков СК России Кирилл Разлогов принял решение вывести гильдию из состава учредителей премии. Пусть «резвятся» на воле без прикрытия союза.
Понятно, что одно только имя «Навальный» сегодня вводит в ступор, вынуждая оглядываться, осторожничать.
Не желая политизировать свой профессиональный выбор, кинокритики сочли тем не менее, что все лауреаты, избранные большинством голосов экспертов, имеют право на награду. В том числе и расследования творческой группы Навального, включая незабываемый «Разговор с отравителем».
Специальным призом будет отмечена еще одна скандальная работа, вызвавшая шквал нападок и панегириков — гигантский мультимедийный проект «Дау» Ильи Хржановского.
В списке претендентов на лучший фильм года разные по стилю, жанрам картины режиссеры разных поколений, но все они в той или иной степени размышляют о том, кто мы? Откуда? Куда идем?
- «Дорогие товарищи» Кончаловского о новочеркасских событиях,
- «Конференция» Ивана Твердовского о травмах Норд-Оста,
- «Пугало» Дмитрия Давыдова — притча о жертвенности и эмпатии,
- «комедия высоких смыслов и низких истин» «Глубже!» Михаила Сегала.
- Я бы к этому списку добавила и «Нос, или Заговор «не таких» — новую работу классика Андрея Хржановского, который удостоен приза за вклад в киноискусство. Тем более что история конфликта внутри кинокритического и киноведческого сообщества в каком-то смысле продолжает историю «заговора «не таких».
«Не такими», не идущими под барабаны сталинских маршей и народные распевы «Сулико», именовались Шостакович, Ахматова, Булгаков, Прокофьев, Филонов. И прочие идущие не в ногу антинародные формалисты.
Вообще, этот «критический кризис» свидетельствует о глубоком нездоровье творческого сообщества, в котором цензурируют будущие и уже снятые картины, шепчутся по углам о «черных списках». Самих списков с именами талантливейших актеров, посмевших выйти на улицу, никто не видел… Но известный бесогон их уже порицает за высокие зарплаты и неблагодарность с экрана «народного телевизора».
«Этот интерес к чужому карману в духе Федора Павловича Карамазова, сладострастное перечисление полученных другими сумму, — пишет в соцсети Жора Крыжовников, — не красят такого аскета и бессребреника, как Никита Сергеевич. И свое высказывание завершает почти криком:
Жора Крыжовников
режиссер
«Государство несовершенно, — это даже вы признаете, Никита Сергеевич. Клеймите Грефа, Кудрина, критикуете систему образования, например.
Так что, вам мало дали? Или не все меряется деньгами и иногда невозможно молчать? И самое важное: что будет в следующих ваших видео?
Куда движется ваша мысль, Никита Сергеевич? Расстрельные списки? Мне страшно.
Я пережил жуткие несколько дней, на моих глазах мой кумир, мастер, человек, на чьих фильмах я вырос, совершил что-то невообразимо отталкивающее. Страшное зрелище. Низвержение. Духовный катаклизм. Безумно жаль».
Режиссеры авторского кино признаются в том, что перед их замыслами разрастается шеренга шлагбаумов: от продюсера (который осторожничает и оглядывается), потом экспертные жюри, потом «высшие попечительские советы», решающие, какой свет включить проекту — красный или зеленый, и, наконец, «Прокатное удостоверение». Коридор к экрану все уже, слалом между острыми углами, темами и проблемами все виртуозней. В итоге, даже не знаю, каких сил стоило продюсерам вовсе не радикальных, но честных картин — «Конференция» Ивана Твердовского и «Человек из Подольска» Семена Серзина — довести фильмы до проката. Хотя и тут засада: средств на рекламу мало (это же не **«Зоя»** или «Вратарь галактики»), а подобные фильмы требуют особых креативных способов продвижения, продуманной работы с аудиторией.
Лучшие уходят в Сеть и снимают сериалы, игнорируя табу и запреты, размышляя о гендере и даже современной российской политике, позволяя себе по мере необходимости обсценную лексику.
А в кинематографе все комфортнее располагается самоцензура — муза умолчания пленит и манит прежде независимые умы. Причем властвует она не только в отечественных работах, но и пришедших из Европы и Америки. Недавний вопиющий случай с фильмом «Супернова» Гарри Маккуина — трагической истории о гей-паре, живущей вместе 20 лет. С участием Стэнли Туччи и Колина Ферта. Из прокатной версии прокатчики вырезают сцену, в которой пара пытается безуспешно заняться сексом из-за болезни одного из героев. Вырезают многое объясняющую в сюжете с трагической развязкой кодовую сцену.
Михаил Сегал
режиссер
В последнее время, в том числе и в своей работе, я сталкиваюсь с явлением более страшным, чем цензура — самоцензура. Когда сверху все предупреждения вынесены, границы определены, и ты понимаешь, что лучше не рисковать. Из готовых фильмов самими создателями или прокатчиками вырезаются сцены, а в тех, что только создаются, такие сцены уже и не придумываются.
Если раньше у автора было звездное небо над головой и моральный закон внутри, то теперь у него Минкульт над головой и прокатное удостоверение внутри.
Зачем писать что-то, на что могут не дать денег? Зачем снимать что-то, если потом этому не выдадут «прокатное»?
Какой выбор у зрителя? Идти в кино и смотреть то, что из фильма решили вылепить прокатчики? Или искать картину в Сети? В этом смысле кинотеатральный показ проигрывает интернету, причем не только в России.
Цензура сегодня наступает слева и справа. Со стороны архаичных ортодоксов и продвинутых защитников новой этики. Куда художнику податься? Как под этим перекрестным огнем не потерять себя? Как минимум мы можем воспользоваться богатым опытом прошлого, в том числе тех самых «не таких», которым от охранителей доставалось не по-детски. Например, Михаила Булгакова: «Борьба с цензурой, какая бы она ни была и при какой бы власти она ни существовала, — мой писательский долг, так же, как и призывы к свободе печати. Я горячий поклонник этой свободы и полагаю, что, если кто-нибудь из писателей задумал бы доказывать, что она ему не нужна, он уподобился бы рыбе, публично уверяющей, что ей не нужна вода».
Между прочим, Михаил Афанасьевич писал это не в стол, а прямо наверх — в правительство. В 1930-м. Жаль, что его не услышали, — вот и расхлебываем.
