Припекало солнце, редкие прохожие шли по своим делам, возможно даже, чирикали птички. Но первым тревожным звоночком стали все чаще появлявшиеся с утра новости о перебоях с интернетом (накануне о таком развитии событий со ссылкой на источник написали в «МК»). Но до обеда как минимум на операторе Life работали все приложения, включая телеграм. Как и роутеры wi-fi в домах.

Тихановская

В 14.00 на участке в школе № 137 должна была проголосовать главный конкурент Лукашенко Светлана Тихановская. Она стала кандидатом после того, как ее мужа посадили под арест, а зарегистрировали ее, потому что Лукашенко едва ли ожидал от абсолютного новичка в политике и кандидата поневоле серьезного давления. Но в ходе избирательной кампании Тихановская начала собирать многотысячные митинги (и не только в Минске), и президент забеспокоился.

У школы собралось не меньше 200 человек, но Тихановская опаздывала, а к двум часам и вовсе пошел дождь.

Среди ожидающих кандидата замечаю выдвигавшего свою кандидатуру в президенты в 2010 году Алеся Михалевича. Те выборы спустя десять лет вспоминали многие. Тогда на выборы против Лукашенко шло сразу несколько оппозиционеров, а после выборов люди, не встречая сопротивления, прошли маршем по центральному проспекту Минска, закрепившись у здания на площади Ленина, где расположена ЦИК.

Милиции не было видно (хотя перед голосованием был похищен кандидат в президенты Владимир Некляев, и обстановка была очень напряженной) вообще, но от 30-тысячной толпы, понимавшей, что ее завели в ловушку, веяло страхом. После того, как то ли провокаторы, то ли излишне рьяные протестующие начали ломать двери правительства, на площади внезапно появился спецназ и взял в «коробочку» передовую группу митингующих. Остальные — десятки тысяч человек — «рассосались» минут за десять. На этом все тогда и кончилось (для кандидатов и главных заводил — тюремными сроками).

Михалевич тогда бежал за границу, но в 2015 году вернулся. И вот он, высокий лысеющий мужчина в очках, стоит на крылечке школы, спасаясь от дождя вместе с другими сторонниками Тихановской. На участок он пришел, чтобы показать своим польским друзьям главного оппозиционного кандидата.

— Я за нее проголосовал. Беларусь уже не будет той, которая была. В обществе есть полное понимание нелегитимности выборов и Лукашенко, — объясняет мне Михалевич.

— Есть параллели с 2010-м? Или будет по-другому?

— Того же сценария уже не будет. Будет хуже для людей. Более брутально. Да и кандидатов уже всех пересажали (под арестом находятся два незарегистрированных кандидата в президенты Бабарико и Тихановский, еще один, Цепкало, бежал в Россию), а нас сажали уже после выборов.

— А что будет на улицах?

— Протесты будут, хотя сделано все, чтобы люди не могли быстро сорганизоваться.

— А для Лукашенко будет хуже?

— Да, потому что в 2010 году все спорили, набрал ли он 50%, но все знали, что он набрал больше 40%, а сейчас ни о каком большинстве и разговора нет. Его поддерживают только железобетонные «застабилы», которых в любом обществе 15–20%. Я думаю, что пошел обратный отсчет для Лукашенко. И достаточно быстрый. Сохранять ему власть, когда вся вертикаль знает о его нелегитимности, очень сложно, — уверяет меня бывший кандидат в президенты.

Когда дождь стихает, во дворе школы наконец появляется Светлана Тихановская. С красным зонтом в руках она медленно продвигается к входу на участок. Плотным кольцом ее обступают журналисты, вместе с мохнатыми гусеницами звукооператоров над головой Тихановской плывет маленькая девочка с белым бантом на голове, которую держит на шее папа. Она смотрит на Тихановскую и ест мороженое. Люди вокруг (в основном женщины) скандируют «Мо-ло-дец» и «Све-та».

Я не стал пробиваться через коллег, чтобы попытаться расслышать, что говорит Тихановская. Подумал, что редко кандидаты говорят на участках что-то сенсационное, а пару цитат я потом найду в агентствах (тогда я еще не знал, что скоро это будет сделать невозможно).

Антон, который работает поваром, пришел поддержать Тихановскую, а вечером обещает стоять на площади до победы.

— Думаете, получится?*

— Всех не выгонят!

— А не будет, как в 2010 году?

— Люди устали [от Лукашенко], и все будут стоять. Я пойду сам и что-то буду делать. Мирно вопрос не решить.

Антон признается, что голосует скорее не за саму Тихановскую (собирался голосовать за Бабарико, пока его не сняли), а за перемены и новые (настоящие) выборы, которые та обещала провести через полгода после своей победы.

— Страшно было даже сюда прийти посмотреть на Тихановскую, — говорит мне пенсионерка Раиса. — Первый раз мне страшно было, когда Ельцин выступал на съезде про свободу. Его речь напечатали в «Огоньке», я взяла у родителей почитать, всю ночь его читала, а утром попросила мужа отнести его назад. В крови живет прививка этого ужаса, которая не дает нам идти вперед. Но мы боремся с ней и ждем, что чего-то толкового добьемся.

Она рассказывает, что когда-то к ней приходили за подписью в поддержку оппозиционера Зенона Позняка, который к тому моменту уже эмигрировал в Польшу. «А я им говорю: «У меня двое детей. Вы лично меня возьмете в эмиграцию?» Условия борьбы для обычного человека и лидера — неравноценны, приходится метаться», — говорит Раиса.

— Вечером на улицу вы не пойдете уже, наверное?

— Лично я уже не боюсь! Я даже не против самого Лукашенко, а против всех этих страхов, запугивания, обманов. Но я проснулась только две недели как, и я за детей и внуков боюсь. И вообще уже готовлюсь к Северной Корее тут.

Рядом с Раисой ее 34-летняя дочь Марина, она преподаватель. Она свою маму и научила не бояться бороться за свои права. «Я голосую за человеческое достоинство, за правду и свободную Беларусь! Я еще лет 10 назад думала, что народ имеет того президента, которого он достоин. Но выросло поколение смелых, порядочных, талантливых людей, которые Лукашенко переросли. Мы не можем все время считать и мыть коров, тем более что за 26 лет правления они не все вымыты, оказывается. У людей нет точки приложения своих сил. А три последних месяца я ощущаю гордость за людей, которые выросли и не боятся», — говорит Марина.

— На улицу пойдете?

— Выйти в шортах майке и с телефоном? Это кончится ничем. Хотя это тоже действует, это очень значимо. Для самих людей, чтобы не стыдно было. Я же сама пока готова не молчать, а про улицу буду смотреть по обстоятельствам.

— Я не пущу ее, — перебивает свою дочь Раиса.

Еще минут 40 я пытался найти среди выходивших с участка избирателей проголосовавших за действующего президента. Это оказалось непростой задачей. Одна пожилая женщина (признаюсь, именно среди них я рассчитывал найти такого человека) сказала мне: «Я за мир и благополучие. И чтобы нас любили».

— Это за Лукашенко то есть? — уточнил я, подумав, что цель близка, но женщина, промолчав, быстро удалилась.

Мужчина, похожий на рабочего на пенсии, отвечает, что за Лукашенко, если где и голосовали, то только в Дроздах (загородная резиденция президента). Не все голосовавшие за Тихановскую настроены оптимистично, многие признаются, что голосовали за нее по принципиальным соображениям, но в победу и перемены не верят.

Наконец, Татьяна Аркадьевна, пожилая дама с высокой седой прической и в розовой блузе, признается: «Голосовала за президента. А за кого же еще? Я старая-престарая и молодым я не доверяю, они все аферисты».

— Вас не смущают его жесткие действия против оппозиции?

— Так и должно быть. У нас рядом Украина. Вот там были недетские действия. У нас нормально все, — уверенно говорит она и неожиданно продолжает: — Вот только пенсия маленькая. И цены дикие. Я даже не представляю, как люди с детьми живут. Но другие придут, они ничего не переделают.

— То есть к Лукашенко ваше отношение не меняется?

— Нет, хотя оно и раньше у меня было не ахти, но он красиво говорит. А те только болтают и его обливают грязью. А потом все приватизируют и распихают деньги по карманам, а людей в дураках оставят.

Напоследок подхожу к интеллигентной пожилой паре. Сразу видно, что они давно вместе (оказывается, уже целых 56 лет). Оба удивляют меня, когда признаются, что проголосовали не за Лукашенко или Тихановскую, а за Сергея Черечня, председателя партии «Грамада». Нет, они понимают, что их кандидат не выиграет, но и в победу Тихановской не верят, а хотят, чтобы их фаворит набрал больше.

Долгий путь

Черечня я случайно встретил в редакции дружественного СМИ чуть позже. К этому моменту телеграм у меня работал уже только с использованием прокси-серверов (так же было в первый, активный, период давления на телеграм в России).

Я спрашиваю его, почему он не снял свою кандидатуру, ведь лучше бы консолидироваться вокруг одного человека. «Если бы Бабарико остался в гонке, можно было бы рассматривать консолидацию вокруг одного кандидата, потому что он подходил всем — и тем, кто хочет выходить на площадь, и бизнесу с интеллигенцией. Светлана, к сожалению, далеко не кандидат для всех, она сама говорит, что она — кандидат в президенты переходного периода, и это многим не нравится, многим хотелось бы реального оппонента действующему президенту», — говорит Черечень.

Он довольно молод, одет в хороший костюм и прямо говорит, что самый лучший кандидат из оставшихся — это он. «Мы должны работать, и работать для людей, которые хотят делать выбор не в пользу Лукашенко, а проголосовать за конструктивного кандидата». Он признает, что его рейтинг даже по собственным внутренним опросам около 7%, но уверяет, что только у него среди оставшихся кандидатов есть команда, которая может начать работать уже завтра, а не ждать следующих выборов.

«В этой ситуации необходима была структура — подготовка площади, консолидация сил, поддержка международного сообщества, служба безопасности. И большие деньги, которых в Белоруссии нет», — критикует Тихановскую и ее штаб Черечень. По его мнению, отстоять победу на улице «в том хаотическом состоянии, в котором Беларусь подошла к выборам» не удастся.

Я спрашиваю у Черечня, что он будет делать вечером после голосования, и выясняется, что на улицу он не пойдет (впрочем, как я понимаю, не сделала этого и Тихановская). «Сейчас нет лидера, который мог бы направить недовольных людей. Тихановская — хороший человек, но лидер принимает решения и руководит процессом, а Тихановская выполняет указания своего штаба. Протест — это не просто выйти походить и уйти спать, это долгий процесс, в рамках которого должна быть руководящая структура и лидер, должен быть план», — говорит он.

Не выйдет, потому что не хочет в тюрьму, как кандидаты в президенты в 2010 году.

— Вы сами не выйдете?

— Сейчас, когда люди выходят и мирно выражают протест, они рискуют получить 15 суток.

У нас есть куча мероприятий на 5 лет, которые мы уже запланировали по бизнес-ассоциации и конституционной реформе. И мы с командой не сможем сделать много для перезапуска демократических процессов в Беларуси из-за решетки, — объясняет кандидат в президенты, откусывая очередной кусочек пирожного в кафе Paris. — Этим мы дадим возможность власти снова полностью зачистить площадку, а мы сейчас набрали вес и должны продолжить этот процесс, чтобы быть хорошо подготовленными к выборам 2025 года.

Голосование до упора

Выборы подходят к концу, где-то в 18.00 интернет в Белоруссии вырублен полностью. Не работает не только телеграм, мобильный интернет отключен в принципе. По wi-fi в отелях или квартирах можно c трудом открыть Tut.by (ближе к 19.00 и это становится невозможно), остальные сайты не открываются.

Работает только телефонная связь и смс (мне кажется, за вчерашний день я написал больше смс, чем за предыдущие два года). Созваниваюсь с коллегами, у них ситуация такая же: мобильный интернет и wi-fi не работают. И это во всем Минске, в целом городе! Такого я не видел на протестах нигде — ни в Киеве, ни в Стамбуле, ни в Ереване. Разве что на войне в Южной Осетии мне приходилось диктовать репортажи коллегам по телефону. Но в Минске ведь не война, работают магазины, рестораны, миллионы людей живут своей жизнью. Которая явно страдает от такого варварского метода борьбы со своими же гражданами.

Незадолго до отключения интернета на лентах проскакивает информация об огромной очереди на избирательный участок на Камайской улице. Это окраина Минска, я добираюсь туда уже после 8 часов вечера (официального времени окончания голосования). Здесь абсолютное умиротворение, небо над Минском на закате окрашивается в нежный розовый цвет. Пока я иду к участку, мимо меня проезжает на велосипеде мужчина — на руле у него повязана георгиевская ленточка, а за раму — машинка, в которой едет ребенок.

И тут перед моими глазами появляется огромная очередь на избирательный участок — змейка растянулась на несколько сот метров, в ней стоят, почти не двигаясь, не менее 800 человек. В очереди много людей с детьми, которые играют на детской площадке неподалеку, две бабушки отдыхают в шезлонгах под большим зонтиком. Атмосфера просто идиллическая, все мирно и спокойно ждут реализации своего избирательного права.

Но это еще не самое удивительное! Самое удивительное в том, что этим людям разрешили голосовать до последнего человека в очереди, продлив на этом участке голосование. Такого я тоже припомнить не могу.

Фитнес-инструктор Ян в распираемой бицепсами футболке «Я люблю Беларусь» в этой очереди стоит уже три часа.

— Вы тут все такие политизированные?

— Политизированные? Это не так называется. Но за последние несколько месяцев объединилось. И вот все люди из окружающих домов пришли голосовать.

— Вы удивились, что голосование продлилось?

— Да, и приятно. Наверное, во избежание каких-то инцидентов или чтобы прессе не объяснять, почему людям не дали проголосовать.

Идти протестовать в центр Минска Ян не собирается. «Нужно ли это? Голос мы защищаем тут, мирно. Как жить будет дальше народ с тем, что мы видим здесь, и тем, что объявят завтра пресловутые 70% за Лукашенко. Я не за Тихановскую даже, а за перемены, и чтобы не было такого беспредела, что людей просто бьют», — объясняет он.

Мы с коллегами узнаем еще про один подобный участок и едем туда (это была ошибка). В школе № 41 на улице Алеся Гаруна тоже разрешили голосовать до последнего человека, но к нашему приезду в 21.00 очередь уже иссякла. Правда, люди решили не расходиться, а стоят около участка, ничего не скандируют, просто общаются друг с другом. Их не меньше 200.

На самом деле, накануне такой призыв к гражданам появился в популярных телеграм-каналах Nexta (почти 400 тысяч читателей) и «Беларусь головного мозга» (больше 200 тысяч) — в 20.00 быть на участке и требовать от комиссии публичного обнародования протокола, а к 22.00 прийти на митинг протеста к стеле у музея ВОВ. Если в воскресенье кто-то и придумал план получше, подписчики этих каналов об этом уже не узнали.

У участка на улице Алеся Гаруна многие тоже были с детьми, хотя атмосфера здесь куда более напряженная, и когда неподалеку завыла сирена, все 200 человек синхронно оглядываются. «Мы же все понимаем, что ничего не изменится. Стоим и стоим, но ничего мы не выстоим», — говорит мужчина приятелю.

Когда в школе вдруг ненадолго гаснет свет, кто-то говорит: «Затишье перед бурей».

Ночной ад

Буря началась после 22.00 вечера. Коллеги из Москвы с доступом к интернету присылали нам по смс новости о начавшихся столкновениях протестующих с милицией в разных районах Минска. Мы же были практически у местного МКАДа. Именно в этот момент мы с коллегами ощутили степень коллапса, в который погрузился город по вине властей (или, как любят говорить в Беларуси, по прихоти одного человека).

Во-первых, в Минске в воскресенье вечером было невозможно вызвать такси. Мобильное приложение «Яндекса» не работало без интернета, а вызвать такси по телефону не удавалось, так как «полетели» электронные системы дозвона в такси. На улицах в отдаленном районе города такси не наблюдалось, поэтому мы доехали на автобусе до метро, в которое быстро спустились. Но радость была преждевременной — на станции объявили, что «Молодежная», «Фрунзенская», «Немига», «Октябрьская» и «Купаловская» на синей ветке (что было с красной, я не знаю) закрыты, и на них поезд останавливаться не будет. Пришлось выйти на «Пушкинской», от которой до стелы ВОВ, где был объявлен общий сбор протестующих, нужно было идти 45 минут.

Выйдя из метро, мы быстро оказались в группе из 50 человек, которая бодрым шагом направилась в сторону музея ВОВ. На перекрестках к нам присоединялись и другие люди. Кто-то громко крикнул: «На 21-м участке у Тихановской 1700 голосов, а у Лукашенко — 300. Так что некоторые считают правильно». На других известных участках ситуация была обратной.

— Жыве Беларусь! (главный лозунг белорусской оппозиции) — закричали в ответ!

Все проезжавшие мимо машины неистово бибикали, вызывая аплодисменты.

Вскоре наш «отряд» влился в более крупную группу, шедшую по перпендикулярной улице. Периодически люди пытались выйти на проезжую часть, но их останавливали, уговаривая не нарушать закон. Наконец, люди вышли на проспект Машерова, от которого до цели оставался километр пути. Проезд по улице был перекрыт сотрудниками ГАИ.

Здесь сразу запахло слезоточивым газом, навстречу двигался жидкий ручеек. «Я же говорил! Остаемся», — сказал парень в каске и очках, увидев идущую ему навстречу толпу. Мимо в сторону стелы проехало два автозака, один даже побибикал протестующим — видимо, издевательски.

«Давайте на проезжую часть, чтобы не пустить автозаки», — послышались в основном женские голоса, и люди — на 95% молодые, наконец с криками «Жыве Беларусь!» вышли на пустую проезжую часть. Поэтому третий автозак вместе с полицейской машиной протестующие остановили, кто-то начал барабанить по стеклам машины, прыгать перед лобовым стеклом автозака. Хотя все вокруг кричали «Милиция с народом», водитель автозака в какой-то момент поехал прямо на людей. Один человек, рассказывали мне те, кто был в непосредственной близости, пострадал, и его увезли на скорой.

[object HTMLElement]

Где-то в середине километрового участка толпа остановилась — впереди показалось милицейское оцепление. Дальше путь был закрыт, и большая часть протестующих расположилась на довольно высокой горке, которая возвышалась над проспектом Машерова по правую руку. Здесь был отличный обзор и меньшая вероятность прилета снаряда со слезоточивым газом или светошумовой гранаты.

— Фашисты! — прервал его друг, одетый так же.

— Козлы! Вонючки! — вторил ему приятель.

«Парни спускаются! Девушки остаются!» — истошно кричал парень с неофициальным бело-красно-белым флагом Беларуси (за него людей преследовали еще недавно, но в последнее время Лукашенко начал заигрывать с важными для националистов и патриотов темами и символами). Мимо туда-сюда сновали скорые.

Парни в спорткостюмах вниз спускаться не стали. «Не пойду, люди еще нужны для революции, а сейчас мирный протест, и даже легковесные [бойцы спецназа], если пойдут, все разбегутся», — сказал один из них. В толпе вообще было намного больше сильных и решительных на вид мужчин, чем интеллигентов средних лет или студентов-гуманитариев, но все ходили группками туда-сюда, а на передовой находилось не больше 200 человек. Всего на проспекте Машерова ближе к полуночи находилось несколько тысяч человек. Как минимум каждый второй был в маске или респираторе (днем в Минске найти такого человека непросто).

На проезжей части начали неторопливо возводить баррикаду из клумб, мусорных баков и других подвернувшихся под руку предметов. Тогда милиция сделала первую вылазку вперед, после нескольких залпов гранат и слезоточивого газа от оцепления отделилась маленькая группа милиционеров, которые прикрываясь щитами подошли поближе к авангарду протестующих и, разомкнув щиты, начали стрелять резиновыми пулями (потом рассказывали, что люди получили серьезные ранения). Толпа убежала назад по проспекту Машерова, но милиция быстро прекратила движение вперед, и протестующие вернулись обратно.

Милиции в начале этого противостояния было очень мало — жидкая шеренга из сотрудников со щитами, которую пустить в бегство, обсуждали многие в толпе, не так и сложно. Наверное, недостатком личного состава объясняется и то, что за два часа милиция так и не попыталась взять протестующих в «коробочку» на проспекте Машерова, чего те и сами опасались. Наоборот, в «коробочке» были полицейские, потому что за оцеплением вдалеке виднелась еще одна группа протестующих, и туда тоже иногда отправляли слезоточивый газ. Протестующие с двух сторон устраивали перекличку, поднимая вверх телефоны с включенными фонариками.

Время шло, милиционеров становилось больше. Минск — это не Киев, а проспект Машерова — не улица Грушевского. В милицию никто не кидал ни брусчаткой, ни «коктейлями Молотова». Я ни у кого за несколько часов противостояния не видел вообще никакого оружия (ни дубинок, ни палок — ничего).

Из-за отсутствия интернета по толпе постоянно ходили разные слухи. Самый популярный: в Жодино, Лиде и Барановичах милиция сложила щиты. Правда это или нет, я не знаю, но люди то и дело начинали скандировать «Милиция с народом» и «Сложи щиты».

Воды, правда, выпустили немного, потому что люди, скандируя «Уходи [Лукашенко]», быстро пошли назад. Из-за их спин доносились взрывы и выстрелы.

На Тимирязевской улице, куда свернули протестующие, ездили машины. В одной из них мужчина закричал: «Валим мусоров» и, высунувшись из окна, открыл шампанское. Милиция воспользовалась заминкой протестующих на повороте — не было организации, лидеров и даже интернета, поэтому никто не знал, куда идти после стелы, а тут еще приехали мотоциклисты с флагами — и атаковала зазевавшихся митингующих. Затем милиция еще долго преследовала людей в разных частях центра Минска.

Эпилог

На пути домой я внезапно вышел к круглосуточному супермаркету. В тамбуре между двумя раздвижными дверями сидел в окружении сочувствующих (и старших брата с сестрой) мальчик пяти лет и громко плакал. Руки он прижимал крест-накрест к груди.

Оказалось, что он с мамой, братом и сестрой шел по улице, когда неподалеку приземлился снаряд со слезоточивым газом, все побежали, и мальчик неудачно упал (то ли сломал себе ключицу, то ли вывихнул плечо).

Пока мама пыталась найти скорую, Вадим Сергеевич (так мальчик гордо ответил на мой вопрос «Как тебя зовут?») то и дело начинал плакать и говорить, как ему больно. Скорая по вызову так и не приехала, но удалось остановить приехавшую по другому вызову, и мальчика спустя полчаса наконец забрали врачи.

— Повесить бы его (не мальчика, конечно) вниз головой. Как Муссолини, — прокомментировал произошедшее один из охранников магазина.