— Перед этими выборами было много прогнозов относительно протестных настроений, нам обещали если не победу оппозиции, то уж наверняка вторые туры на губернаторских выборах. Теперь, по итогам процедуры, вы какие видите тенденции?

— Надо делить надвое, если не на пять, те заявления, которые перед выборами рассылают провластные аналитики. Например, они уверенно говорили, что в пяти как минимум регионах на выборах глав будет, скорей всего, второй тур. Потому что это для Кремля вопрос номер один. Кремль ни в грош не ставит всякие там демократические процедуры, ему важно контролировать исполнительную власть. Поэтому туда и были брошены все ресурсы.

— Называли Иркутскую область, где может дело дойти до второго тура, Архангельскую, Костромскую, Пензенскую и Краснодарский край. Нигде этого не случилось.

— Вот когда назвали Краснодар, стало понятно, что это пропаганда. Никаких оснований ожидать там второго тура не было. Там считают голоса по старой фальсификационной схеме в стилистике имени Цапков. Были такие персонажи, если помните.

— Как не помнить, банда была.

— Вот район под их контролем всегда на 2–3% опережал краснодарских соседей по поддержке «Единой России». Народ там сплоченный, вдохновленный местной мафией. Главным образом — члены избирательных комиссий. И голоса там всегда считали так, как нужно этой мафии. И их район, как же он назывался…

— Кущевский.

— Да-да, Кущевский район всегда лидировал по верноподданническим настроениям, зафиксированным в электоральной статистике. И в целом в Краснодарском крае электоральная статистика наполовину нарисованная. Так что говорить о том, что там может быть второй тур, — значит или вообще не понимать, как устроен Краснодар, или осознанно компостировать гражданам мозги.

— Но в других регионах действительно были основания ждать второго тура.

— Да, перед выборами можно было думать, что в Иркутской области из-за истории с Левченко, в Архангельской — из-за непонятной истории с Шиесом может быть что-то. Но в Кремле сидят очень неглупые люди.

Они, во-первых, бросили туда деньги — дополнительные выплаты семьям с детьми. Небольшие, по 10 тысяч рублей на семью, но вполне достаточные, чтобы на некоторое время убрать раздражение. Там достаточно молодые врио глав, которые еще не успели накопить о себе негативного мнения: мало ли, может, они как раз толковые губернаторы.

Туда же бросили политтехнологов, чтобы помочь им выиграть. И тот потенциал конфликта, который действительно существовал, был благополучно нивелирован.

Ну и есть какие-то политтехнологические вещи — появление каких-то там спойлеров, которые распыляли протестный электорат, и так далее.

— Но ведь «неглупые люди» в Кремле делают все это не в первый раз, ровно то же самое происходит на каждых выборах. Однако мы видели, как это не работало.

— Проблема в том, что все это работает вместе с низкой явкой. У нас критическое отношение людей к власти проявляется не в критическом голосовании, а в игнорировании голосования.

— Почему низкая явка работает на провластных кандидатов? Разве их избиратель не остается дома под девизом, что и без него проголосуют правильно?

— У меня уже отсох язык это объяснять, но я еще раз повторю. Есть так называемый управляемый электорат. Он состоит, во-первых, из приписного электората — просто бумажные приписки. В разных регионах уровень приписок разный: в Ленинградской области — поменьше, в Москве — почти нет, в Хабаровском крае — тоже, а в Калмыкии, Татарстане и тем более в Чечне он составляет большинство. Во-вторых — реальные люди, но или зависимые, или искренне поддерживающие власть.

Бюджетники, которые не могут вынуть голову из телевизора. В общем, есть такой базовый электорат, живой и настоящий. Плюс после общенародного голосования 1 июля появилась новая составляющая часть, третья. Я ее условно называю «приводной электорат».

— Те, кого приводят?

— Это, например, работники крупных предприятий, где начальники, заинтересованные в хороших отношениях с номенклатурой, в жесткой форме рекомендуют принять участие в выборах. Или, может быть, даже проголосовать электронно с рабочего места, с рабочего компьютера. Эти люди почти всегда уверены, что результат их голосования так или иначе будет известен. И уж если они пришли, то мало кто из них решится на фигу в кармане и проголосует против. Зачем им портить отношения с начальством? Черт с вами, проголосую «за». И вот эта третья составляющая управляемого электората сейчас растет. Это как раз заслуга кириенковского менеджмента. И поскольку они управляемы, они придут голосовать в любую погоду.

— «Придут» — в том числе и в кавычках?

— Ну да, в некоторых случаях «придут» — это их нарисуют. Но они будут зафиксированы на бумаге. В разных регионах этот управляемый электорат составляет разную долю от голосующих людей. В Чечне, например, это почти 100%, потому что там, в основном, голосующие избиратели просто нарисованы. А в Москве доля небольшая. В среднем российском регионе это около четверти числа избирателей.

А если явка — 50%, то управляемый составит только половину голосующего электората.

Поэтому еще Юрий Михайлович Лужков в начале нулевых в критически настроенных регионах (поскольку Москва — это достаточно критически настроенный регион) изобрел стратегию низкой явки.

— «Сушки» явки.

— Да, как говорят политтехнологи, «сушки». Это давно разработанная и очень эффективная модель. Поэтому власть, которая умнее, чем публичная оппозиция, охотно, долго и упорно ее использует. А наши борцы за справедливость говорят: я не буду участвовать, выборы такие-сякие, не пойду. Это абсолютно совковое мышление. Эти люди искренне убеждены, что для начальников главное — явка. А начальникам вовсе не явка нужна. Явка — это просто инструмент для получения управляемого голосования.

— У вас отсох язык объяснять это, а у меня — спрашивать. Почему оппозиция не делает акцент на том, чтобы просто привести избирателей на участок — любых и разных, только идите?

— Так устроена наша советская ментальность. Когда ты говоришь, что надо прийти и проголосовать, что активное голосование «против» доставляет власти больше неприятностей, чем бойкот, тебе сразу объясняют: ты работаешь на Кремль, тебе заплатили, чтобы ты обеспечил явку. Мне-то наплевать, я не политик. А политику трудно: он сразу вынужден оправдываться, мол, я — нет. Но народ-то сразу делает вывод: ага, Навальный — «кремлевский Мурзилка».

— Стратегия «умного голосования» подстегивает явку?

— Конечно. «Умное голосование» — блестящая идея. Я с отвращением относился к навальнинской идее бойкота голосования, а «умное голосование» — нечто гораздо более функциональное. И я очень рад, что Навальный этот вполне очевидный ход нащупал. Потому что это ход позитивный.

А идея «умного голосования» мотивирует людей прийти на выборы, она ослабляет властные позиции, и — что очень важно именно для Навального — она крайне быстро поднимает политическую роль его самого.

— Если посмотреть на прошедшие выборы, эта стратегия, вы считаете, эффективно работает?

— Она работает, но при двух условиях. Во-первых, при голосовании по партийному списку, в законодательные органы. Голосование по выборам глав регионов, как правило, неконкурентное — власть заранее заботится, чтобы не было яркой альтернативы.

Второе — Навальный определяет человека и говорит: вот этот персонаж имеет наибольшие шансы составить конкуренцию «партии жуликов и воров». Он на него показывает пальцем. И его сторонники, поскольку нет возможности провести социологические исследования, покопаться в электоральной истории, отвечают: ладно, раз Навальный сказал — мы поддержим. В Москве это неплохо сыграло. То есть второе условие — личная поддержка Навального, потому что именно у него есть капитал доверия.

И третье условие — мотивация избирателей прийти на участки. Это Навальному очень важно, в его условном офисе выстраивается очередь товарищей со словами: дяденька, запиши меня в наиболее перспективные. Потому что слово Навального дорого стоит. И его политическая влиятельность быстро растет.

— Эту стратегию часто критикуют представители, например, «Яблока»…

— Конечно, ее критикуют. Потому что если какой-то представитель «Яблока» скажет, за кого голосовать, это будет шум ветра на морском берегу. А если скажет Навальный — это будет реальный стимул. Конечно, другие будут негодовать против Навального. Просто потому что он, во-первых, действительно, на мой взгляд, крайне опасный политический персонаж.

— Мне показалось, что вы его хвалите.

— Я от него совершенно не в восторге. Впрочем, как и от «Яблока». Просто я в принципе человек не восторженный. Но как независимый наблюдатель я должен сказать, что Навальный — гораздо более влиятельный игрок, чем партия Явлинского.

— Но критикуют-то «умное голосование» не просто так, а потому, что с ним может пройти какой-нибудь совершенно ужасный тип, даже хуже единоросса.

— Да, и это понятно. Потому что эта стратегия приводит к победе любого альтернативного кандидата, даже если это какой-нибудь отморозок. А вы хотите дистиллированно-чистого голосования?

— Какие примеры, по-вашему, говорят об успехе «умного голосования» на прошедших выборах? В большинстве регионов ничего совсем уж нового не случилось. Томск?

— Пример Томска, пример Новосибирска. Однако это выборы в заксобрания, причем в городские. Конечно, это не тот уровень. На губернаторском уровне стратегия «умного голосования» пока слабовата против низкой явки и административного ресурса в исполнении Кремля. Тут просто разные весовые категории. Особенно без самого Навального.

— Так не зря же его предусмотрительно купировали посредством «Новичка».

— А если бы он присутствовал, то «умное голосование» было бы более эффективным. Хотя оно и так сработало. Но это в принципе разумная стратегия: коль скоро есть такой кривой, косой и неэффективный инструмент, как наши выборы, то надо использовать и его.

— То есть надо эту «ужасность» использовать против тех, кто ее же и устроил?

— Да, можно назвать это стратегией дзюдо: используй силу противника, чтобы его победить. Они проводят выборы? Проводят. Значит, надо эти выборы использовать, чтобы как минимум максимально затруднить им жизнь.

— А как сработала новенькая для выборов стратегия трехдневного голосования — все эти «пеньки» и другие приятные нововведения?

— Очень даже эффективно она сработала. Это замечательный инструмент.

— Инструмент для чего? Для фальсификации?

— Не то чтобы для прямой фальсификации. А для мобилизации того самого управляемого электората. Людей заставляют голосовать не в воскресенье, а в рабочее время, на рабочем месте, на пенечке, заранее, стройными рядами. Для этого имеется три дня. К вам на фабрику приедет кинопередвижка, чтобы вы пришли и проголосовали, а кто не придет — тому будет «мучительно больно за бесцельно прожитые годы». И в трех четвертях случаев этот электорат, даже если настроен критически, боится проголосовать «против». И еще одна задача — чтобы раздраженные и критически настроенные избиратели махнули на все это рукой и не пришли.

— Или чтобы удобнее было их голоса украсть?

— Они ведь не воруют голоса, это надо понимать. Голоса «против» остаются, воровать их трудно и долго. Их просто физически затопляют приростом приводного электората и приписного. Во время общенационального голосования в июле, по опросам «Левады», около 40 миллионов человек были настроены голосовать против поправок, но на участки не пришли. Если бы хоть половина из них пришла, результат был бы другой.

А здесь такого нет: из тех, кто шел голосовать, большинство поправки поддержало, это правда. Просто те, кто был против, всю эту процедуру гордо проигнорировали. К большому удовольствию наших начальников.

— Тогда откуда все-таки берутся фургалы? И можно ли с «пеньковыми» стратегиями надеяться, что они еще появятся?

— Понимаете, система здесь — стохастическая, а не функциональная. То есть нет однозначного соответствия между аргументом и функцией, когда меняется одно — меняется и другое. И да — где-то система может дать сбой. Она дала сбой, в частности, в Хабаровском крае, где Фургала хотели использовать как спойлера, а люди за него взяли и проголосовали. При том, что Хабаровском, как и другими урбанизированными, продвинутыми, образованными регионами, труднее манипулировать, там другие члены избирательных комиссий, другие массмедиа, другие избиратели. В результате там считают голоса достаточно честно. Задача Дегтярева как раз будет в том, чтобы сделать выборы в регионе не честными, не популярными, а такими более…

— Правильными.

— Правильными, да.

— Но такое ведь случалось не только в продвинутых регионах и не только в 2018-м. В 2012-м была Галина Ширшина в Карелии. В Псковской области в тишайших маленьких райцентрах вдруг стали побеждать «яблочники». Что надо делать, чтобы выборы почаще заканчивались именно так?

— Думаю, что власть делает все, чтобы это случалось пореже. А Псков — это вообще отдельная история, там есть лидер — Лев Шлосберг, уважаемый человек.

— То есть это зависит от личности?

— Да нет же. Это именно стохастический процесс. Все зависит от того, как сложится куча факторов. И сильная личность, и социокультурный субстрат, и предыдущая траектория, и члены избирательной комиссии: будут они внаглую фальсифицировать, как в Брянской или Тамбовской областях, или как-то будут держать себя в руках, — и так далее. Этот калейдоскоп в разных регионах складывается по-разному. У Кремля не хватает ресурсов, чтобы следить за всем. Выборы глав регионов они как-то могут контролировать, помогать там деньгами, а за выборами в городские собрания следить не всегда могут. На этом уровне и проскакивают альтернативные депутаты.

— Вот и на минувших выборах в заксобрания прошли члены новых партий. Теперь без сбора подписей в Думу могут идти представители уже не 13, а аж целых 16 партий. Это как-то повлияет на появление новых фракций в Думе?

— Конечно. «Новые люди» или «За правду», которые успешно выступили, приобретают новые шансы, их политическая жизнь облегчается. Вообще любой закон, который в целом исполняется последовательно, умные люди могут правильно использовать. Но в Думе появятся только те партии, которые будут одобрены Кремлем. Там могут посмотреть, кто лучше справился с задачей, и поддержать, например, тех же «Новых людей». А какая реально новая партия может появиться? Наиболее опасная для Кремля партия — партия Навального — просто не зарегистрирована.