Московский военный окружной суд возобновил рассмотрение дела Виктора Филинкова и Юлия Бояршинова, обвиняемых в участии в сообществе «Сеть» (признано террористическим — Ред.). На выездном заседании в Петербурге удовлетворили ходатайство защиты о назначении фонологической экспертизы записи прослушки разговора, якобы состоявшегося между Филинковым и Бояршиновым в конвойном помещении Дзержинского районного суда Петербурга, где им продлевали меру пресечения. Адвокат Филинкова Виталий Черкасов просил исследовать, имеются ли признаки монтажа, выборочной фиксации, принадлежит ли записанная речь подсудимым, каково дословное содержание аудиозаписи.

Виктор Филинков подготовил исписанный убористым почерком лист, где зафиксировал несоответствия записи и текстовой расшифровки, приобщенной к материалам дела. Председательствующий Роман Муранов не позволил огласить эти замечания.

Виталий Черкасов напомнил, что расшифровка аудиозаписи выполнялась оперативником петербургского УФСБ Константином Бондаревым (в отношении которого тогда проводилась проверка по заявлению Филинкова о пытках), а потому он мог быть заинтересован в определенном результате. Ввиду недоверия сотрудникам ФСБ защита просила не поручать экспертизу связанным с ней структурам. Суд, при согласии сторон, поручил ее исполнение Северо-Западному центру судебной экспертизы Минюста.

После чего был представлен «рояль в кустах» — коренастый мужчина с увесистой сумкой, который с утра томился под дверью, оказался специалистом УФСБ капитаном Максимом Волковым, заранее приглашенным для записи образцов голосов. Черкасов с подзащитным пытались настоять на его отводе и привлечении сотрудника той организации, что будет проводить экспертизу, но суд не согласился.

Требование соблюдения полной тишины в зале не оставила и председательствующему возможности прервать речь Филинкова (как случалось всякий раз, когда он пытался заявлять о незаконных методах дознания или задавать свидетелям касающиеся этого вопросы).

Мама Виктора, сидевшая в первом ряду, все сильнее сжимала побелевшие пальцы.

Ему трудно было говорить, очень трудно. Повисла пауза.

— Может быть, что-то более приятное расскажете? — предложил Волков.

— Приятного было мало, — усмехнулся Филинков.

— Может, что-нибудь из детства? — подкинул тему специалист ФСБ.

— Смотря что считать детством…

— Давайте так. Сейчас вам чего больше всего не хватает? — не терял находчивости капитан.

И о чем будут говорить вечером у себя на кухне приставы, так внимательно слушавшие каждое его слово. А еще о том, что Филинков вытаскивал из себя эти кровоточащие воспоминания не ради себя, не в свое оправдание. И не только ради тех, кого пытали вчера и могут пытать завтра. Но и ради них — всех этих людей в погонах и в мантиях, которым дает шанс задуматься, опомниться, спастись.

— Замечательно, — резюмирует председательствующий.

Из всего, сказанного Виктором, его проняло только одно: прозвучавшее матерное слово.

— А как цитировать нецензурные выражения? — спрашивает Филинков.

— Делаю вам замечание, оно будет занесено в протокол. Если еще раз допустите нецензурное выражение, вы будете удалены вплоть до прений, — отрезает Муранов.

Предвосхищая «пробу голоса» Бояршинова, капитан Волков предлагает ему просто зачитать какой-нибудь текст — например, из газеты. Из зала на стол адвокатов передают «Новую», со статьей о фальсификациях в деле «Сети». Защита Юлия полагает за благо ее попридержать.

— Мне повезло чуть больше, меня задерживали не ФСБ, а полиция, поэтому я не перенес того, что Витя, — начинает Бояршинов.

Рассказывает о том, как жил прежде — любил путешествовать, любил свою работу промышленного альпиниста, «крыши, город как на ладони — мне нравилось». Говорит о друзьях и близких, из которых никто не отвернулся, узнав, в чем его обвиняют, «все остались со мной». Рассуждает о тюрьме: «С одной стороны, бессмысленная трата времени, с другой — возможность для саморазвития».

— Если посчитать, суммарно мы получим столько, сколько живет один человек-долгожитель, — грустно улыбается Юлиан и замолкает.

Эксперт ФСБ предлагает рассказать про учебу. Начав объяснять, что бросил ИТМО ради промышленного альпинизма, Юлий вспоминает о коллеге Илье Капустине (привлекался свидетелем, заявил о пытках, запросил убежище в Финляндии):

— Я знал его достаточно давно, лет пять-семь. Так вышло, что он позвонил в тот момент, когда меня задерживали. И сотрудники ФСБ решили, что он тоже состоит в «Сети». Он шел домой, и по дороге его схватили какие-то люди, посадили в микроавтобус, долго били шокером, а он просто ничего не понимал. Представляете, вы просто идете по улице, а вас валят на землю, бьют, спрашивают про какую-то организацию, о которой вы ничего не знаете… Илье повезло больше — его отпустили. Хотя сложно сказать, насколько ему повезло, — он не хотел уезжать из России, как я знаю.

Бояршинов вспоминает о том, как проводилась проверка по заявлению Капустина о пытках, списавшая ожоги от электрошокера на укусы клопов:

— Но там же, на его теле, расстояние между двумя точками везде по 4 сантиметра. И это результат серьезного исследования?!

Наговоренное подсудимыми копируется на диск, его упаковывают в конверт для дальнейшей передачи экспертам. Напоминание судьи о необходимости расписаться на упаковке вызывает смех в зале. Процедуре записи образцов голоса в этот день предшествовал опрос свидетелей — следователя питерского УФСБ Игоря Харина и его коллеги Валерия Токарева (по видеосвязи), ведущего пензенское дело «Сети». Защита просила их вызвать после того, как обнаружила отсутствие подписей специалистов, указанных в протоколах осмотра пензенских вещдоков (в том числе изъятого у Сагынбаева жесткого диска Toshiba), а также признаки несанкционированного вскрытия их упаковок. А протоколы допросов Хариным свидетелей из числа пензенских фигурантов воспроизводят их допросы в качестве обвиняемых, проведенные ранее Токаревым.

Жесткий диск Toshiba (где якобы находился «Свод Сети») был обнаружен в питерской квартире Сагынбаева 5 ноября 2017 г. при обыске, проведенном по поручению Токарева. Вместе с другими изъятыми предметами диск поместили в пакет, который закрыли «способом, исключающим доступ без повреждения упаковки» — с помощью клейкой ленты, снабдили печатью питерского УФСБ, а затем отправили в Пензу. Там эти вещдоки осмотрели 16 марта 2018 г. в присутствии сотрудника УФСБ, специалиста по информационным технологиям Анатолия Аймина. Специалист должен расписаться перед началом процедуры на первом листе протокола, а по его окончании — на всех последующих. Но подписей Аймина ни на одном листе нет. Не указано, как был упакован исследуемый диск, не повреждена ли упаковка.

После осмотра вещдоки упаковали и поставили оттиск печати пензенского УФСБ. Еще раз их осмотрели 8 сентября. При этом в протоколе указано, что они упакованы иначе, горловина пакета перевязана черной нитью, и снабжены печатями не пензенского, а петербургского УФСБ. И среди осматриваемых вещдоков нет жесткого диска Toshiba.

Токарев в заседании заявил, что еще до мартовского осмотра (проводился по поручению питерского УФСБ) эти предметы осматривались им в рамках своего дела. После чего он упаковал все заново и поставил печати пензенского управления. Каким образом по прошествии полугода эти вещдоки вновь оказались снабжены печатями петербургского управления, Токарев объяснил просто: «Значит, после досмотра поместили в первоначальную упаковку». Как она выглядела, не помнит. А специалист Аймин не расписался «по техническим причинам» — его срочно вызвало руководство.

При опросе свидетеля Аймина гособвинитель решается уточнить:

– Почему не расписались вначале, перед процедурой осмотра?

– Не помню, — говорит Аймин. Но подтверждает, что в осмотре участвовал.

Адвокат Бояршинова Алексей Царев удивлен такой избирательной памятью. Но его вопрос о том, почему Аймин так хорошо помнит сам осмотр, судья снимает.

Той же линии придерживается и другой свидетель, специалист УФСБ Федор Воробьев. Согласно протоколам, он 2 и 5 февраля 2018 г. участвовал в осмотрах изъятого у разных фигурантов. Но и его подписей нигде нет. Объяснения аналогичные: «техническая накладка, вызвало руководство».

При рассмотрении вопроса идентичности протоколов допросов, проведенных в разное время следователями двух городов, Токарев заявил, что за коллегу Харина отвечать не может. Но заверил, что не предоставлял петербургским сотрудникам ФСБ материалов допросов пензенских обвиняемых.

Прибывший в заседание Харин также обошелся заявлениями о том, что допросы свидетелей проводились им в форме свободного разговора и «в строгом соответствии с УПК». Давления не оказывалось. Факт копирования и использования протоколов из пензенского дела отрицает.

Ходатайство адвоката Черкасова об оглашении протокола допроса Егора Зорина следователем Токаревым 22 ноября 2017 г. для сравнения с допросом Хариным 1 февраля 2018 г. судья удовлетворяет частично. Разрешает огласить только вводную часть, но не сами показания – исключая таким образом возможность сравнительного исследования текстов.

Не удается прояснить и ситуацию с протоколом допроса Дмитрия Пчелинцева, якобы проведенного Хариным в здании УФСБ Пензы 23 марта 2018 г. Пчелинцев заявил, что такого допроса не было: все скопировали из протокола допроса Токаревым. По просьбе Дмитрия в пензенском процессе были оглашены материалы из его личного дела, согласно которым он не покидал СИЗО 23 марта.

Черкасов предлагает рассмотреть публикацию рассказавшей об этом «Новой газеты», но Роман Муранов отказывает:

– Пчелинцев не имеет отношения к нашему делу, — заявляет судья. Как будто позабыв, что тот проходит по нему свидетелем. И что прежде позволял гособвинителю из раза в раз оглашать материалы из чужого, пензенского дела и задавать участникам процесса вопросы по тамошним фигурантам.

Также суд отказал защите в изменении меры пресечения Бояршинову и Филинкову на домашний арест, удовлетворив запрос прокурора: оба останутся под стражей до 11 сентября.

*Признана ФСБ террористической организацией.