— Как можно оценить данные вашей карты? Какова ситуация с малым и средним бизнесом?

— О том, что ситуация сложная, что много бизнесов находятся на грани закрытия или разорения, было понятно еще на момент создания петиции, которая собрала 280 тысяч подписей и порядка трех тысяч комментариев.

Каждый комментарий — отдельный рассказ о том, какие лишения терпит конкретный бизнесмен. В этом смысле карта лишь географическая визуализация всей этой истории, попытка показать, как много этих бизнесов и как много рабочих мест может быть сокращено.

Карта была запущена 13 апреля вечером, и в нее уже добавилось довольно много организаций, хотя это, наверное, даже не 10 % от тех, кто реально терпит бедствие. Мы сделали систему тегов, и три самых распространенных проблемы — это закрытие на период «каникул», критическое падение спроса и, как следствие, отсутствие денег на аренду или выплаты заработных плат. Динамика показательная — проблема очень серьезная в отрасли.

— Можно ли оценить процент бизнесменов, которые уже разорились?

— Мне пишет очень много людей, которые уже обанкротились. В основном это индивидуальные предприниматели и самозанятые. Те, у кого были какие-то товарные запасы, небольшой жирок, выражаясь словами президента, еще держатся. Пока держатся.

— Ваша петиция появилась еще 24 марта, и в ней была фраза: «Если не сделать этого прямо сейчас, завтра может быть поздно». И сейчас еще не поздно?

— Сложно сказать. Тем, кто обанкротился, помогла бы какая-то адресная поддержка. Те, кто еще не обанкротились, могли бы быть спасены конкретными мерами. В частности, правительство Москвы пытается принимать некий более-менее комплексный пакет, дает скидку на аренду городского имущества, снижает торговый сбор. Это в теории может помочь, но проблемы-то по всей стране.

— В петиции вы требуете обнулить страховые взносы и имущественные налоги. Путин дал отсрочку по выплате налогов и предложил снизить ставку страховых взносов с 30% до 15 % для малого и среднего бизнеса. Этого недостаточно?

— Безусловно, недостаточно. Это разные истории. То, что было дано президентом, — это уменьшение страховых взносов для субъектов малого бизнеса, которые находятся в соответствующем государственном реестре. Но далеко не все бизнесы, испытывающие сложности, находятся в этом реестре.

Отсрочка налоговых выплат — это не обнуление, это значит, что налоговые выплаты копятся, и их все равно надо будет выплачивать, но через шесть месяцев. Вопрос, где взять эти деньги, остается открытым. А деньги на отмену налоговых выплат есть, например, в Фонде национального благосостояния (ФНБ), но бюджетное правило не позволяет их использовать.

— Вы сами в своем телеграм-канале «Российская госслужба» приводили в пример мировой опыт, но и там в большинстве стран только отсрочка налогов.

— Ситуация в глобальной экономике очень сложная, и далеко не у всех государств есть финансовые запасы, чтобы принимать такие существенные меры поддержки, как в США. В той же Италии не делается ничего, потому что у них просто нет денег.

Когда мы просчитывали экономические меры для петиции, мы поняли, что они обойдутся примерно в 1,5 триллиона рублей. Это, безусловно, очень большие деньги, но надо понимать, что на момент составления петиции антикризисный фонд в ФНБ был почти 9 триллионов рублей, а сейчас из-за укрепления доллара — фактически 13 триллионов рублей. Хотя бы 10 % антикризисного фонда можно было бы потратить на поддержку малого и среднего бизнеса.

— Экономист Сергей Гуриев предложил «запустить печатный станок». Это хорошая мера?

— Есть две противоположные позиции. Раньше это выливалось в то, как должен работать ЦБ, — таргетировать инфляцию и не допускать ее роста за счет небольшого снижения экономической активности или распаковывать национальные резервы и выбрасывать деньги в инфраструктурные проекты. Пока побеждал и побеждает первый подход. Гуриев относится к тем экономистам, которые считают, что ЦБ должен выступать на стороне национальной экономики, а не на стороне макроэкономических показателей.

— Власть относится к малому бизнесу свысока, Путин недавно о бизнесменах как о жуликах говорил. Это, наверное, и мешает государству помочь бизнесу?

— Безусловно. Вопрос распаковки ФНБ могут решить три человека в стране — президент, премьер и министр финансов. При этом у них должен быть консенсус по этому вопросу. Как мы видим, вопрос поддержки малого и среднего бизнеса — это уже вопрос политической плоскости. И малый бизнес объективно проигрывает в такой политической истории.

Еще здесь играет роль лоббизм. Когда ты сидишь в Министерстве финансов, и все у тебя просят денег, то, очевидно, что первыми получают деньги те, у кого очень сильные GR-отделы, грамотные законотворцы, а малый и средний бизнес, который не консолидирован и не имеет точки целенаправленного воздействия, остается на обочине этой истории.

— Не использует ли государство этот кризис в целях зачистки малого и среднего бизнеса и усиления госсектора впоследствии?

— Я не раз читал о том, что малый и средний бизнес государство видит как свободолюбивую, что ли, экономическую аудиторию, что отражается на их политических взглядах и очень низком уровне поддержки президента и правительства. Но я, честно говоря, сомневаюсь, что государство ведет целенаправленную политику по уничтожению, хотя допускаю, что это возможно, потому что бизнес чиновники недолюбливают.

— Что вы вообще думаете о мерах самоизоляции, которые затронули именно малый и средний бизнес, сферу обслуживания? Самоизоляция — это необходимо?

— Да, без самоизоляции как инструмента снижения динамики пандемии обойтись было невозможно. Это правильная мера. Другой вопрос, что самоизоляция у нас имеет некий непонятный правовой статус, это не ЧС, потому что тогда [государству] пришлось бы оплачивать издержки. Получилось, что, по сути, людей принудили сидеть дома.

При этом крупные предприятия продолжают свою работу, их сотрудники ездят на работу, хотя точно так же являются распространителями [вируса]. То есть те, у кого были самые крупные запасы, — крупный бизнес, промышленники, стройки, — работали, а те, у кого запасов было мало, подверглись изоляции.

— Должна была быть самоизоляция с поддержкой?

— Безусловно, нужна еще широкая и масштабная поддержка. Тогда бы и население это восприняло более правильно, а так мы видим, что индекс самоизоляции в Москве на этих выходных дошел до минимума. Люди стали игнорировать эту историю, и отчасти оттого, что им нужно зарабатывать деньги.

— Есть пример мэра Саянска Олега Боровского, который у себя снял ограничения на работу предприятий малого бизнеса. Думаю, ему это еще аукнется, но почему он такой один?

— Потому что подобные решения у нас принимаются по абсолютно вертикальной схеме. Все, как финансирование регионов и муниципалитетов, идет по ровной вертикальной линии. Мэр Саянска — это стопроцентное исключение, и ему это еще аукнется, но позже. Но есть, например, и Калининградская область, где были внедрены дополнительные экономические меры поддержки как раз индивидуальных предпринимателей, которые лишились дохода.

То есть губернатор, хотя бюджет и дефицитный, принял политическое решение поддержать малый и средний бизнес за счет средств региона. Да и федеральных денег ему бы пока никто и не дал.

Это пример здорового федерализма. А в остальных регионах слепо действуют по примеру Москвы, хотя президент дал регионам полномочия выбирать меры, исходя из ситуации на месте. Но все боятся распространения вируса, а спасение экономики у них на втором, если не на третьем плане.

— Но разрешение на работу предприятиям в небольших городах могло бы стать альтернативой?

— Будь моя воля, я бы разрешил, потому что у нас разная плотность населения в разных регионах, разная численность городов, и непонятно, для чего перекрывать маленькие города и деревни. Местная медицина может пережить пик, если там будут зараженные.

В Москве самоизоляция введена, чтобы, грубо говоря, на всех хватило больничных коек, ведь смертность [от вируса] не такая уж высокая, и отчасти у страха глаза велики. Отдаленные регионы могли бы легко справляться с этой проблемой, ведя мониторинг приезжающих из крупных городов. Такая проактивная работа совсем не свойственна руководителям отдаленных городов и регионов, но она могла бы помочь. Убивать всю экономику города из-за нескольких зараженных совершенно нерационально.

— Почему вы вообще сделали эту карту по бизнесу, если вы специалист по госслужбе, соавтор книги «Профессия: госслужащий»?

— Я два месяца назад уволился из Министерства финансов, сейчас пишу кандидатскую на тему межпоколенческой адаптации на госслужбе. Но семья моя связана с предпринимательством: у моего отца с нулевых годов есть небольшой оптовый бизнес, это дело его жизни.

Так что эта ситуация для меня имеет семейный разрез. У меня всегда была активная гражданская позиция, есть широкий круг контактов, которые я накопил при работе на госслужбе. Я сел и посчитал, что есть конкретные экономические меры, которые можно предложить, потом соотнес их с размером ФНБ, составил петицию — и она выстрелила. Сейчас решил показать масштаб проблемы интерактивно, и, как видим, это работает. Удается показать масштаб, но, естественно, никаких решений на основе карты и петиции не принималось.

— Как человек, знающий систему изнутри, вы считаете, что наша бюрократия вообще способна такие кризисы разрешить?

— Низовая бюрократия, специалисты в министерствах, которые относятся к молодому поколению (Махницкому 24 года. — И. А.), могут успешно решать такие сложные задачи. Но речь только о молодежи, потому что руководящий состав ведомств и министерств все равно составляют люди сильно старшего поколения, которые зачастую работают там с Советского Союза.

Они, конечно, косные, очень медленные и всего боятся. Когорта этих управленцев, уверен, не способна справляться с такими динамичными историями.

Даже будучи сотрудником федерального министерства, ты лишь винтик большой машины, и итоговое решение принимается на уровне заместителя министра.

А заместители министра — это все-таки уже скорее политики от госслужбы, а не госслужащие, и там вплетаются элементы лоббизма, взаимодействия ведомств. Система довольно неповоротлива.

— Вы писали, что чиновник в существующей парадигме — «идеальный солдат, выполняющий каскадированные до его уровня ответственности политические решения».

— Каким бы хорошим администратором и бюрократом ты ни был, ты оказываешься во власти [принятых сверху] политических решений. Хороший пример c Минпромторгом. Там посовещались с бизнесом, оперативно выработали нужные — довольно обширные и затратные, но эффективные — меры, понимая, что нужно поддерживать отрасль. Естественно, они не были поддержаны на уровне аппарата правительства, потому что там есть политическое предубеждение, что малый и средний бизнес спасать не нужно. Министерство на своем уровне сделало то, что могло. На что-то другое у них нет ни денег, ни полномочий.

— А вы почему ушли из Минфина? От невозможности что-то изменить?

— Невозможно совмещать кандидатскую с работой в министерстве, я просто расставил приоритеты. Я проработал там почти три года, много понял, попробовал что-то сделать. Улучшать операционку в федеральных министерствах можно, и я это делал, но потом упираешься в нежелание и даже противодействие со стороны руководства. Оно делает это не со зла, просто не понимает, зачем это нужно.

— Возможен ли рост самостоятельности регионов? Или, наоборот, все потом будет сильнее закручено?

— Все зависит от Старой площади, но после пандемии нам предстоит голосование по поправкам в Конституцию. На нем надо показывать высокий результат, пусть и нарисованный, и думаю, что для этого эта вертикаль будет закручиваться в обратную сторону. Сомневаюсь в реальной федерализации из-за пандемии, скорее, это временная вынужденная мера, чтобы не бить по рейтингу первого лица.

— Вы до пандемии писали, что ваш план на 2020 год — «попытка усилиями десятка выдающихся человек изменить Россию к лучшему». План не изменился?

— Нет, он лишь скорректировался по времени. Как и у всех.