Некий Дмитрий Владимирович Кузьмин, «внук (как пишет) расстрелянного и реабилитированного офицера Красной Армии», озаботился нравственной составляющей движения «Последний адрес» и не только написал большое письмо на эту тему, но даже опубликовал его на страницах «Московского комсомольца». Отдельное спасибо популярной газете за то, что не осталась равнодушной и пообещала продолжить важный и своевременный разговор. Спасибо, огромное человеческое спасибо, дорогие коллеги!
Что же тревожит Дмитрия Владимировича и популярную газету? Почему убеждены они в том, что «Конвейер «Последнего адреса» надо остановить» (это заголовок письма)? И — как можно скорее?
Прежде всего опасаются они, что «наши города станут похожи на кладбища» (это подзаголовок).
Собственно, одного этого предположения вполне достаточно, чтобы дальше ничего не читать, а замереть в ужасе. Но, по-моему, в полемическом запале Дмитрий Владимирович и популярная газета сами до конца не понимают, что написали и что напечатали.
Сколько ж безвинных надо реабилитировать (а сначала — расстрелять и побросать в безвестные ямы в неподсчитанных до сей поры Бутовых, Коммунарок, Медных, Сандормохов, Катыней…), чтобы превратить в кладбища улицы даже самого маленького нашего города? Просто повесив на стене дома крохотную табличку с именем когда-то жившего здесь человека, ни за что убитого твоим (твоим!) государством? Рабочего, студента, заведующего отделом ЦК, украинца, русского, еврея, латыша, чеха? Заслуженного члена ВКП (б) с дореволюционным стажем или не оказавшего этой власти малейшей поддержки?
Допускаю, что обилие таких табличек действительно может помешать «петь и смеяться, как дети» во вновь юной и прекрасной стране, проходить по ней, «как хозяин необъятной Родины своей». И чтобы ничто (ничто!) не смело напомнить, что была эта Родина в «незапамятные времена» ареной невиданного на земле террора, так или иначе коснувшегося всех на ней живущих.
Почему-то Дмитрия Владимировича (и щедро предоставившую ему трибуну популярную газету) не тревожит, что и безо всяких табличек живут они на кладбище — правда, без памятников над закатанными в асфальт тысячами и тысячами могил. Или в камере, неотмытой от блевотины вернувшихся с чекистского допроса. Так, конечно, легче и спокойнее — не думать и не помнить, жить легко, гордясь своей незапятнанной историей. Для меня пример — Вязьма, место невиданной в мировой военной истории трагедии, где за несколько дней октября 1941-го погибло семь наших армий. Поля, усеянные сотнями тысяч погибших, было высочайше приказано запахать и ни строчкой, ни буквой не упоминать о произошедшем; только четыре с лишним десятилетия спустя появились здесь первые самодеятельные памятники, и тех, кто их устанавливал, тогда еще жестоко наказывали…
Будем справедливы, Дмитрий Владимирович наказывать за установку табличек на стенах домов еще не предлагает. Он просто задается вопросом: а все ли расстрелянные тогда были так уж невиновны?
Не прославим ли мы ненароком кого-нибудь из тех, кто недостаточно мужественно держался на допросах?
Не разумнее ли подвергнуть все их бережно хранящиеся в архивах госбезопасности дела внимательному и требовательному пересмотру? И только после такой операции открыть самым достойным (да, немногим, где ж много самых достойных возьмешь?) настоящие мемориальные доски. И уж тогда-то мрамора мы не пожалеем!
Письмо Дмитрия Владимировича снабжено выразительной фотографией из Санкт-Петербурга. Там, на улице Рубинштейна, 23, установлено 16 таких «адресов»! Ужас ведь, согласитесь? В Москве на прежней улице Грановского, в доме, где до своей смерти проживали наркомы и маршалы, и то мемориальных досок меньше. А люди какую пользу стране принесли! Буденный, Молотов!..
Дмитрий Владимирович делает вид, будто не понимает принципиальной разницы между увековечением памяти героев (да и — героев ли? Всегда ли — героев?) и скорбного напоминания о тех, кто (еще раз подчеркну!) без вины был уведен из этого подъезда и подло убит выстрелом в затылок. А потом — РЕАБИЛИТИРОВАН. Государство то есть признало свою ошибку. Так вот, таблички «Последнего адреса» не просто напоминают об уничтоженных людях, но и криком кричат об этой самой ошибке государства, так и не замолившем своей вины и все меньше расположенном делать это.
Буквально на днях я поучаствовал в онлайн-конференции, проведенной Институтом права и публичной политики. Обсуждался проект Закона, подготовленного правительством в ответ на уже давнее решение Конституционного суда вроде бы к исполнению обязательного. Речь шла о восстановлении права на жилье детям незаконно репрессированных — в тех самых городах, откуда их родители были уведены на расстрел, муки, лагеря. А потом были реабилитированы. Конституционный суд обязал государство вернуть детям отнятое у них или полной мерой компенсировать отнятое. Правительство же решило переложить эту обязанность за это на плечи регионов. Которые должны поставить бывших детей в льготную очередь. Депутат Галина Хованская назвала идею издевательской, процесс возвращения жилья, таким образом, растянется на десятилетия, а самым молодым из детей — уже за восемьдесят.
И сколько их на страну, кстати? По данным Хованской, их 496 человек. По данным «Мемориала» — около пятисот. 191 — в Москве…
Причем список — убывающий, потому что право на компенсацию по наследству не передается. Уйдут эти 500 человек, и проблемы не будет.
Но тот же довод: а почему это им, ничем не заслужившим, такие льготы? Наравне с участниками войны или, скажем, с чернобыльскими ликвидаторами?
Дмитрий Владимирович тоже пишет о жилплощади:
Без комментариев!
Действительно, лучше уж наедине с собой «краснеть» за беззаконные убийства этих и еще многих сотен тысяч людей. Тем, кто «краснеть» способен, конечно.
***
И последнее. Дмитрий Владимирович — человек исключительно скромный и ни одной строчкой не упомянул, кто он и что он.
А он — исполнительный вице-президент Российского союза промышленников и предпринимателей России. Выпускник престижного МГИМО, кандидат экономических наук. Только что в блоге основателя «Последнего адреса» Сергея Пархоменко я прочитал захватывающую историю, как Д. В. Кузьмин через восемь месяцев после официального к нему обращения об установке памятных знаков (четырех) на здании, принадлежащем РСПП, все-таки согласился поговорить с представителем «Последнего адреса» по телефону.
Сначала Кузьмин сказал, что нужно еще проверить, не был ли кто из четверых замешан в антигосударственном заговоре и, следовательно, осужден справедливо. А закончил разговор так:
«— Наше здание официальное, мы должны все решать с префектурой… будут подходить люди, будут возникать вопросы, вот отремонтируем вестибюль, и найдем место… — Но мы не устанавливаем наши таблички внутри вестибюлей! — Так. Вы не хотите меня услышать. До свидания!..»
И вернулся к письму в популярную газету.