10 февраля Приволжский окружной военный суд приговорил фигурантов от 6 до 18 лет колонии за организацию и участие в террористическом сообществе. Тогда общественность была возмущена такими гигантскими сроками. В Пензе проходили пикеты, активисты стучали в барабаны и кричали «Свободу!». А вот апелляция прошла тихо, как-то буднично. Барабаны стихли, город снова заснул. Все это время в суд ходили лишь родственники и друзья фигурантов. Перед очередным заседанием, 12 октября, они встречают их криками поддержки, под песню «Молодость и ярость» группы «Ляпис Трубецкой» конвой заводит семерых осужденных в здание суда.

Пятерых из них — Дмитрия Пчелинцева, Михаила Кулькова, Максима Иванкина, Андрея Чернова и Илью Шакурского — помещают в большой стеклянный «аквариум». Армана Сагынбаева и Василия Куксова содержат в отдельной клетке. Они оба заразились в СИЗО туберкулезом.

Их клетка находится далеко от места слушателей. Родителям Куксова не просто с ним разговаривать, приходится переходить на крик. Родители Василия стараются ездить на каждое заседание из Сердобска (почти 110 км до Пензы).

Жалобу на приговор по делу «Сети» Апелляционный военный суд начал рассматривать 2 сентября. Слушания проходят сразу в двух локациях. Фигуранты с защитниками находятся в здании Пензенского областного суда, тройка судей слушает их по видеосвязи из Апелляционного военного суда, который расположен в закрытом подмосковном городке Власиха.

Адвокаты указали на все противоречия, фальсификации и доказательства, которые были получены незаконным путем. В деле есть все, чтобы отменить приговор: признания под пытками, давление на свидетелей, подброшенные стволы и гранаты (отсутствие на них отпечатков пальцев и биологических следов фигурантов), манипуляции с вещдоками и провокации секретных свидетелей. И это только малая часть из провальной доказательной базы, считает защита.

Адвокаты ходатайствовали перед апелляционным судом повторно исследовать эти грубейшие нарушения и провести дополнительные экспертизы. Тройка судей не стала их слушать — во всем отказали. «Суд первой инстанции говорил, что рассмотрит все наши ходатайства в совещательной комнате при вынесении приговора, но не уделил им в приговоре ни слова. Удивительная безалаберность, — возмущена адвокат Пчелинцева Оксана Маркеева. — Это характеризует судьей как людей предвзятых, нацеленных на обвинительный уклон, говорит об абсолютном неуважении к подсудимым, защите, в конце концов, к самим себе».

По ее мнению, суд первой инстанции попустительствовал беззаконию, выводы не соответствуют фактическим обстоятельствам дела, приговор несправедлив и в нем масса нарушений. Маркеева и все ее коллеги требуют отменить приговор.

«Терроризм — это идеология насилия, террористы выдвигают требования. Мы доказали, что у нас этого ничего не было. Среди нас в основном — гуманисты и пацифисты. Очевидно, что идеология насилия — не про нас, — говорил Пчелинцев в прениях. — По статье 205.4 («Организация террористического сообщества и участие в нем») у нас 0% оправдательных приговоров. В глубине души, нас всех устроит решение возвращения дела в прокурору, переквалификация дела и соединение с питерским делом «Сети».

Шакурский устал неоднократно говорить о нестыковках в деле, ему обидно, что суд его не слышит. Он обратил внимание на главные пробелы в следствии: в его ноутбук были внесены изменения уже после задержания; некоторые файлы редактировались неким человеком под ником shepelev (фамилия оперативника пензенского ФСБ Вячеслава Шепелева. —Ред.); независимая экспертиза доказала факт монтажа в записи прослушки с секретным свидетелем. «Судьи написали в приговоре только то, что им выгодно и что указывает на виновность. Наши доводы не были учтены вообще. Это подтверждает необъективность суда, это что, норма?» — возмущается Шакурский.

Он сравнил свое уголовное преследование с типичным русским сериалом, где все знают, что главный герой невиновен, но ему не могут помочь. «В приговоре сказано, что мы якобы собирались свергнуть конституционный строй. Я до сих пор не могу понять, зачем нам его сменять? В чем суть? Насилие ради насилия? Мы все сидим за какие-то абстрактные цели. Меня спрашивают, за что сижу, и я не знаю, что ответить. За то, что мы в походы ходили с неограниченным кругом людей?» — недоумевает Шакурский.

Куксов размышлял о том, как ФСБ пыталась связать несвязуемое — людей, которые не были знакомы между собой. «Следствие берет и называет одних группой, других — подгруппой. Вы к ним относитесь, но друг друга не знаете. Говорят про «сплоченность». А если сплоченности нет, то — «конспирацию». У следствия всегда найдется ответ. Не имеет значения, знал бы я всех или нет, никого не интересует, все равно все будет не в мою пользу. Меня называют «связистом», я же должен был тогда связываться со всеми, но нет доказательств, что я с кем-то был знаком кроме Шакурского. Никто не видел, чтобы я за руку с Пчелинцевым здоровался и общался с ним. Если люди не знакомы, то это уже не сообщество», – настаивает Куксов.

Его адвокат Александр Федулов напомнил про некоторые статьи из Конституции: «Давайте обратимся к статье, которая гарантирует справедливое судебное разбирательство. Может еще есть гарантия презумпции невиновности? Может защита прав и свобод человека? Увы, ничего этого нет». И добавил в конце выступления, что защитники сделали все, что возможно, и уйдут из суда с чистой совестью. Того же самого он пожелал прокурору и судьям.

«Надежда на суд умерла. Стыд! Позор! Грусть! Сожаление! Обида!» — несколько раз за свое выступление повторил адвокат Чернова.

Осужденный Иванкин признался, что долго подбирал слово, как назвать приговор. Придумал — заумь. По его мнению, приговор является синтаксически заУмный. «Мы с самого начала заявляли, что нам не понятно обвинение. Нарушения не устранены, ничего не установлено. Говорилось о какой-то абстракции. Вся суть выглядела абстракцией. Почему не сторона обвинения, а мы говорим о противоречиях и нарушениях?» — спросил прокурора Иванкин.

…Прокурор Игорь Сухоруков выступал из Власихи, но напечатанный текст на листочке ему не помог изложить позицию обвинения. Он несколько раз оговаривался, путал обстоятельства дела, делал паузы, повторял несколько раз одни и те же факты, назвал Пчелинцева Пчелиным. Основная часть его выступления — цитаты из приговора. Помимо прочего, прокурор ссылался и на те доказательства, которые не исследовались судом. Например, файлы с компьютера Шакурского просто напросто не открылись во время рассмотрения дела в первой инстанции и не изучались, но прокурор все равно эти материалы назвал доказательством вины.

«Оснований для удовлетворения апелляционных жалоб не имеется. Прихожу к выводу, что судебное разбирательство по делу проведено объективно, все процессуальные требования соблюдены. Содержится описание преступных деяний — цитировались сегодня. Раскрыты обстоятельства преступления, изложены иные обстоятельства и доказательства. Суд дал им оценку, указал, какие и по каким причинам положил в основу приговора», — казенно объяснил прокурор Сухоруков. Он попросил дополнить в мотивировочной части приговора действия Иванкина, Кулькова и Чернова целями «незаконного сбыта наркотиков». В остальном — все оставить без изменений.

Как считает прокурор, назначенное наказание фигурантам соразмерно с учетом всех обстоятельств.

Перед выступлением с последним словом суд сделал небольшой перерыв.

— Я не хочу выступать, — сказал Иванкин Пчелинцеву.

— Я тоже, но нужно. Делай, что должен. И будь, что будет.

Из последнего слова Дмитрия Пчелинцева (приговорен к 18 годам строгого режима):

— Всем ясно, что гособвинитель не выполнил единственную функцию — не опровергнул доводы защиты. Чтобы опровергнуть наши слова, прокурор просто зачитал приговор. Не сказал ни слова о том, что дата создания файла на телефоне Чернова 13 ноября, но он был задержан 9 ноября. Что файлы на компьютере Шакурского были изменены. Почему это все и многое другое не обосновывается? <…> Моя лидирующая роль якобы подтверждается показаниями секретного свидетеля Кабанова-Гресько. Однако в его показаниях нет ни одного упоминания обо мне. <…> Внезапно, по словам прокурора, оказывается, что он не является нацистом, и это подтверждается в его показаниях. Тогда я тоже не террорист. Это подтверждается моими показаниями и других свидетелей. Откуда вы все это берете?! <…>

Обвинитель перекладывает функции опровержения доводов защиты на суд. В итоге обвинять будет суд, а не прокуратура. Получается, никаких шансов защититься у нас даже чисто физически нет. <…>

Следователь должен был установить время и место преступления. Вместо этого пишет: в неустановленное время, в неустановленном месте, при неустановленных обстоятельствах… Если бы я в качестве алиби предоставил справку, что в неустановленное время, в неустановленном месте переводил бабушку через дорогу, суд бы на меня посмотрел как на дурака. Когда следователь приносит точно такое же заявление, у суда не возникает вопросов! <…> Ни у кого нет сомнения, что нас не оправдают, никто не верит в российское правосудие. А если еще есть те, кто верит, — у меня для вас плохие новости.

Фрагмент выступления с последним словом Ильи Шакурского (приговорен к 16 годам тюрьмы):

— Я слушал выступление гособвинителя. И это какое-то издевательство. Мы говорим и приводим доводы, но прокурор не обращает на это внимание, не опровергает и не дает им оценку. Все одно и то же повторяется в очередной раз. Многие сейчас поедут домой и забудут, что тут происходило. А мы поедем в тюрьму, будем там сидеть и задавать один вопрос, почему мы сидим. <…>

Данное уголовное дело — не какая-то победа над терроризмом, а чья-то прихоть и результат чьего-то карьеризма. Если мне дали 16 лет только за болтовню с провокатором, постановочные видео, громкие высказывания, которые раздражали сотрудников ФСБ, то надо хотя бы называть вещи своими именами. Это далеко не терроризм.

Но хотят добить до конца, чтобы наверно мы стали «овощами». Потеряли все, что имели только за то, что не согласились с обвинением и не стали играть в эту игру. Считаю, это наказание за то, что не стал играть в их игру: что я не признал, что пистолет и бомба мне не принадлежат.

В начале 90-х люди, которые сделали госпереворот, по сути, отсидели меньше, чем мы. Их амнистировали в 1994 году. Я получаю 16 лет за то, что якобы хотел сделать то, чего бы не смог сделать. Меня уже три года называют террористом, потому что так назвал следователь. Но я не стану тем, кем меня хотят видеть определенные личности. Никакие козни лжецов не повлияют на то, что я каким-то образом представляю опасность для общества. Врагом народа может назвать только сам народ, а не оперативники.

Фрагмент выступления Армана Сагынбаева (осужден на 6 лет общего режима):

— Хочу сказать про секретного свидетеля Влада Гресько, который учился в Пензенском госуниверситете. И он точно является нацистом, вопреки тому, что он говорит. Ему была представлена видеозапись, где он зигует на фоне нацистской символики, дрыгает своими ножками и другими отростками. Я хочу, чтобы гособвинитель ответил на несколько вопросов: почему такие как он убивают федеральных судей, они убивают адвокатов и журналистов (дело неонацистской банды БОРН, которые убили судью Эдуарда Чувашова, адвоката Станислава Маркелова и журналистку Анастасию Бабурову. —Ред.)? <…> Почему все это происходит, и его слова [Гресько] являются правдивыми? Его несколько раз уличили во лжи. Почему такие люди есть, и они не сидят? <…>

Несколько лет назад в одной арабской стране казнили двух женщин, потому что они использовали черную магию. Кажется, мы стали свидетелями чего-то подобного. Мы близко находимся к тем странам, которые могут осудить за применение темных сил…

Из последнего слова Василия Куксова (осужден на 9 лет общего режима):

— Очень огорчил меня прокурор своим выступлением. Так любой сможет — в двух словах сказать, что все законно и обоснованно. В чем заключается его работа? Не было никакой конкретики. Все осталось без ответа. <…> Следствие по нашему делу шло бездарно. Очень много дыр, белые нитки торчат отовсюду. Приговор как будто писали с похмелья. Суд с легкой руки безучастно махнул рукой: «И так пойдет». Но рушатся жизни людей.

Спустя три года моя жизнь мне представляется как котлован после бомбежки. Для моих родных — большой удар. Неоправданная жестокость от нашего правосудия. Я надеюсь, что вернусь домой. И меня дождутся. Пожить хочется.

…Внезапно судьи прервали выступление осужденных и без объяснения причин сделали перерыв в слушаниях до 20 октября. В зале все в смятении, адвокаты ожидали, что тройка судей вынесет решение сегодня или завтра. Но произошла странная заминка в процессе. Защитники предположили, что суд взял паузу для «согласования решения».