Необычный ребенок Захар Рукосуев умер в реанимации Красноярской краевой детской больницы 30 января 2020-го. Ему было два года восемь месяцев. Главный вопрос: явилась ли причиной смерти СМА и необеспечение краевым минздравом ребенка «Спинразой» — препаратом от СМА? Или причина в чем-то другом (к чему склоняются родители)? От ответа зависят судьбы не только рядовых врачей, завотделением, но и министра здравоохранения края Бориса Немика, а также бывшего министра, теперь главврача краевого клинического центра охраны материнства и детства (больница в его структуре) Вадима Янина.

На днях в местной прессе появился комментарий представителя красноярского следкома о том, что работа идет полным ходом, «мама в курсе всего, их защитник уехала знакомиться лично с результатами экспертизы». В реальности никто никуда не уезжал, ни с чем знакомиться никого не приглашали и ни о каком окончании экспертизы семье и адвокату никто не сообщал. Эта ложь, как сказала «Новой» Светлана, мама Захара, стала последней каплей: она записала видеообращение к главе СК Бастрыкину о тесной взаимосвязи краевой власти с федералами из следкома. И Рукосуевы вышли на пикет (будут стоять с мужем поочередно). Показательно, что комментарий СК на сайте тут же исчез.

Показательны и другие реакции госорганов. Вот что они смогли предложить семье Рукосуевых спустя год после гибели ребенка.

Первыми подходят два сержанта полиции с дубинками, у старшего на поясе табельный пистолет. Предупреждают о «нарушении закона», перечисляют административные статьи. Никита недоумевает:

Появляется подполковник, затем майор и еще двое рядового состава с дубинками. Медленно едет «Лада-Гранта» Росгвардии — из нее снимают происходящее.

Все, как заведено: добрый полицейский и злой. Майор: «Одиночный пикет — тоже публичное мероприятие. Публичные мероприятия в связи с ковид-опасностью указом губернатора запрещены». А подполковник расспрашивает об обстоятельствах дела и названивает в краевую администрацию, чтобы кто-нибудь снизошел, вышел к парадному подъезду.

Думаю, не было бы телевизионщиков, не стояли бы камеры на штативах, Никиту бы забрали. На него одного — шестеро полицейских, двое проезжающих росгвардейцев, ну и, понятно, люди в штатском. Вскоре к Никите спускается дама в белой длинной норке с капюшоном. Дама в шубе — из общественной приемной администрации края, но говорит не снимать ее, убрать объективы. Видимо, это какая-то секретная общественная приемная. Никиту приглашают внутрь, в тепло. Он отказывается: смысла нет, историю вы нашу знаете. Дама кивает, для порядка записывает ФИО пикетчика, откуда он, телефоны. Так жернова могли бы интересоваться классом, ценностью и районом происхождения зерна, которое предстоит смолоть.

Светлана Рукосуева стоит в стороне, чтобы не дать повода полиции. Готова сменить Никиту, но он не замерз. К нему подходит еще одна женщина, скромно одетая, расспрашивает, записывает на телефон. Сделав круг, она по другой стороне улицы идет обратно и тоже поднимается в краевую управу. Из некоторых окон смотрят. Ну какие к ним претензии? Это же СК тормозит расследование… И газете комментировать тут нечего: Роскомнадзор забрал весь инструментарий — из четырех исчерпывающих для таких ситуаций слов. Полицейские снова подходят, теперь не просто опрашивают, но заполняют бумаги. Снова одни и те же вопросы. Никита подписывает. Мальчик Захар с фотографии смотрит на низкое зимнее солнце — оно там же, где было год назад.

Красноярск