Повседневная жизнь разрушается: планировать ничего нельзя. Учителя жалуются: никуда нельзя организованно поехать с группой школьников — ни в театр, ни в музей: тут же подходят полицейские и требуют распустить детей по домам. В школах входящим мерят температуру — а значит, один сотрудник школы должен весь день маяться у дверей. Планы на ближайшие весенние каникулы горят синим пламенем.
При этом в одних классах родительские чаты спокойно обсуждают грядущие выпускные вечера (кстати, а с ними что будет?) и транслируют приказ департамента образования о двухнедельном карантине, зато в других — полыхают от ужаса и паники.
Второго марта по соцсетям и чатам пронеслось известное фейковое аудиосообщение, начинающее словами: «Леночка, добрый вечер, у меня не очень хорошие новости». Если кто упустил — то в нем взволнованный женский голос сообщал, что в Москве двадцать тысяч зараженных коронавирусом, умрет очень много людей — а власти скрывают информацию, потому что им надо принять новый проект Конституции. Власти тут же отреагировали, сообщив, что такие фейки забрасывают из-за рубежа для дестабилизации обстановки.
Разумеется, все плохое к нам приходит из-за рубежа — специально, чтобы травить наших детей и подрывать обороноспособность государства. Вот и новая опасная игра, пишут нам, пришла к нам из Израиля. На самом деле история о страшной игре бродит по всему миру, просто, вероятно, в русский сегмент интернета она проникла из русскоязычного израильского: там даже министерство образования отреагировало специальным письмом.
Суть игры в том, что трое людей становятся рядом, двое по краям предлагают третьему в середине дружно подпрыгнуть по команде, но сами не прыгают, а делают ему подножку, отчего он падает и может разбить голову. Поэтому в англоязычных источниках игру называют SkullBreakingChallengе. По соцсетям и чатам распространяются несколько видеороликов, где этот трюк на камеру исполняют очевидно взрослые, натренированные люди. Родители паникуют: скажите всем, предупредите детей, чтобы они в это не играли.
Почему родительские чаты становятся такой питательной средой для распространения паники?
Александра Архипова
антрополог (РАНХиГС)
— Давайте посмотрим, что происходит с современным родительством. Есть хорошее современное исследование канадского фольклориста и антрополога Андреа Китта, которая задалась вопросом, почему люди — не сектанты, а обычные образованные родители из среднего класса, — отказываются прививать детей. Один из ее главных выводов в том, что современная концепция родительства предписывает тебе быть супермамой или суперпапой.
На родителя взваливается чудовищная ответственность за ребенка. Он постоянно находится под прессингом, что он недостаточно хороший родитель, и старается все просчитать, от всего заранее обезопасить ребенка. В случае с прививками оказалось, что родители, на которых свалилось много непонятной медицинской информации, пытаются разобраться и задавать вопросы медицинским работникам, но те лишь запугивают их последствиями отказа от прививок. И волна отказа от прививок рождается из страха быть плохим родителем и из противопоставления непонятной официальной медицине.
В России мы тоже видим высокий уровень недоверия властным структурам: суду, полиции, официальной медицине — и очень высокий уровень так называемых слабых связей. Если у вас болит зуб — вы ищете по знакомым хорошего врача. Так и родители, если чувствуют опасность, обращаются к другим родителям. Тут включаются родительские чаты. В современной концепции образования школа — это место предоставления услуг, а родители — клиенты, которые могут на него влиять (в отличие от советской школы, где за все отвечало государство, а у родителей рычагов влияния почти не было).
И феномен родительского чата, который мы изучаем уже несколько лет, — это способ создания неформального родительского сообщества, которое часто вырабатывает позицию, альтернативную школьной. В родительском чате, как правило, всегда есть мама, которая всеми руководит. Она чаще всего и рассылает такие предупреждения и накапливает свой символический капитал, выступая в роли предъявителя информации, важной или не важной.
Так, два года назад по чатам пронеслась паника: рассказывали, что некая женщина в синем пыталась фотографировать детей и заманивала их к машине. Когда людей спрашивали, проверяли они информацию или нет, они говорили:
«Я не знаю, правда это или нет, но на всякий случай перешлю». Это — презумпция опасности. «Может, конкретно это сообщение и фигня, но опасность ждет детей везде».
Такая презумпция уже существующей опасности приводит к тому, что люди чувствуют необходимость предупреждать окружающих, даже если они сами в это не верят. Французский социолог Капферер в 1991 году исследовал слухи и листовки об переводных «татушках с Микки-Маусом», якобы содержащих ЛСД: ребенок лижет их и отравляется.
Поддержите
нашу работу!
Нажимая кнопку «Стать соучастником»,
я принимаю условия и подтверждаю свое гражданство РФ
Если у вас есть вопросы, пишите [email protected] или звоните:
+7 (929) 612-03-68
26% от числа тех, кто не поверил листовке с фейковыми данными, тем не менее обсуждали ее с другими, а 8% от числа не поверивших даже распространили саму листовку дальше. Можно не верить в слухи, но их распространять, чтобы чувствовать, что ты делаешь все, чтобы спасти себя и других от коронавируса, женщины в синем и похитителей детских почек.
В нескольких городах — скажем, в Перми — месяц назад уже была паника, распространявшаяся через городские паблики типа «Подслушано». Но в фейке про Леночку история приобрела сюжетную законченность: да, власти от нас все скрывают — а зачем скрывают? — из-за принятия Конституции.
Дальше в дело вступают сложные психологические механизмы. Один из них связан с чувством понижения контроля. Фейк возник второго марта. К этому времени уже месяц шла паника по поводу коронавируса. Люди напуганы и медицинской стороной дела, и социально-экономической, которая действует еще сильнее: борьба с эпидемией оказывается страшнее, чем сама эпидемия.
И тут первого марта сообщают, что в Москве первый случай коронавируса, и все его контакты, 24 человека, тоже в карантине. Становится понятно: враг уже здесь. И наутро появляется этот фейк.
Страх перед вирусом и его социально-экономическими последствиями понижает чувство контроля. Чем больше ты лишаешься контроля — тем проще ты отдаешь его внешнему агенту. Этому посвящены известные эксперименты Адама Галински и Дженнифер Уитсон: когда у человека вызвали понижение чувства контроля, он на некоторое время начинает верить в теорию заговора.
Повседневность рушится, ощущение, что ты не контролируешь завтрашний день, — совершенно реально: срываются командировки и детские каникулы, а люди оказываются в карантине. В результате этого готовность распространять любую информацию повышается: так ты парадоксальным образом возвращаешь себе чувство контроля, ведь в этих фейках, объяснено, кто за это ответственен!
В ситуации, когда люди априори мало доверяют государству и не верят в разумность его устройства, эта готовность еще выше. И родительское сообщество, несущее гиперответственность за своих детей, добавляет сюда перца.
А что касается вредных игр — то и мы в нашем детстве в такие играли. Человека вовлекают в игру, но он не знает трюка, на котором игра основана. Такие игры часто сопровождаются мелким членовредительством («Хочешь, покажу тебе Москву?» — «Покажи», — тянут за уши больно). В моем детстве тоже была игра, когда просили прыгнуть и ставили подножку. В нашем безинтернетном детстве мы либо участвовали в этом, либо нет, но роликов не было. А сейчас ты благодаря Тик-Току наблюдаешь это напрямую.
При этом взрослые предпочитают не помнить, что когда-то сами занимались такими глупостями. И ролики распространяются с сопровождением, что это специальная игра, чтобы извести наших детей, а иностранцы к этому причастны. Взгляд со стороны зафиксировал давно существующую игру — и все ужаснулись.
Точно так же ужасались в 2017 году, узнав про игру «беги или умри», где дети перебегают улицу перед носом машин. Но она появилась больше века назад: развлекались еще гимназисты в Петербурге, бегая перед трамваем. Эти игры могут быть опасны — но такими они были всегда. Как правило, они возникают в подростковом возрасте — и, как считают антропологи, это способ, которым подросток пытается получить контроль над собственным телом и собственной жизнью: сколько я могу быть бездыханным, выдержу ли я такой трюк, или нет.
Но родители, чей опыт оторван от детского опыта, получая извне такую информацию или видя игру своими глазами, считают, что это новая страшная угроза, ее распространяют враги, и от нее «надо всех спасать». Эта ситуация усиливается ощущением, которые есть у многих современных родителей:
что мой опыт (дворы, прогулки, футбол, резиночки) отличается от того, чем живет мой ребенок (гаджеты, гаджеты, гаджеты), и поэтому «я не понимаю его игр».
Предполагать, что в ближайшее время паника сама сойдет на нет, не приходится: никто не знает, как долго придется самоизолироваться на две недели в карантин, что будет с планами на весну и лето.
Наконец, подготовка к всенародному голосованию по поводу конституционных правок продолжается — а такие мероприятия традиционно проходят в школах, и если есть отличный способ принести в школу все существующие инфекции, то вот он. Поэтому родители бдят, чаты бодрствуют и постоянно приносят что-нибудь новенькое, страшненькое. Так победим.
Поддержите
нашу работу!
Нажимая кнопку «Стать соучастником»,
я принимаю условия и подтверждаю свое гражданство РФ
Если у вас есть вопросы, пишите [email protected] или звоните:
+7 (929) 612-03-68