…Мы все, собравшиеся на приговор, слышим, как скребет ногтями, царапает стол Соня, жена Ефремова. Малые дети, болезни, благотворительность, положительные характеристики друзей… Судья Абрамова приняла решение. Восемь лет колонии общего режима. Срок, который опытные юристы называли задолго до 7 сентября.

— Ефремов не ви-но-ват! Ефремов не ви-но-ват! — скандируют в толпе у крыльца Пресненского суда, когда появляется слегка растерявший свою уверенность адвокат Эльман Пашаев. Виноват.

«Суд посчитал доказанным»: приняты и положены в основу приговора свидетельства очевидцев, заключения экспертной комиссии (техническое состояние автомобиля, физиологическое состояние человека за рулем), записи с многочисленных видеокамер. Больше пяти минут и несколько страниц приговора уходит на перечисление всех несовместимых с жизнью травм, полученных жертвой столкновения, водителем Сергеем Захаровым.

Но главный вопрос этого процесса вовсе не «Кто виноват?». И даже не «отмажут» всенародно любимого артиста или будут судить по всей строгости закона?

Почему после признания, записанного на пленку и безупречного в каждом слоге, забрал его назад, ушел в глухую несознанку. Почему много дней твердил «ничего не помню»? Кто смог его убедить, что не роль кающегося грешника, единственно точная в этой ситуации и в нашей стране, а роль алкоголика, внезапно застигнутого амнезией, — сулит снисхождение суда и людей? Ведь он всем даром, всей генетикой знал, когда кончается искусство и начинается судьба, всегда ощущал, когда нужна «полная гибель всерьез» взамен турусов и колес.

Что ж, всем известно — эта тактика предложена защитой, на таком рисунке поведения настоял адвокат Пашаев. Но почему талантливейший артист пошел на поводу самой бездарной режиссуры, какая случалась в его биографии? И что тогда в день прений, еще до начала заседания побудило его встать и сказать: «Признаю свою вину»? Предположение единственное: потому что выбрал — жить.

То, как работает и дышит наша судебная система, давно убедило всех: не в зале суда, а за кулисами процессов решается судьба обвиняемого. Здесь кулисы очевидны. Ефремов был виноват перед властью, Ефремов стал зависим и уязвим, Ефремова можно пресечь.

Будешь вести себя правильно — вытащим, легко предположить, сказали Ефремову. Но что значит в этой ситуации «вести себя правильно»? Не только драма человека, которому трудно будет выжить физически в колонии общего режима, а драма фамилии, у которой есть и корни, и побеги, больно отзывается сегодня.

На днище резвились всех родов каналы с их оголтелыми ведущими, интернет-сообщества, непристойные персонажи защиты с обеих сторон, свидетели и родные погибшего, вошедшие в статус телезвезд. Адвокаты Пашаев с репутацией решалы и Добровинский с неизменной бабочкой на шее. Еще для переливов контекста — алчные до зрелищ зрители, протискивающиеся в зал, черные маги, эксперты по «управлению из космоса», мировые комитеты по борьбе со злом.

Темная-темная пена. Суд над Михаилом Ефремовым стал аттракционом чудовищной поучительности, развернутым в стране, где когда-то давным-давно помнили о сострадании, знали о всемирной отзывчивости, читали «…я ведь брат ваш».

— такие реплики порхают на лестнице и в коридоре в финальной мизансцене событий, когда Михаила Ефремова, взятого под стражу в зале суда, выводят на публику.

— Зачем вы играете эту ерунду? — позволила я себе однажды неуместную прямоту после одной из очередных премьер «Современника» с Ефремовым в главной роли. — Вы же можете выбрать что угодно.

— А что мне играть?

— Может, уже пора «Лира»?

И вот, как Лир, он вдруг оглох к добру, как Лир, стал поражен беспамятством и слушает про множественные сочетанные травмы Захарова с низко опущенной головой. Только эта история — не трагедия в чистом виде, а замусоренная трешем, бытовой грязью, ничтожеством мелких проявлений история человеческой катастрофы. Анти-Лир. И финального просветления не будет.