В феврале 2020 года чиновники федерального уровня впервые за много лет высказались на тему ВИЧ в России. Триггером стал фильм Юрия Дудя «Эпидемия, про которую не говорят» — если верить заявлениям, его посмотрели депутаты Госдумы, глава Счетной палаты Алексей Кудрин и пресс-секретарь Владимира Путина Дмитрий Песков.

Согласно статистике Всемирной организации здравоохранения (ВОЗ), на Россию приходится 61% (или 86 тысяч) зарегистрированных в Европе новых случаев заражения ВИЧ. Однако эти цифры, в отличие от фильма на YouTube, чиновники так и не прокомментировали.

Теперь Счетная палата собирается проанализировать подходы к работе с ВИЧ-положительными людьми и доступность лекарств, а в СМИ появляются новости о росте запросов об инфекции в поисковиках: граждане скупают экспресс-тесты.

По информации «Коммерсанта», Путин уже потребовал интенсивнее применять антиретровирусную терапию в группах риска и следовать рекомендациям ВОЗ.

Современные российские нормативные акты предлагают бороться с ВИЧ-инфекцией

Закон позволяет депортировать иностранцев с ВИЧ вместо лечения. Уязвимые группы (ВОЗ относит к ним наркопотребителей, секс-работников и мужчин, занимающихся сексом с мужчинами) остаются стигматизированы, а общественные организации, занимающиеся раздачей презервативов и новых шприцев с целью снизить риск заболевания, признаются «иностранными агентами».

«Новая» рассказывает, как государство по сути сбросило проблему ВИЧ на некоммерческие организации, а затем еще и заставило их делать это «подпольно».

Спасение инфицированных — дело рук «иноагента»

Уязвимыми группами в Москве занимается Фонд содействия защите здоровья и социальной справедливости им. Андрея Рылькова (ФАР).

Волонтеры фонда в основном работают «в полях» — организуют выезды на минивэне (так называемые аутричи, то есть outreach work — разъяснительная работа), раздают наркопотребителям, секс-работникам и МСМ (мужчинам, занимающимся сексом с мужчинами) презервативы, шприцы, спиртовые салфетки, информационные брошюры, проводят экспресс-тестирование на ВИЧ, помогают в вопросах, связанных с правовыми аспектами и психологической поддержкой.

В 2016 году ФАР и семь других ВИЧ-сервисных НКО из разных регионов России признали «иноагентами», что тут же повлияло на работу волонтеров и сотрудников фонда.

«Теперь нам нужно чаще подавать отчетность в Минюст», — рассказывает координатор уличной социальной работы ФАР Максим Малышев.

По словам юриста фонда Тимура Мадатова, статус «иноагента» мешает работе с образовательными учреждениями и просвещению населения: «У нас был период, когда мы выстраивали диалог [о ВИЧ] со студентами, сейчас этого нет».

Получение фондом зарубежных грантов для работы с группами риска можно назвать вынужденным — в России просто отсутствует механизм финансирования подобных инициатив.

«В середине 2000-х была надежда, что власти обратят внимание на проблему, начнется нормальная профилактика ВИЧ, — говорит Малышев. — ФАР появился в 2009 году, и со временем стало понятно, что от государства поддержки можно не ждать. Мы регулярно подавали заявки на президентские гранты, но их постоянно выигрывали организации вроде условных “Барабанщиков против наркотиков”».

На сегодняшний день президентские гранты — единственная альтернатива зарубежному финансированию для подобных инициатив в России. И даже с ними фонды не имеют возможности планировать долгосрочные проекты по профилактике ВИЧ — деньги рассчитаны на год.

«Пока оформишь — остается восемь месяцев. А за это время осуществить что-то невозможно», — делится Максим.

По его словам, в статусе «иноагента» сложно найти общий язык с госструтурами — нет доверия, зато есть стигма: «Я всю жизнь прожил в России, действительно люблю свою страну — ее природу, ее людей —

Их подход — духовность

В своем фильме Дудь говорит о бесплатном лечении в российских СПИД-центрах, замечая, что терапия ушла далеко вперед и позволяет ВИЧ-положительным людям жить полноценно. В ролике описывается достаточно простая и понятная схема:

По словам активистов, все несколько сложнее. «Это очень поверхностный взгляд, — объясняет Максим. — Очень многим неудобно ходить в СПИД-центры: там очереди, наплевательское отношение, выделяется всего по восемь минут на человека».

Кроме того, в российских СПИД-центрах уже около трех лет используется препарат ставудин, который ВОЗ в 2016 году рекомендовала исключить из схем лечения из-за токсичности для печени и риска развития панкреатита. «Люди начинают пить терапию, видят побочку, не видят улучшений и перестают лечиться, — рассказывает Малышев. — Для уязвимых групп, например, наркопотребителей, это не подходит — им сложно удерживаться на лечении».

На данный момент в Москве работают три СПИД-центра:

• Городской центр профилактики и борьбы со СПИДом (МГЦ СПИД);
• Федеральный научно-методический центр по профилактике и борьбе со СПИДом (ФНМЦ СПИД);
• Областной центр по профилактике и борьбе со СПИДом и инфекционными заболеваниями (МОЦ ПБ СПИД).

Однако ВИЧ-сервисные НКО не стремятся работать с ними, так как даже медицинская работа СПИД-центров политизирована.

Так, например, руководство МГЦ СПИД убеждено, что в России действуют «ангажированные оппоненты», которые искажают представления об эпидемии и занимаются «алармизмом».

подборка статей, в которых, по мнению специалистов центра, прослеживается манипуляция сведениями об эпидемии ВИЧ в стране.

«Их подход — духовность. Они заложники государственной политики», — считает Малышев.

В 2018 году Депздрав Москвы объявил аукцион на «Оказание услуг по изготовлению рекламно-информационных материалов <…> о доступных мерах профилактики ВИЧ-инфекции и пропаганде здорового образа жизни и традиционных ценностей…» с техническим заданием за подписью главы МГЦ СПИД Алексея Мазуса. Результатом работы по заказу на сумму 2,1 млн рублей стали плакаты и буклеты такого содержания:

• «Презерватив справляется с ролью твоего защитника лишь на 80%» (ВОЗссылаетсяна научные исследования, в которых эффективность презервативов в предотвращении инфицирования оценивается в величину «от 80% и выше», что считается высоким показателем. При этом научная статистика учитывает и неправильное применение презервативов — ред.) ;
• Эффективность презервативов в агитации называется «мифом»;
• «Сохранение верности <…> — гарантия вашей ВИЧ-безопасности»;
• «Никто, кроме тебя, не возьмет на себя ответственность за твою жизнь»;
• «Группы риска — это не только наркоманы и гомосексуалисты, это живущие нормальной половой жизнью мужчины и женщины».

Подготовка информационной кампании в том же году обошлась властям столицы в 58 млн рублей. Как свидетельствуют плакаты, на потраченные деньги государство разделило группы риска и «нормальных» людей. Практики, направленные на снижение вреда среди уязвимых групп, вроде обмена использованных шприцев на чистые или раздачи презервативов и других необходимых расходников, власти отрицают и не финансируют — эта работа на сегодняшний день остается за «иноагентами».

Федеральный СПИД-центр возглавляет появившийся в фильме Дудя академик Вадим Покровский. ВИЧ-активисты называют Покровского «рупором эпидемии» — он стал одним из первых, кто заговорил о миллионе инфицированных в России, продвигал программы по снижению вреда и доказывал эффективность заместительной терапии, при которой наркопотребители постепенно отказываются от инъекционных наркотиков, принимая под контролем врача вещества, содержащие, например, метадон.

На круглом столе по ВИЧ в Госдуме 21 февраля он снова оказался в оппозиции линии Минздрава, утверждающего, что эпидемия в России находится под контролем. В противовес Покровский привел альтернативную статистику, по которой за последние три года в стране зафиксированы 300 тыс. новых случаев заражения и 80 тыс. смертей от ВИЧ.

В 2017 году центру под предводительством Покровского было отказано в снабжении препаратами. Малышев связывает это с «оппозиционными взглядами» академика: «Договорился до того, что лишили финансирования».

Максим — ВИЧ-положительный. Он сам получал терапию в ФНМЦ СПИД и тогда «оказался на улице» вместе с тысячей других нуждавшихся в помощи. Многие иногородние посетители центра так и не смогли ее получить. Малышеву же удалось продолжить лечение в областном центре: «Там вменяемое руководство, и врачи придерживаются научного подхода в профилактике, но и они заложники системы — им нельзя в открытую говорить про раздачу шприцев и прочие практики».

Шляпа и баян

В 2018 году суд признал ФАР виновным в пропаганде наркотиков и назначил штраф 800 тыс. рублей — внушительная сумма для НКО. Фонд распространял специализированное издание для наркопотребителей «Шляпа и Баян», в одном из выпусков которого рассказывалось, как снизить вред от употребления так называемых солей — синтетических наркотиков, ставших в России доступными и популярными в 2010-х гг.

Фонд не согласился с позицией суда, указав, что в материале не было умысла на пропаганду наркотиков, наоборот — авторы текста открыто говорили о рисках летального исхода употребления веществ и негативном влиянии наркотика на здоровье. Штраф, тем не менее, выплатили — помог краудфандинг.

«Теперь трижды думаем, прежде чем озвучивать существующие проблемы, — говорит юрист ФАР Мадатов о деле «Шляпы и Баяна». — Хотя говорим мы о безобидных вещах — о рекомендациях ООН и ВОЗ. Мы разговариваем через правовые документы, это не политическое лоббирование». После выплаты штрафа, признается Тимур, фонду приходится работать над сохранением организации, а не над тем, «как сделать Россию лучше».

«Лучше не будет»

Как утверждает «Коммерсант», Владимир Путин еще 31 декабря подписал поручения по профилактике ВИЧ. В них он указал на необходимость учитывать рекомендации международных организаций и уделять внимание ключевым группам, в том числе наркопотребителям. (Дмитрий Песков не смог подтвердить журналистам факт подписания подобных поручений).

Проект новой антинаркотической стратегии России МВД опубликовало уже после президентских указаний (если следовать хронологии «Коммерсанта») — 14 февраля. В ней сохраняется дух государственной политики прежних лет, а мнение международного научного сообщества не учитывается.

Среди целей документа — не допустить применения заместительных методов лечения зависимости (ВОЗ и ООН признают заместительную терапию эффективной в лечении опиодной зависимости и профилактике ВИЧ-инфекции).

Также в МВД хотят снизить смертность среди наркопотребителей. Для этого, считают в ведомстве, нужно опираться на «российские традиционные духовно-нравственные ценности» и усилить контроль над финансовыми операциями и пропагандой наркотиков в интернете.

Стратегия все еще не дает ответа на вопрос, как снизить риск передозировок среди людей, уже употребляющих наркотики. В документе не упоминается практика использования налоксона — антидота, который «отключает» действие наркотика и предотвращает смерть при передозировке.

Четыре года назад главный нарколог Минздрава Евгений Брюн уже объявлял, что наркопотребителям в Москве начнут бесплатно выдавать антидоты на случай передозировки. Однако активисты утверждают, что налоксоновый проект так и остался черновиком - в наркологических центрах клиентов просто не оповещают о такой возможности, а право на свою «пару ампул» приходится доказывать.

Брюн также относится к идеям снижения вреда и либерализации подхода к профилактике ВИЧ скептически. Он неоднократно заявлял, что заместительную терапию в России продвигают лоббисты, якобы заинтересованные в прибыли зарубежных фармкомпаний, а также отрицал эффективность метадоновой терапии в снижении распространения вирусных гепатитов и ВИЧ (в исследованиях, опубликованных ВОЗ, напротив, приводятся сведения о положительных результатах борьбы с распространением ВИЧ при помощи заместительной терапии).

«Надежд на помощь от государства в контексте уязвимых групп я и сейчас не питаю. Новая антинаркотическая стратегия предлагает бороться с либеральными подходами. А какие могут быть адекватные подходы к профилактике ВИЧ в контексте наркорепрессий. — спрашивает Максим.

Это определенный маркер — десятки тысяч человек погибали от ВИЧ, и властей это не волновало. А тут — раз! Появился фильм, и они задумались».

Сдержанно к заявлениям чиновников относится и Тимур: «Рано судить о ревизии Кудрина, это было слишком недавно». По его мнению, сложно отладить государственную политику в этой сфере, когда все предыдущие годы она строилась на страхе, а теперь создаются подразделения МВД по выявлению пропаганды наркотиков. «Нет даже дискуссии по рекомендациям международных организаций, в которых Россия участвует», — говорит он. Вместо развития подобного диалога в Госдуме провели круглый стол, куда даже пригласили Юрия Дудя. «Это все равно, что пригласить Эйзенштейна на круглый стол по кораблестроению», — смеется Мадатов. Дудь, впрочем, в Госдуму не пришел.

Закрытое сообщество

Стигма и отсутствие просвещения по теме ВИЧ-инфекции порождает риски распространения и среди обособленных этнических меньшинств. О ВИЧ не принято говорить, например, среди ромов (обобщающее название европейских цыган —ред.). Статистических данных о распространении инфекции в этом сообществе нет, однако меньшинства не становятся приоритетным направлением работы государства.

Идея провести тестирование и просветительскую работу в этом сообществе пришла к активистам ФАР только в 2020 году.

«К нам обратилась девушка, которая работает с ромами. Недавно ее подопечная умерла от СПИДа, это вызвало озабоченность проблемой ВИЧ, и она предложила начать тестировать общину», — рассказывает Малышев.

Фонду предстоит пройти через ряд специфических трудностей, прежде чем начать контактировать с ромами. «Наши материалы не очень подходят для просвещения их по теме ВИЧ», — говорит Максим.

В этом сообществе существует проблема с навыками чтения: в ходе переписи населения 2010 г. из 63,8 тыс. опрошенных ромов 14,3 тыс. сообщили о собственной неграмотности, волонтеры просто не могут пользоваться стандартными брошюрами при работе с ними.

Для начала фонд планирует поработать с общиной в 30 человек, снять ролик с участием актеров театра «Ромэн», подготовить визуальные материалы и так мотивировать ромов тестироваться на ВИЧ. Самое сложное — преодолеть стереотипы и стигму по поводу инфекции, которая среди ромов «не меньше, чем на Кавказе», говорят работники ФАР.

При этом Малышев не считает, что государство может помочь решить эту проблему: «Властные рычаги не облегчат эту кампанию. С такими закрытыми сообществами нельзя общаться с позиции власти и давления, нужно доверие. А у государства этого доверия нет».