Мы всех их выслушали: папа римский обращался Urbi at Orbi, и Ангела Меркель трижды говорила с немецким народом, и Трамп постил твиты и давал пресс-конференции, и г-н Путин говорил о половцах и печенегах, и губернаторы, и мэры, и министры тоже. Так почему же Нилу Янгу не сказать свое слово?

У него нет своего государства и своей церкви, и отсутствуют министерства, дивизии и епархии. Все, что у него есть, — это он сам, здоровенный и дюжий, его гитара и глотка, а также трое многолетних френдов, называемых Crazy Horses. Эти Безумные Лошади сопровождают его в долгом, занимающем десятилетия путешествии из эпохи в эпоху — скачка через время под тяжелый, ввергающий в транс рев гитар и камнепад барабанов.

Государства у него нет, а свой многоязычный разноплеменный народ есть. Свои альбомы он выкладывает на своем сайте для бесплатного прослушивания. Его клипы набирают по 60, 70, 80 миллионов просмотров на YouTube. Название его клипа Shut It Down можно перевести как «Выруби Ее».

Выруби ее. Выключи ее. Сломай ее. Заглуши ее. Как еще перевести исполненные мощной энергии слова, которые здоровенный дядька с седыми лохмами и во всем черном ревет в студии на наших глазах?

Речь — о системе мирового устройства. О Системе, как ее называли восставшие в Сорбонне и собравшиеся на Вудстоке, где Нил Янг был.

Сама вещь вышла в ноябре прошлого года, еще до всех этих ужасных, невероятных, обескураживающих и подобных бреду событий. Но клип сделан именно сейчас, и весь видеоряд клипа состоит из картин сегодняшнего дня.

В тексте песни нет ни слова о вирусе. Но слово «коронавирус» появляется на 25-й секунде клипа, в сцене, где добровольцы в перчатках и масках разгружают коробки с помощью. Но и без слова понятно, о чем все это.

Маски, маски, маски — на лицах детей, на лицах добровольцев, на лицах людей. Врачи в защитных костюмах, с закрытыми прозрачным пластиком лицами, дышащие через фильтры — словно обдающая ужасом сцена из фантастического фильма. Но это не фильм, не фантастика.

Толпы людей, как напоминание о том, каким мир был совсем недавно и при этом уже бесконечно давно — блаженным прошлым летом, счастливой прошлой осенью, в прекрасном декабре, в снежном человеческом январе. А теперь безлюдные улицы городов, тянущиеся на километры улицы без единого прохожего, без единой открытой двери. Футуристические автострады и кольцевые эстакады без единой машины — следы не умершей, но затаившейся, спрятавшейся, заползшей в нору цивилизации.

Лисы и овцы, без страха входящие в города. Птицы, которым отныне принадлежит небо — птицам, а не некогда вездесущим самолетам, которые теперь бессильно и безмолвно стоят на земле.

Маленькая фигурка во всем белом, с опущенной головой, медленно идущая по пустой площади. Это папа римский. Где бесконечная, обвивающая площадь очередь из людей разных стран, дававшая этому месту ощущение вечной, непреходящей жизни? Нет никого, и только понтифик в белом, обращающийся в пустоту. Доходят ли его слова до людей, отрезанных друг от друга, разобщенных, испуганных, нервничающих, заточенных в своих домах и квартирах? Слышат ли его?

Мы видим Безумных Лошадей в простецких ковбойках, прижимающих ладонями наушники к голове и упорно поющих — ревущих — слова о том, что система должна быть сломана. Сломана, сломана, сломана. И что, это открытие? Нет, Нил Янг много лет и много раз пел, играл и с безумным драйвом слал в мир свое послание: послание о том, что земля испохаблена, что природа гибнет, что люди растеряны, что фермеры преданы, что деньги отравили музыку, что убийство кошмарно, что политики врут о войне, что расизм не исчез, что убийцы входят в историю героями, а их жертвам не остается ничего, кроме забытых, заброшенных, исчезнувших могил. Об этом он пел много лет, много раз, на тысячах концертов, на десятках своих альбомов, и никто не может его упрекнуть в том, что он не говорил этого раньше; но теперь, когда миропорядок шатается и грозит рухнуть, он говорит самые важные вещи снова.

Мир устроен неправильно. Это понятно даже ребенку, который впервые задумывается о богатстве и бедности, о сытых и голодных, о свободе и тюрьмах. От такой наивной детской истины с усмешкой отмахиваются покрытые сальным слоем пошлости, лгущие не краснея дяди и тети, искушенные в реальной политике. Но от Нила Янга, с его яростью и седыми лохмами, с его убеждениями и ревущей гитарой, не отмахнешься.

Ломай систему. Вали систему. Вали эту выхолощенную, пустую систему, уничтожающую Землю и всех нас своей корыстью, своей глупостью. Девочка Грета и дяденька Нил, движение Occupy с его бесплатными супчиками и старик Бакунин с его артиллерией, историк Дмитриев с его памятью об убитых и архиепископ Кентерберийский, анонимно работающий в больнице для зараженных ковидом, — они, может быть, не знают друг о друге, но понимают, о чем ревет во всю силу своих легких рок-пророк родом из лесов Канады, из мифа Вудстока.

Have to shut the whole system down Have to shut the whole system down People tryin’ to save this earth From an ugly death

Эта вещь не дает ответа на вопрос — как.

Но и Леннон в Power To the People не объяснял, как передать власть народу. И Маккартни не давал рецепта, как вернуть Ирландию ирландцам. И Джоан Баэз, выходя на сцену перед сотнями тысяч людей, не сообщала им, как именно We Shall Overcome — мы преодолеем.

Музыка Янга не инструкция для правильного поведения — она сгусток отчаяния и веры.