Пересказывать сюжет смысла не имеет. История подвига вчерашней школьницы в фильме описана вполне достоверно. Сохранены имена участников партизанской диверсионной добровольческой группы, правда, участники эти появляются знаково.

Есть приказ Ставки Верховного Главного Командования № 0428 от 17 ноября 1941 года о создании специальных команд по разрушению и сжиганию населенных пунктов в тылу немецко-фашистских войск, названный в войсках «выгнать немцев на мороз». Есть нечеловеческие пытки извергов. Гибель на глазах жителей села Петрищево. Титр о том, что Зоя Космодемьянская — первая женщина Герой Советского Союза во время Великой Отечественной войны — посмертно. Титр о том, что имя ее в годы войны писалось на башнях танков, на самолетах. Это имя по сей день носят школы, улицы, библиотеки, поезда.

и его Российское военно-историческое общество (РВИО) в 2016-м. Был объявлен конкурс на сценарий под рабочим названием «Страсти по Зое». Победителем оказалась Елизавета Трусевич. Егор Кончаловский, торжественно объявленный режиссером, назвал героиню — ключевой для нашей памяти фигурой.

Что стало со сценарием и режиссером, непонятно. Только когда начались съемки, авторами сценария выступили уже Андрей Назаров (он сочинитель «Танков», «Собибора», а также советник председателя РВИО Мединского) и Леонид Пляскин («Молодая гвардия»). Пляскин и снимал картину. Но, видимо, и его работа не понравилась. На его место заступил сериальный режиссер Максим Бриус («Морские дьяволы»).

На сайте РВИО был объявлен бюджет в 150 миллионов рублей, а также сбор народных средств на картину. Перед показом в «Поклонке» прошла серия премьер нового фильма, в том числе в новом Мемориале «Зоя». На самую первую — на Закрытии фестиваля «Окно в Европу» — приехал и крестный отец картины, председатель Российского военно-исторического общества Владимир Мединский.

Фильм отчасти повторяет почти забытую одноименную картину Лео Арнштама 1944-го. То был романтический гимн подвигу с цитатами из Рылеева «Кто русский по сердцу, тот гордо и смело и радостно гибнет за правое дело!». Для Арнштама эта девочка жила высокими помыслами и страстями, еще школьницей была одержима идеей жертвенного подвига. Перед смертью говорит о счастье умереть за свой народ, свою страну. И в момент казни звучит Патриотическая песня Глинки из оперы «Жизнь за царя».

Тот фильм был снят в 1944-м и, безусловно, имел важное агитационное значение, как и страшное стихотворение Симонова «Убей его» («Так убей же немца, чтоб он, А не ты, на земле лежал»). Арнштам и не скрывал, что его картина — средство борьбы с фашистами. При всей плакатности ему удалось передать искренний порыв школьников, студентов бросаться в бой с врагом, подлинное переживание за трагедию, прерванную судьбу молодой девушки. И да, его «Зоя» — кино совершенно аутентичное своему военному времени.

Ощущение, что и «Зою»-2020 сняли в 1944-м, но в монументальном житийном жанре. Начинается со школьного бала: красный кумач актового зала. Зоя и ее одноклассник Женя кружатся в вальсе и говорят о счастье. Потом Зоя бежит навстречу уходящим на фронт солдатам и успевает. Потом три дня обучения военному делу в диверсионной школе: как ползти, как крутить барабан в нагане. Операция в Петрищево, арест, жесточайшие пытки. Смерть.

В фильме происходит метаморфоза героини: из романтической молодой женщины (поверить в то, что Зоя школьница, глядя на 27-летнюю актрису театра Маяковского Анастасию Мишину, трудно) она превращается в Жанну д’Арк, страстоносицу, вроде Мавры, которую бросали в кипящий котел, но она претерпевала боль. Зою, как и в реальности, полосуют резиновыми палками, морозят, насилуют (все жестко, но целомудренно: рейтинг 12+) — она не сдается. Есть и незамысловато сложенный предсмертный диалог измученной героини с предателем Клубковым (косвенно отсылающий к разговору Рыбака с Сотниковым в «Восхождении»).

Зоя — мученица, и крестьянка совершает омовение ее черных израненных ног перед гибелью. А в финале фильма услышим некое торжественное произведение: «Изорвана в клочья на ней плащаница. Избитое тело под пытками ноет». Произведение сочинено музыкантом Ильясом Аутовым, автор слов — Дмитрий Донской.

Удивительное совпадение. Дмитрия Донского — не великого князя, а нынешнего поэта, оказалось найти непросто, зато обнаружилась «Героическая кантата» Ильи Аутова, созданная, по идее,

Вот в этой кантате о первом годе войны и о мужестве героев и звучит песнь о «Зое».

Христологический сюжет о мученице, идеи ради, ради страны своей собой жертвующей, имеет право на существование, как в фильмах о Жанне д’Арк, как в «Восхождении». В картине Ларисы Шепитько зритель угадывал прозрачные библейские аллюзии: въезд в Иерусалим, разговор с Пилатом, десакрализованная Пьета — Иуда Рыбак держит на коленях обреченного на смерть Сотникова. Само восхождение в предвечный мир взывало к высоте духа, который сильней плоти. Но в трагическую поэму контрапунктом вписана и история неосознанного предательства как слома, самоистребления человека, захлебнувшегося в страхе. Сотников преодолевал страх, с петлей на шее встречался глазами с мальчиком в буденовке, символом связанности времен. На один миг кошмарное настоящее связывала улыбка с возможным будущим.

В фильме «Зоя» образ Бога материализован. Им оказывается мудрый и человечный генералиссимус Сталин.

Чему удивляться, этот «всевышний» то и дело появляется в целом корпусе пропагандистских блокбастеров отечественного кино, особенно окормляемом РВИО. В «Танках» от создателей «28 панфиловцев», также инициированных Мединским, история побега «Т-34» завершается на Красной площади, где прорывные машины ждет самый мудрый вождь всех времен и народов.

В «Зое» для Сталина прописана своя изумительная и изумляющая драматургия. 1941-й.

Зная о приказе «Разрушать и сжигать дотла все населенные пункты в тылу немецких войск на расстоянии 40–60 км в глубину от переднего края и на 20–30 км вправо и влево от дорог», он с болью в голосе **** спрашивает: «А что будет с жителями этих деревень?» Твердолобый Поскребышев слишком человечному военачальнику убедительно разъясняет: «Другого выхода нет, иначе погибнут все». И дальше высший вердикт: «Если мы сейчас не пойдем на крайние меры, нам этого не простят». Зря они так — все давно простили, забыли. Снова его усатый лик полощется над городами и весями.

Нет. Не боится. Под звук трубы бойцы уходят.

И, наконец, свои последние слова на эшафоте она завершает призывом: «Не бойтесь! Сталин придет!»

А он и правда приходит, постоянно думает о Зое. Неспешно приближается студеным вечером на Курском вокзале к поезду, что должен увезти его в эвакуацию. И внутренним взором видит воодушевленное Зоино лицо. «Надо ехать», — говорят ему. «Вы так считаете? — словно не слышит печальный Иосиф Виссарионович. — А она выдержала. Что? Все. Едем. В Кремль». Вот он и не уезжает в Куйбышев. Остается на посту.

В завершении истории Верховный Главнокомандующий замрет у могилы святой девушки, Героя Советского Союза Зои Космодемьянской. Мимо застывшего у могилы и словно бы соединившегося с подвигом Зои властителя душ будут идти на фронт колонны солдат.

Любопытно, что все, к чему прикасается государственная рука, превращается в императивный официоз, плакат, теряет эмпатию. По существу, об этой девушке мы так ничего и не узнали. Даже о ее страстной любви к Маяковскому, особенно к поэме «Во весь голос»:

Уважаемые товарищи потомки! Роясь в сегодняшнем окаменевшем го*не, наших дней изучая потемки, вы, возможно, спросите и обо мне.

Мифология войны, сплав сакрального и политического, символов веры и власти — способствует милитаризации всей необъятной страны. «Сакрализация войны, — пишет киноисторик Олег Ковалов, — наносит тягчайший вред здоровью нации. От воспевания военной героики — рукой подать до милитаризации мирной жизни, до параноидальных поисков разнообразных врагов и террора против ближнего, а девиз «в жизни всегда есть место подвигу» ведет не к стабилизации жизни, а к планомерной организации этих самых «подвигов». Пока изображения войн будут носить героизированный характер — войны будут продолжаться по-прежнему, оставаться праздниками войны, а не мира».

Культ Сталина планомерно и последовательно возрождается, вождю возводятся монументы, телеканалы соревнуются в панегириках генералиссимусу. Все меньше говорят уже и о «противоречивой фигуре». Не только репрессии, но и политические, военные, экономические, идеологические ошибки, приведшие к кошмару 1941-го, практически забыты.

Я очень хорошо помню эти лица. Их портреты висели в нашем классе напротив портретов классиков. Мы учили их биографии наизусть. Писали сочинения. Пионеры-герои, молодогвардейцы, Зоя Космодемьянская, Александр Матросов, Николай Гастелло. Нас с детства готовили к подвигу и битве, к «ветру яростных атак». И на призыв «К борьбе за дело Коммунистической партии Советского Союза будьте готовы!» — мы мгновенно отвечали дружным пионерским: «Всегда готовы!»

как Александр Матросов, Николай Гастелло, молодогвардейцы, панфиловцы, Зоя Космодемьянская… **** С помощью СМИ, кинематографа, монументальных изделий воссоздается пантеон сакральных имен, формулируется строжайший запрет **** отклоняться от официальной версии истории, канонизированного Героя. Сегодня уже и помыслить невозможно о вольной кинофантазии Семена Арановича «Agnus Dei» с отсылками к истории Зои Космодемьянской. Теология легитимизирует государственную идеологию. «Люди, которые выступают против легенды о подвиге 28 панфиловцев — «мрази конченые», потому что это святая легенда, к которой нельзя прикасаться», — убежден Владимир Мединский.

Он же назвал Петрищево нашей русской Голгофой, местом страдания, боли, смерти. Раньше в доме крестьянки Прасковьи Кулик, где Зоя провела последнюю ночь, был небольшой музей, из которого выходили с заплаканными лицами. Теперь среди старых изб отстроили белый мавзолей. Большой музейный комплекс. Мемориал на месте казни, месте первого захоронения. Всяк входящий должен «ощутить величие героизма и мужества советского народа в жестоких боях под Москвой и понять глубинный смысл подвига Зои, который олицетворяет жертвенное мужество тысяч героев войны, подвиг всего народа, победившего фашизм». Вот так. Зато благодаря строительству музея в деревню Петрищево провели газ. В 2020 году.