— Главной особенностью «Притяжения» стала попытка совместить фантастику с актуальностью реалий, националистическими погромами, манипуляциями массами. Когда вы решились на «Вторжение», вы думали не только о продолжении, не только про кассу уже раскрученного бренда, но и…

— …сделать кино про сегодняшнее время. Ведь если заменить нашего инопланетянина Хэкона на парня из Бирюлево, да еще «понаехавшего», — вот тебе и актуальная история. Более того, в первом фильме мы использовали новостные видеоматериалы о событиях в одном из районов Москвы.

— Да, незабываемые уличные беспорядки и столкновения в Бирюлево с «приезжими с Кавказа».

— Плюс подклеили реальные кадры разгрома футбольными болельщиками Тверской.

На меня сильное впечатление произвела программа, которую запустил Тимур Бекмамбетов, Vera Voice. Нейросеть способна воспроизводить голоса знаменитостей. Или вспомните скандальную историю с фейсбуком, когда роботы стали на языке, который они сами создали, общаться. Поменяли протокол, по сути, обыграли своего создателя. Я говорю даже не об идее Илона Маска о необходимости демократизации технологии искусственного интеллекта, который может превратиться в «бессмертного диктатора», скорее про силу влияния и власть медиа. Имея на руках этот мощный инструмент, надо понимать не только масштаб его воздействия, но и трезво отдавать себе отчет: то, что происходит сегодня с нами самими, и есть агрессия, инопланетное вторжение.

— То есть захват реальности уже произошел, и все мы жертвы?

— Наверное, но с учетом нашего добровольного участия. Нашего неукротимого желания поделиться своей информацией, эмоцией и, конечно, сохранить все это в цифре. В британском сериале «Годы» девочку раздражает ее физическое тело, и она решает загрузить свой мозг в Облако и получить вечную жизнь. В Облаке — удобно, комфортно, безопасно. Там ты — цифровой — сохраняешь воспоминания, биографию. Мы добровольно отдаем себя в руки искусственного интеллекта. Это наша комфортная биг-дата: учитывает наши пристрастия, предпочтения в еде, музыке, предлагает заранее разнообразные меню и афиши.

— Не только рекламу…

— Реклама — это совсем просто. Нет, полный репертуар, согласованный с твоим вкусом. И это все уже в плоскости душевных восприятий, тонких настроек, чувств.

— Кстати, в вашем фильме есть тема контроля над эмоциями в цифровую эпоху. Об этом говорит университетский профессор в исполнении Константина Богомолова. Это тоже тема вторжения, но уже в нашу эмоциональную сферу. Но есть еще одна проблема. Зависимость. Запомнился момент фильма, в котором люди должны расстаться со своими телефонами, начинается массовая паническая атака. С вами подобное случается при расставании с гаджетом?

— Конечно. Вы же знаете, что существуют даже диджитал-детоксы.

Рационально ее объяснить нельзя, можно же всех предупредить, что тебя не будет десять дней. Но все равно тебя будет угнетать нечто похожее на глобальную тревогу за мир. Как они там без меня? В любой деревне вы встретите озабоченных проблемами империализма бабушек.

— Помните, в «Прошу слова» героиня Инны Чуриковой смотрит программу «Время» и плачет, когда узнает о чилийской хунте, муж кричит ей: «Нельзя же так, у меня мама третий месяц в больнице! Думал, с ней что».

— В том же в сериале «Годы» есть героиня, уж очень похожая на Марию Ле Пен. В интервью ее спрашивают: «Что бы вы сказали палестинской семье в секторе Газа, когда Израиль уменьшил потребления электричества до 2 часов в день?!» Как вы к этому относитесь?»

Дальше популярно объясняет, что ее волнует исключительно то, что происходит у нее в доме, во дворе, как вывозят мусор. Немедленно ее рейтинг космически вырастает. В результате она становится едва ли не премьер-министром Великобритании. Нас разрывает это желание, с одной стороны, говорить исключительно о себе, с другой — озабоченность судьбой планеты.

— В первом фильме сквозной была проблема неприятия другого, столкновения своих и чужих, стихийной ксенофобии. Во втором, как мне показалось, больше про разговор с самим собой, про поиск идентичности, попытку изменить себя, вырваться в другое пространство.

— Усилие вырваться… да хотя бы на Камчатку. В техногенном мире мы рассыпаемся на пиксели. Рассыпавшись, ищем выхода в живую природу в попытке как-то собрать себя.

— Вырваться — это не обязательно двинуться куда-то. С вашими героями происходят трансформации, кардинальные внутренние перемены. Прежде всего с озлобленным лидером чертановских гопников Александром Петровым, который обучается великодушию. Или метаморфозы героя Меньшикова, который должен принять на себя ответственность за жизнь людей.

— Мне важна линия взаимоотношений генерала Лебедева (Олег Меньшиков) и его дочери Юли (Ирина Старшенбаум). Ведь можно снимать жанровое кино, в том числе хорроры, и про семейные ценности, про взаимоотношения родителей и детей, про чудовищную ревность детей друг к другу.

— Кстати, а чего вдруг пришельцы решили нас захватить? Они же такие гуманные, доброжелательные и летели в идеальной по форме тарелке в стиле Захи Хадид в первом фильме?

— А это уже драматургия, так сказать, жанровое обострение во второй части.

Мы же не такие, зачем нас представлять агрессивной массой? Мы отвечали: «Братцы, смотрите, там же документальная съемка того города, в котором я, коренной москвич, живу. Я сам порой не узнаю и не принимаю эту агрессивную среду». Но я же не придумываю ничего.

— И вы решили смягчить среду?

— Да нет, это перевертыш. Ну, потому что многогранен человек, и у каждого явления есть вторая, третья грань, обратная сторона.

— Вы для себя решали, в чем принципиальное различие мировосприятия землян и тех, кто пришел на Землю? Ведь на протяжении двух частей главный герой — инопланетный Хэкон (Риналь Мухаметов) — все более очеловечивается. Вот даже огородом обзавелся.

— Эти цивилизации — ветки одного дерева. Мне принципиально важно, что пришельцы не пузыри на ножках. На эскизах видно, как долго мы искали образ героя. В подготовительном периоде у него были светящиеся и татуировки, и жабры, и уши — все что угодно. Меня долго убеждали: «Давайте сделаем хотя бы какую-то деталь инопланетную». Но для меня он абсолютно такой же, как мы. Тогда, как мне кажется, наша история воспринимается иначе. В один прекрасный момент ты забываешь, что он инопланетянин, подключаешься, как к такому же, как ты и я, отождествляешь себя с ним. Ну да, земляне пошли по дороге войны, столетиями убивают друг друга. Цивилизация Хэкона развивалась по-другому. Технологии не увлекли их идеей саморазрушения. Мы размышляем над тем, как могла бы пойти наша история.

Войны, агрессия, неприятие других, к сожалению, тоже часть развития цивилизации. Принять это сложно. Каждый виток имеет свои особенности.

Но все это в итоге, несмотря на перегибы, работает на развитие общества, которое движется в будущее с фантастическим ускорением.

Поэтому, о чем бы я ни говорил, возвращаюсь к теме технологий. Мы даже себе представить не можем, насколько изменится мир с появлением квантового компьютера. Уже совсем скоро. Будем жить с вами в эпоху тотальной эволюции, эволюции и трансформации цивилизации. Это касается и моей профессии, в которой я начинаю использовать цифровые проекции. Уже шучу, что у меня как у актера есть три CGI дублера (компьютерных графических проекций), три разных Федора Бондарчука, которыми можно управлять на экране. Но мы сами оцифровали себя, каждый день отдаем десятки тысяч точек на своем лице в Face ID. Регистрируем наш голос. Давайте увидим, что будет завтра. В чьих руках наша цифровая проекция окажется. И что можно сделать с этими «зеркалами».

Мы окончательно эмигрировали в цифру. Платим по карточке, ездим, летаем, едим, спим, выбираем. Отключи нас или перенаправь в любом направлении… Вот о чем хотелось бы поразмышлять с помощью кино.

— Знаю, что в Китае цензоры 20 минут вырезали из «Притяжения». С одной стороны, мы идем в этот необъятный цифровой космос, с другой — у нас усиливается контроль и цензура. Как в этом раздрае существовать художнику? Вот недавно на ТНТ прервали показ «Эпидемии», а потом вернули, вставив «голосовое сообщение», к которым авторы отношения не имели.

— Ну, «Эпидемия» — первый случай среди проектов российских интернет-платформ, который обсуждается в контексте цензуры. Знаю об этом только из СМИ. Другое дело, что эфирные каналы действительно контролируют свои показы.

— Но цензура не просто усиливается, она видоизменяется, мимикрирует, расползается. Дело же не только в запретах. Сегодня тщательному досмотру подвергаетсяфильм уже на стадии запуска. Подробнейшим образом исследуются сценарии: нет ли там чего неблагонадежного. Что с этим делать?

— Ничего. Продолжать снимать кино.

— Вы же наверняка уже учитываете на уровне сценария, что может не пройти.

— Наверное, соглашусь с этим. Но мы показываем свои фильмы на эфирных каналах. В этом смысле я в большей степени учитываю возрастные ограничения: 12+, 16+. Я скорее соблюдаю правила целевой аудитории. Если бы у меня были амбиции и возможность снять кино, не возвращая денег, или, напротив, на более скромный бюджет, я бы показывал картину на других площадках. Но у блокбастера свои правила, задачи, свои границы.

— Слышала ваше высказывание о том, что на власть можно влиять изнутри. Вы вроде бы пытались. Например, защищали Кирилла Серебренникова публично. Вы действительно думаете, что этот способ работает?

— Я думаю, работает способ максимальной открытости и публичности. У кого хватит смелости, гражданской позиции, тот говорит: часто бывает, что позиция не всегда совпадает с общепринятой доктриной.

— Вот у Александра Николаевича Сокурова хватает гражданской смелости на довольно рискованные гуманитарные заявления в диалоге с президентом.

— Как раз об этом я и хотел сказать: только публичность, открытость и личная ответственность.

— Недавно СМИ бурно обсуждали тему тотальной убыточности российского кино. Писали, что из 68 фильмов окупилось лишь 8. И хотя все эти расчеты были не слишком корректны (не учитывались, к примеру, продажи в интернет, на телеканалы), тем не менее проблема в системе финансирования кино существует.

— Когда создавался Фонд кино, в его регламенте было записано, что он должен заниматься зрительским кино. Зри-тель-ским. И КРI был только один — количество зрителей. Сейчас все настройки немного сместились. Размывается система «Лидерства», но ведь именно она и привела индустрию к таким выдающимся показателям, как в прошлом году. Думаю, следует заранее продумывать способы показа фильма. Он может выходить только на телевидения и в Сети. Зачем себя обманывать, обещая всем кинопрокат, рисуя космические цифры бокс-офиса? Посмотрите на репертуар года и сразу увидите те несколько фильмов, которые и сделают 80 процентов сборов.

— И выйдет большинство из них на новогодние каникулы. У вас, кстати, в «новогодней битве» серьезные конкуренты.

— Слушайте, первый раз на моей памяти всем продюсерам и компаниям удалось договориться, честно конкурировать и, главное, поддержать друг друга и все наше российское кино!

Да и зритель точно выиграет. Для него есть каникулярные предложения на любом вкус. Есть историческая костюмированная драма «Союз спасения», есть народная комедия «Холоп», фантастика (очередная глава «Звездных войн»), два мультфильма («Фиксики» и «Иван Царевич и Серый Волк 4»), ну и, конечно, наше «Вторжение». Пусть зрители выбирают. Ну, а при таком репертуаре, может, и посмотрят все по очереди. Это того стоит.

— Несмотря на некоторое потепление, отношения между зрительской аудиторией и отечественным кино по-прежнему напряженные. И хотя ваше «Притяжение» молодая аудитория приняла, вас лично по-прежнему гнобят хейтеры. Как налаживать связь с публикой?

— Собственно, из-за этой аудитории мы и решили сделать продолжение. «Притяжение» практически уже заканчивало идти в кинотеатрах, и мы сделали экзитпол аудитории. Оказалось, что есть огромное желание фан-зоны фильма увидеть еще одну историю в этой же цивилизации с этими же героями. И мы очень дорожим этой аудиторией, потому что фан-зона для российского кино действительно редкость.

— Значит, скорее всего, будет трилогия?

— Надеюсь. Но до проката «Вторжения» об этом страшно даже думать.