Часто можно услышать, что современная политическая система России хорошо описывается понятием «неофеодализм». Позволю себе с этим не согласиться. Перуанский экономист Эрнандо де Сото в книге «Иной путь: Экономический ответ терроризму» проводит явные параллели между политико-экономической системой современного ему Перу (образца 1989 года) и государствами эпохи меркантилизма (конец XV — начало XIX века). Если концептуализировать эти параллели и оформить термин «меркантилизм» под реалии нашего времени, то ему можно будет дать следующее определение.

Меркантилизм современного типа — это политико-экономическая система, ключевыми характеристиками которой выступают:

1. Авторитарное законотворчество, имитирующее демократические процедуры.
2. Подчиненность экономики не рынкам, а политике; регулярное и непосредственное вмешательство государства в экономические отношения.
3. Доступ к предпринимательству преимущественно за счет админресурса.
4. Бюрократизация всего и вся.
5. Создание и поддержка групп интересов, цели которых либо совпадают, либо не противоречат целям политических элит.

Короче говоря, в условиях современного меркантилизма процветают бюрократизм и дирижизм, а основной деятельностью суррогатов гражданского общества является гонка за административным ресурсом и рентой в обмен на лояльность власти. Мне подобного рода характеристики кажутся очень подходящими для описания возведенной Владимиром Путиным системы.

Последние события на мировом сырьевом рынке явным образом обнажают указанные выше сходства. Впрочем, судите сами.

Момент для разрыва отношений с ОПЕК+ был выбран крайне неудачно. Пандемия COVID-2019 не только привела к падению мирового спроса на «черное золото», но и создала крайне нервозную обстановку, в рамках которой шок от любых резких движений усиливается многократно.

Обычно экономисты не лезут в голову экономическим агентам, а судят о ситуации по результату, который выражается в соотношении издержек и выгод. Какие выгоды может извлечь Россия от разрыва сделки с ОПЕК+? А главное, кто может быть потенциальным бенефициаром? Отвечу на этот вопрос по порядку, разделив тех самых «бенефициаров» по группам.

Экономика России в целом 

Некоторые экономисты говорят: выход России из соглашения ОПЕК+ — это своеобразное свидетельство курса на диверсификацию экономики, что в долгосрочной перспективе может пойти на пользу российской экономике. Конечно, может, но только в том случае, если произойдут значимые институциональные реформы, которые требуются для наращивания объема инвестиций и перехода к инновационной экономике.

Пока же ключевая цель макроэкономической политики в России — сохранение финансовой стабильности и «охранение» доходной части бюджета. Именно для этих целей были выработаны и бюджетное правило, напрямую противоречащее диверсификации экономики, и перенос налогообложения с сырьевого экспорта на внутренний рынок (причем в условиях стагнации реальных доходов населения).

Короче говоря, в данном случае мы отчетливо наблюдаем меркантилистскую характеристику: подчиненность экономики не рынкам, а политике.

Нефтяники 

Представители нефтегазовой элиты вовсю заявляют о готовности к ценовой войне с Саудовской Аравией, а некоторые из наиболее влиятельных нефтяников так и вовсе надеются на уничтожение сланцевых производителей в США. Короче говоря, наши нефтяники надеются на выгоды вдолгую. Они готовы в короткой перспективе «нести издержки» собственных решений, понимая, что в случае чего найдут поддержку правительства — не просто же так средства в ФНБ отчисляли.

Но есть две проблемы. Во-первых, сланцевых производителей все это не остановит: им уже предоставляют льготные программы кредитования, они работают преимущественно на внутренний рынок, в годовой перспективе захеджированы и легко могут законсервировать, а потом вновь развернуть добычу, в отличие от предприятий, разрабатывающих традиционные месторождения.

Во-вторых, предел добычи дешевой нефти в России уже достигнут, а разработка трудноизвлекаемой нефти при данных технологиях, инновационной активности и макроэкономической ситуации вряд ли возможна. Выиграть ценовую войну с Саудовской Аравией будет крайне сложно.

Да, у российского нефтегаза, по оценкам экспертов, есть как минимум трехлетняя подушка безопасности, но тем не менее возможностей у саудитов все равно больше: себестоимость добычи ниже, да и возможности для повышения объемов поставок сырья есть. В данном случае налицо поддержка государством конкретной группы интересов, которая решает сугубо политические задачи средствами экономики.

Население России 

Когда разгорается ценовая война между предприятиями на локальном рынке, потери несут сами предприятия и иногда их работники, потребители же в коротком периоде даже выигрывают. Конечно, после достижения доминирующего положения компания с высокой долей вероятности начнет злоупотреблять полученной рыночной властью, и в итоге выигрыш потребителя сильно уменьшится. Однако локальные ценовые войны создают локальные экономические проблемы.

Совсем другой эффект мы наблюдаем, когда в подобного рода авантюры включаются целые страны. Рубль — валюта, напрямую зависящая от мировых нефтяных котировок, что во многом связано с автоматическими механизмами корректировки доходов бюджета РФ и тем фактом, что значительную долю в экспорте занимает сырье.

Когда падает цена на нефть, рубль ослабляется, а учитывая, что доля импортных товаров в потребительской корзине среднестатистического гражданина России составляет порядка 44%, это сказывается на инфляции. ЦБ РФ считает, что в случае снижения мировых цен на нефть до $25 за баррель в 2020 году инфляция возрастет до уровня 6,5–8,0%. Это повышение будет краткосрочным: в среднесрочной перспективе удастся вернуться к целевым показателям инфляции (4%), однако граждане России в текущих условиях снова обеднеют, о чем уже успел заявить глава Счетной палаты Алексей Кудрин.

В сложившейся ситуации нет ничего удивительного. В «Рождении биополитики» Мишель Фуко отмечал: «в течение долгого времени идея регулирования, измерения, а следовательно, ограничения бесконечного осуществления власти требовала от того, кто управляет, мудрости». Последняя же означает «управление в соответствии с порядком вещей». Проблема же в том, что «порядок вещей» отражается в голове авторитарного лидера крайне своеобразно. Для него мир — это своего рода борьба и поле военных действий. И экономика в данном случае не исключение.

Государству не получится слезть с нефтяной иглы, «рывка» снова не выйдет, а весь излишек съедят «паразиты». Эту рукотворную внутриполитическую реальность можно взять и «обнулить», а вот в случае с глобальной экономикой такие фокусы попросту невозможны. Бесплатного сыра в мышеловке не бывает.