Детские забавы

В середине дня телеграм-канал Nexta при полном отсутствии лидеров протеста и молчании заметных оппозиционных фигур (что делает похожим минский протест на хабаровский, примета времени) объявил, что в 19.00 для решительного боя с Лукашенко все, как и вчера, должны прийти к стеле около музея Великой Отечественной войны. Чуть позже в том же канале написали, что сбор у монумента отменяется и всем нужно идти от своих станций метро в направлении центра.

Про смену плана действий узнали немногие, поэтому к 7 часам у гостиницы «Юбилейной» (последнее здание на проспекте Победителей перед стелой, но на расстоянии километра от нее) начали собираться люди, делавшие вид, что они прогуливались или кого-то ждали.

Впрочем, случайных людей здесь вряд ли было много: все кафе, магазины и даже огромный торговый центр «Галерея» на проспекте Победителей закрылись к 18.00 «по техническим причинам».

Пока народу было мало, полиция применяла свою излюбленную тактику «хапуна» (слово — аналог российского «винтажа», но принцип работы иной).

Происходит это так: по дороге у самого тротуара тихо едет микроавтобус без опознавательных знаков (чаще синий или серый). Дверь-купе приоткрыта. Вдруг из нее выскакивают два человека в черном и быстро бегут к людям. Те, кто вовремя заметил «бусик», успевают убежать, а зазевавшуюся жертву хватают и ведут в автобус. После этого тот тихо уезжает дальше по дороге.

Вот серый «бусик» тихо едет по проспекту Победителей в сторону центра, кто-то старается отойти подальше (не бегом, чтобы не привлекать внимание), кто-то никак не реагирует на угрозу, то ли не замечая ее, то ли рассчитывая на теорию вероятности, то ли пытаясь сохранить собственное достоинство.

Внезапно «бусик» резко ускоряется, одним махом переезжает на другую сторону проспекта и выруливает на тротуар, по которому люди спокойно шли к Дворцу спорта. Парень в черном замечает погоню и дает деру, из минивэна выскакивают два омоновца и быстро бегут за ним, тот прыгает в подземный переход, силовики — за ним. Через две минуты добычу выводят на поверхность.

Люди начинают скандировать «Позор!», женщина кричит: «Отпустите ребенка, вы люди или кто?».

В отличие от России «хапун» здесь начинается без объявлений «граждане, расходитесь, ваша акция несогласована», и никто от него не застрахован (забирают любого, для этого не надо стоять с плакатом, быть в футболке с протестным текстом или что-то скандировать).

К 20.00 это своеобразное сафари на людей заканчивается, потому что на проспекте набирается критическая масса в 500 человек, которая уже может отбивать людей.

— Жена мне говорит никогда на митинги не ходить, но кто пойдет-то, если не я? — спрашивает один седой мужчина другого, пока они медленно идут в сторону «Юбилейной».

Там уже выстроилась цепь из омоновцев, людей начинают теснить к центру, в район метро «Немига» (накануне она стала одним из очагов протеста).

— Люди, что же вы стоите всееее! 84 процента! (имеется в виду результат Лукашенко на выборах, в который вряд ли кто в Беларуси верит), — вдруг надрывно кричит парень в розовой майке всем, кто нерешительно мнется на почтительном расстоянии от передовой группы протестующих. Парню никто не отвечает, многие прячут глаза, но здесь, на проспекте Победителей, сегодня буйных нет.

Те, кто здесь, переходят к аплодисментам и скандированию «Жыве Беларусь!». Полиция начинает их вытеснять, вдоль проспекта ездят уже не «бусики», а автозаки, внутри каждого из которых не меньше 10 омоновцев. Все ускоряют шаг, кто-то бежит.

— Вы на своем проспекте, без паники, не бегите, — увещевают людей, но мало кто хочет попасть в автозак, тем более в самом начале вечера.

Везде идут дискуссии о том, что делать, как делать и кому делать.

— Да чего бояться? Их же совсем мало, можно подойти и первую линию быстро прорвать, — громко говорит крепкий мужчина лет 30.

— Не надо, он мог бы быть моим сыном, — отвечает ему женщина.

— Но вчера он бил наших братьев, — возражает мужчина, но сразу сам оговаривается, что ни к чему не призывает, а просто анализирует.

— Поэтому мы здесь, но мы мирные, — продолжает спорить девушка.

— Побеждает тот, кто умеет ждать, — философски откликается на это мужчина постарше.

Две девушки стоят у закрытой «Галереи» и беседуют:

— Ну может, у него [Лукашенко] озарение какое случится?! — спрашивает одна.

После 8 вечера милиция приступает к решительным действиям. В район «Галереи» внезапно приезжают четыре автозака, из которых высыпают черные шлемы и берут основную группу в «коробочку», в мегафон начинают рассказывать, что лучше бы «все ушли домой и не мешали людям (видимо, самой полиции) отдыхать». Кто-то успевает перебежать на другую сторону проспекта (и туда тоже приезжает ОМОН), кто-то оказывается в автозаке, но задержаний мало. Толпу просто пытаются выдавить на «Немигу». Спецсредства не применяют, хотя у автозаков остаются омоновцы с оружием (видимо, для его защиты), пока их коллеги бегают за протестующими.

Достоверной информации о происходящем очень мало (мобильный интернет работает только через VPN, и далеко не у всех и не всегда), зато по толпе быстро распространяются слухи — сейчас в Минске они, как когда-то давно, передаются именно «сарафанным радио». Всем звонят знакомые, которые что-то видели, а скорее слышали от кого-то еще. И вот уже все знают, что на Кальварской улице у ТЦ «Корона» разгоняют толпу с применением светошумовых гранат и резиновых пуль.

Мертвый город

Пешком от проспекта Победителей до «Короны» в обход идти около часа. Подхожу к «Немиге» и вдруг замечаю, что над центром города стоит абсолютная тишина, которой никогда не бывает в это время в большом городе. Весь центр перекрыт, кафе и магазины не работают, а люди забурились домой или уехали по призыву Nexta на отдаленные станции.

Пока я поднимаюсь на Раковую улицу, мне кажется, что сейчас не закат, а ранее утро, и стайки редких протестующих — это люди, которые спешат на работу. Тишину нарушают только крики откуда-то взявшихся чаек. Ближе к «Короне» звуков уже больше, тут ездят и постоянно сигналят машины, им аплодируют отдельные группы протестующих в 10–20 человек, которые периодически останавливаются, размышляя, куда же им податься, чтобы поучаствовать в движухе. Все это заставляет вспомнить про «бархатную революцию» в Ереване в 2018 году, но там было ощущение, что на улицы вышел весь город, а про Минск такого, конечно, не скажешь.

У «Короны» уже никого нет, только выпившая женщина с забинтованной рукой выходит на «зебру» и, поднимая обе руки, мотивирует машины сигналить.

Позже выясняется, что на Кальварийской улице прострелили колено журналистке издания «Наша Нива» Елене Лубневской.

Возвращаюсь на проспект Победителей, но и тут уже никого не осталось. Откровенно одетая блондинка на английском с сильным русским акцентом объясняет мужчине, что в Минске происходило вчера, пока они прогулочным шагом уходят с проспекта.

На «Немиге» несколько пожилых участников протеста встали в кружок и ждут автобуса (метро в центре города снова закрыли еще к 19.00).

— Кто тут голосовал за Лукашенко, поднимите руки, — громко говорит один из них. Руку не поднимает никто.

— Да одна Ермошина и голосовала (глава ЦИК). При таких деньгах, а лахудра лахудрой, — вступает в разговор пожилая женщина с бело-красно-белым флажком в руке.

Российские журналисты, которых я встретил на «Немиге», обсуждают скоропостижный конец «белорусской революции», тот, кто только 10 августа добрался до Минска, сетует на то, зачем он это сделал. Из Москвы приходят смс о «замесе» у метро «Пушкинская», но без конкретики, и пока мы неспешно идем в ту сторону, коллеги уже начинают искать ближайший работающий ресторан, как вдруг со стороны «Пушкинской» доносятся три мощных взрыва подряд.

Это война

Идти до «Пушкинской» больше часа, но нам удается остановить на дороге такси. Это редкая удача в последние два дня в Минске, ведь не работает не только приложение «Яндекса», невозможно дозвониться ни в одну службу по телефону (наверняка это сделано специально, чтобы протестующие не могли быстро увеличивать численность в конкретном месте).

Таксист ехать к «Пушкинской» соглашается неохотно — он сам только что оттуда. «Там пробка из машин, я там сейчас стоял, ко мне подъехала машина с «тихарями» (в Минске силовики часто работают в штатском. — Ред.) этими, вылезли все в зеленом, один подходит со стволом и говорит: "* отсюда [проваливай]". Там сейчас народу больше, чем вчера в центре. Мне не так было страшно там вчера, как здесь. Вроде ничего не предвещает беды, но начинает все дымиться, и люди как муравьи из ниоткуда разбегаются», — рассказывает таксист.

Он высаживает нас в километре от станции метро, дальше дорога заполнена машинами и людьми, которые наблюдают за происходящим. Разглядеть что-то проблематично, потому что над площадью у метро все в дыму от постоянных взрывов — светошумовых гранат и слезоточивого газа.

«Все понятно — зацепился усами, зубами и руками за власть», — зло бросает кто-то после очередной серии мощных взрывов.

Люди там держатся в газовом облаке (хотя уже в 500 метрах от центра событий тяжело дышать) под постоянными выстрелами несколько часов. Тех, кто решается пробиться ближе к «Пушкинской», обстреливают. По дороге к метро проезжает скорая — замечаю внутри девушку-врача. Уже второй день многие говорят, что на скорых ездят и силовики, чтобы провезти через строй протестующих подкрепление.

Вдруг стоящие в отдалении за моей спиной люди начинают бежать в сторону соседних дворов, совсем рядом слышатся крики и выстрелы из (небоевого) оружия. Мы бежим через сквер во дворы, забегаем в какой-то подъезд. Пока сидим на лестнице и пытаемся отдышаться, мимо нас медленно поднимается старушка в шляпке с пакетом продуктов в руке. Минуя рассевшихся по лестнице протестующих, она говорит:

Рядом с метро «Пушкинская» — обычные кварталы пятиэтажек, утопающие в зелени (тот же мир, который сейчас уничтожается в Москве). Сейчас люди, живущие в этих домах, совершенно неожиданно для себя оказались в центре боевых действий (и наверное, думают о таких же жителях городов и поселков Донбасса). Темное небо то и дело озаряется вспышками, бухают взрывы, по дворам бегают силовики, ловят и жестко избивают протестующих.

От очередного громкого взрыва в какой-то квартире проснулся ребенок и заплакал, редкие жители сидят у своего подъезда на скамеечке, курят и тихо обсуждают происходящее.

Уже около дома в ночи знакомлюсь с парой мужиков, которые сидят на лавочке у подъезда и обсуждают происходящее. У одного из них работает VPN, и он постоянно зачитывает вслух новости из Nexta, показывает всем видеоролики. Вот какой-то спецназовец вытаскивает из машины девушку за волосы.

Вот в районе «Пушкинской» впервые применили «коктейли Молотова» (но явно не массово), вот в Бресте над центром города летят вертолеты, вот в Минске строят мощные баррикады из мусорных баков, оград и даже афишной тумбы. Вот серая машина врезается в строй омоновцев. Вот протестующие блокируют дороги собственными автомобилями.

Мужики обсуждают, когда на сторону народа перейдут белорусские элиты. «Очень много крови наделал [Лукашенко] в своей жизни, они все повязаны, поэтому боятся его ухода, слишком многое станет известно», — говорит полноватый мужчина, по его словам, любитель рыбалки.

— Кто бы мог подумать, что на «Пушкинской» такое будет! Никогда, никогда у нас такого не было, — меняет тему парень хипстерского вида.

— Каждый день ряды омоновцев будут редеть!

Мы сравниваем события в Минске с Киевом в 2014 году и приходим к выводу, что «даже» белорусы так устали терпеть Лукашенко, что с прошлых массовых протестов в 2010 году сильно продвинулись вперед. Хотя в Минске до стадии столкновений с силовиками дело пошло на порядок быстрее, чем в Киеве, здесь протест пока не перешел в круглосуточную фазу, отмечают мои собеседники.

— Но если он на той стороне — то на той стороне. Парень получит от 8 до 15 лет за массовые беспорядки, но потом победа — и амнистия, — говорит полноватый мужик, стоя у подъезда своего дома. — Победа либо сейчас, либо никогда. Отпускать ситуацию нельзя никак.

Когда интернет снова отваливается, мы поднимаемся на лифте по домам, и мужик говорит задумчиво:

— Такого еще не было…

— Хорошо это или плохо? — уточняю я.

— Все ждут перемен. Я вот тоже ждал, пожил в Америке, вернулся назад и понимал, что ничего тут не изменится, если все не встанут.

— Но вы же не там сейчас?

— Я был там, но надо родителей, которые приехали на голосование, отвезти на дачу сначала, а потом приду.

Минск