Второй Западный окружной военный суд на выездном заседании в Петербурге продолжил рассмотрение дела Виктора Филинкова и Юлия Бояршинова, обвиняемых в участии в «террористическом сообществе «Сеть» (запрещено на территории РФ). Разбирательство возобновилось после почти 9-месячного перерыва — официально столь долгая пауза объяснялась неготовностью экспертиз. Однако, по мнению участников процесса, это могло быть связано и с намерением дождаться приговора по «пензенскому делу» (вынесен 10 февраля), из которого заимствована львиная доля доказательств питерского обвинения.

Слушания проходят в здании 224-го гарнизонного военного суда, где под этот резонансный процесс отвели зал вместимостью до 30 человек. Подступы к входу в само здание оказались осложнены выгороженными по периметру строительными лесами. Надпись на информационном щите гласит: ведется ремонт фасада (хотя никаких видимых глазу работ не происходит). В первый день поддержать подсудимых пришли около двух сотен человек. Но попасть внутрь к назначенному на 15 часов началу никому не удалось: заседание откладывается на два часа, поясняли приставы, поскольку «судьи не доехали».

О новых вводных защиту заранее не уведомили, самих подсудимых мариновали в конвойном помещении еще с полудня. Тройка судей во главе с Юрием Мурановым прибыла только к 18 часам.

К этому времени на улице выстроились две длинные очереди, одна — пикетная, где люди сменяли друг друга с плакатами в руках, другая — на вход в здание суда, куда пропустили не более полусотни человек, включая сумевших преодолеть кордоны журналистов.

Судейским пришлось пробираться сквозь толпу под дружное скандирование: «Свободу политзаключенным!» Несмотря на обещания допустить в зал родных подсудимых и прессу, заседание прошло за закрытыми дверями и уложилось в четверть часа. Оно, как пояснил адвокат Юлия Бояршинова Алексей Царев, «носило технический характер»: определили повестку и время следующего заседания. Журналистам, проторчавшим под запертой дверью почти четыре часа, передали: впредь пускать будут по списку, составленному сообразно пожеланиям подсудимых.

Среди тех, что вызвали отторжение подсудимых, защита припомнила только компанию НТВ. Ну а поскольку заявки подавали лишь те, кому требовалось пронести съемочную аппаратуру, в предложенном списке не оказалось ни газетчиков, ни сотрудников информагентств, ни радио и интернет-изданий.

Тройка судей, покинув здание под выкрики «Свободу!» и «Позор суду!», погрузилась в черный микроавтобус «Форд Транзит» с номерным знаком А910МР178, принадлежащий УФСБ по Санкт-Петербургу и Ленинградской области.

Председатель Второго Западного окружного военного суда Вячеслав Осин не усмотрел конфликта интересов в оказании судьям транспортных услуг заинтересованной стороной. «Ну им надо на чем-то передвигаться или они должны в мантиях по Невскому ходить? Своих машин у нас там нет. Пришлось первой попавшейся воспользоваться», — заявил господин Осин изданию «Фонтанка».

К утру второго дня проход к зданию суда оказался огражден полосатыми ленточками, за которыми сгрудились полицейские. «Пускать будем по спискам, по распоряжению председательствующего, — пояснял отказавшийся представиться пристав. — Помещение очень маленькое, вчера вы друг друга чуть не подавили. А сегодня приняли во внимание меры безопасности — на улице вы друг друга не раздавите».

Люди, вновь пришедшие поддержать подсудимых, подготовились к долгой осаде: передавали друг другу термосы с чаем и кофе. А попутно писали жалобы на недопуск со ссылками на статьи Конституции (поправки к которой в это время как раз обсуждали с гарантом члены созданной для того комиссии), Европейскую конвенцию по правам человека, статьи ГПК, УПК и постановление пленума ВС РФ.

Примерно через час коллективная жалоба собрала 83 подписи (в том числе журналистов «Эха Москвы» в Петербурге, Deutsche Welle, МБХ, «Настоящего времени», агентства «Росбалт» и др.).

Руководитель пресс-службы судов Санкт-Петербурга Дарья Лебедева в переписке с правозащитницей Екатериной Косаревской сообщила: «Жалоба зарегистрирована и передана моему руководству. Что не пустили в здание — это моя вина, и я ее признаю. Я не смогла договориться с составом 2-го ЗОВС, рассказать приставам и полиции требования законодательства в области открытости и гласности правосудия и так далее… К ответственности буду привлечена я. Насчет остальных не знаю. Виновника всего происходящего уже нашли. Я призналась и раскаялась. В общем, вам сообщат».

Впоследствии, комментируя ситуацию с инициированным Романом Мурановым допуском по спискам, Вячеслав Осин заверит: «Мы к этим спискам не имеем никакого отношения. Я не знаю, кто их выдумал. <…> У нас позиция одна: кто первый пришел, сколько влезло, пожалуйста, слушайте. Если мест нет — ничего не можем поделать». Решение о переносе заседаний в более вместительное помещение (а такие в Петербурге есть — например, в здании Первого Западного окружного военного суда) — прерогатива председательствующего по делу, пояснил господин Осин. А он сам не вправе вмешиваться — «это как раз и подорвет беспристрастность суда». Однако заверил, что если бы Муранов обратился к нему с просьбой организовать другой зал, отказа бы не встретил, — но «таких просьб от судьи не было».

Также Вячеслав Осин дезавуировал заявление своего пресс-секретаря Ирины Жирновой о праве подсудимых составлять списки тех, кого они желают видеть на заседании:

И пообещал разобраться, «что там у вас было», когда тройка судей вернется в Москву.

При объяснении с ними председателю окружного суда, возможно, придется освежить в памяти и содержание постановления пленума Верховного суда РФ от 13.12.2012 № 35 «Об открытости и гласности судопроизводства и о доступе к информации…». Пункт 19 обязывает обеспечить посетителям и представителям СМИ свободный вход в здание суда (в том числе с аудио-, фото-, кино- и видеоаппаратурой). А пункт 18 предписывает «в случае недостаточной вместимости зала судебного заседания осуществлять в здании суда трансляцию хода судебного заседания в режиме реального времени».

В заседании второго дня адвокат Виталий Черкасов выступил с двумя ходатайствами. Первое — о допуске журналистов — Юрий Муранов отклонил без лишних проволочек. «Вы прекрасно видите, максимально была исполнена просьба и требование о допуске прессы, зал полностью заполнен, допущены родственники и журналисты по спискам подсудимых», — отрезал председательствующий.

Вторым было подано ходатайство об исследовании расхождений, выявленных при сопоставлении текстов протоколов заседаний с их аудиозаписями. Выбрав для анализа протоколы двух заседаний (от 10 и 11 апреля), Виктор Филинков и его защитник обнаружили 58 таких расхождений. В одних случаях существенные части показаний оказались изъяты, в других — пересказаны с искажением смысла, где-то подменены на выдержки из обвинительного заключения, а в отдельных местах и вовсе было дописано то, что в зале заседаний не произносилось.

Так, на вопрос, зачем овладевал навыками самообороны и от кого собирался защищаться, Юлий Бояршинов отвечает (цит. по расшифровке аудиозаписи):

«От радикальных националистических группировок в случае массовых беспорядков в России»; «будучи антифашистом, я боялся в том числе за себя»; «из сети Интернет я узнал о том, что есть такие радикальные националистические группировки в России, они готовятся к захвату власти. В том числе проводят военные тренировки с оружием». И подтверждает, что на всех тренировках — как в Ленинградской области, так и в Московской (где встречались с некоторыми пензенскими фигурантами) — не отрабатывались навыки нападений, захвата каких-то объектов. Дополнительно поясняет: «Мне было интересно именно получение навыков самообороны, медицинской помощи, обращения с рациями, выживания в лесу».

В другом месте (пояснения Бояршинова об участниках встречи в Ленобласти летом-2016) он вдруг говорит о себе в третьем лице: «[присутствовал] Бояршинов», «группа Бояршинова»; а каждого из упоминаемых маркирует как «участника «Сети». При этом зачем-то рассказывает об участии Филинкова в отдельной тренировке под Петербургом. «Ничего из этого на заседании Юлиан не говорил, — сверился с аудиозаписью Виталий Черкасов, — весь первый абзац скопирован из обвинительного заключения, где следователем дается анализ показаний Бояршинова на предварительном следствии».

Аналогичная метаморфоза произошла и с другим абзацем на том же листе — он также не соответствует показаниям в суде, а перенесен из обвинительного заключения.

Не соответствует записанное в протоколе и судебным показаниям Бояршинова о так называемом съезде «Сети» и его «протоколе». В заседании он говорит о «встрече» (не употребляя термин «съезд»), где «обсуждались различные вопросы» — «бытовые, социальные проекты из Пензы, антифашистские инициативы, экологические».

Но в протоколе этот перечень тем не приводится, зато вписано, что «обсуждали вопросы самообороны» и «некоторыми участниками высказывалось мнение о необходимости и готовности к активным действиям, направленным на свержение власти». Этот текст опять позаимствован из обвинительного заключения. Внедрение надерганных из него кусков приводит порой к путанице — в протоколе появляются фрагменты, где два разных события смешаны в одно, нарушена логика изложения. Так, на листе 14-м протокола Бояршинова спрашивают о проведенном на съемной квартире «съезде в 2016 году» (в обвинении другая дата — февраль 2017-го) и хорошо ли он знал его участников. Но в ответ он почему-то перечисляет участников выезда в Ленобласть — 2016 год. Этот фрагмент, полагает адвокат, опять заимствован из обвинительного заключения, да еще и вмонтирован не туда, куда надо. Сверка с аудиозаписью показывает, что в заседании Бояршинов говорил совсем другое и имена называл не те.

Полностью искажены показания Бояршинова и при ответе на вопрос, какие проекты обсуждались на встрече в Ленобласти.

В суде Юлиан говорит:

«Ребята из Пензы много рассказывали про то, что происходит у них в городе, какие антифашистские, экологические проекты. Совместно обсуждались успехи радикальных националистических группировок на Майдане. И многие выражали обеспокоенность, потому что радикальные националисты на Украине — они вооружаются, применяют насилие. И нам необходимо в связи с этим овладеть навыками самообороны, в том числе вооруженной».

А вот как это отражено в протоколе:

«— Какие проекты обсуждались на этой встрече?

— По отработке тактики и методики боевых действий, приемов владения огнестрельным оружием, взрывчатыми веществами и взрывными устройствами, повышения уровня физической выносливости, приобретения комплекса знаний и навыков, необходимых к применению в экстремальных ситуациях и боевой обстановке».

В апрельском заседании по просьбе защиты оглашалась имеющаяся в деле переписка в Telegram коллег Филинкова с его женой Аксеновой: с полудня 24 января 2018 года (то есть за сутки до его процессуального задержания) они обсуждают исчезновение Виктора, пытаются выяснить, куда он пропал. Но в протоколе никак не отражены пояснения адвоката, прозвучавшие в зале заседаний при исследовании этих фактов.

В суде Филинков говорит, что обыск на съемной квартире, которую делил с коллегой Прокофьевым, проводился утром 24 января. А в протоколе дата изменена на 23 января и выброшены слова Виктора о том, как силовики обходились с Прокофьевым:

«Сотрудники оказывали на него давление и в итоге вывели его в наручниках в позе «ласточка». Следователь Климов поинтересовался: «А его тоже забирают?» — и ему сказали: «Ну да, что-то он тоже не соглашается», — и увезли его».

Согласно протоколу, свидетель Прокофьев показал: «Сотрудники зашли в квартиру, показали удостоверение, ордер на обыск».

Тогда как на аудиозаписи его показания звучат совсем иначе: «Я проснулся от крика, увидел кучу мужиков, напрягся. Меня вытащили из кровати, заломали, показали удостоверение и ордер на обыск. Ну я был в шоковом состоянии».

В суде Прокофьев заявил, что Филинкова завели в квартиру примерно через час после того, как туда вошли силовики и начали проводить обыск. Но в протоколе его слова искажены: «Зашел [Филинков] в квартиру чуть позже них». Оказались не отражены в протоколе и другие существенные детали: что Прокофьева весь день продержали в здании УФСБ, где его допрашивал следователь Климов, а затем «посадили в обезьянник» в соседнем отделе полиции.

Матери подсудимого Наталье Филинковой в протоколе приписаны слова, которых она не произносила: «Я не понимаю, как он мог вступить в эту террористическую «Сеть». Хотя в действительности, как свидетельствует аудиозапись, Наталья сказала:

Адвокат Черкасов ходатайствовал об исследовании в судебном заседании выявленных 58 несоответствий, искажений и подмен, и при подтверждении таких фактов просил устранить нарушения, внеся соответствующие поправки в протоколы. Но Юрий Муранов, согласившись приобщить эти материалы и диск с аудиозаписями, отказался исследовать их в заседании — заявив, что суд сделает это «в установленном порядке».

Что, по мнению адвоката, могло означать вынесение решения лишь по завершении судебного разбирательства по делу и оглашении приговора. Полагая, что выявленные нарушения и выказанная председательствующим позиция дают повод усомниться в объективности, беспристрастности и добросовестности судей и соблюдении права на справедливое разбирательство, Виктор Филинков и его защитник заявили ходатайство об отводе составу суда. Против его удовлетворения выступили гособвинитель Николай Золотухин и защита Бояршинова (хотя сам Юлиан заявил, что оставляет «на усмотрение суда»). Тройка в мантиях удалилась на совещание. После перерыва председательствующий огласил решение — ходатайство об отводе составу суда оставить без удовлетворения.

Несмотря на опубликованные разъяснения Вячеслава Осина о незаконности допуска в суд по «спискам», третий день стартовал по той же процедуре. Однако через некоторое время стали пропускать и тех, кого в списке не было, — сначала прессу, затем слушателей, сколько мог вместить зал, где впервые публике разрешили даже занять выгородку с креслами для присяжных. Другой удивительной новостью стало удовлетворение ходатайства Виктора Филинкова о назначении его общественным защитником Евгении Кулаковой. Евгения — выпускница Новосибирского университета (специальность — «Связи с общественностью»), правозащитница, работает в общественном фонде «Последний адрес» и уже выступала в роли защитника на нескольких процессах по административным делам. Возражения прокурора, ссылавшегося на отсутствие у Кулаковой юридического образования, суд не принял.

Затем суд приступил к рассмотрению экспертиз. Первая исследовала файлы, отнесенные пензенским следствием к содержимому электронных носителей Армана Сагынбаева и Ильи Шакурского. В том числе файлы «Съезд (2017)» (содержащий якобы протокол съезда ячеек «Сети») и «Положение» (со «Сводом Сети», который обвинение оценивает как уставный документ терсообщества). Эксперты указали на неоднородность структуры текста «Положения», отсутствие целостности документа и смысловой связи между некоторыми его частями, нарушение последовательности изложения, отметили включение инородных текстов — например интимной переписки и перечня продуктовых покупок. А содержимое другого файла, по мнению специалистов, больше похоже на опросник, предварительный обмен мнениями в режиме онлайн-переписки, нежели на протокол состоявшегося мероприятия.

Вторая экспертиза исследовала материалы «прослушки» разговора Филинкова и Бояршинова в конвойном помещении Дзержинского районного суда, где до начала процесса по уголовному делу проходили заседания по мере пресечения. Признаков монтажа эксперты не выявили, некоторые фрагменты исследовать не смогли ввиду низкого качества записи, но в целом голоса участников беседы идентифицированы как голоса подсудимых. Текстовая расшифровка потянула на сотню страниц — Виктор Филинков пояснил, что после вчерашнего заседания изучал ее содержимое до полуночи, но дошел только до середины. И попросил предоставить дополнительно два дня и два свидания с адвокатом — для завершения изучения материалов и выработки согласованной с защитой позиции. Суд еще не вынес решения по этому ходатайству. Рассмотрение дела продолжится в пятницу. Планируется заслушать фигурантов «пензенского дела» — Максима Иванкина, Илью Шакурского и Василия Куксова, если будет решен вопрос организации видеоконференцсвязи.

*Организации, признанной террористической в РФ