КолонкаКультура

Не наша наша премия

Почему мы так нервно относимся к Нобелевской премии по литературе

Этот материал вышел в номере № 113 от 9 октября 2019
Читать

Десятого октября в Стокгольме объявят имена сразу двух лауреатов Нобелевской премии по литературе. За этот год и за прошлый. В 2018-м премию не вручали — по скандальным причинам. Как выяснилось, член Академии писательница Катарина Фростенсон сообщала своим друзьям имена лауреатов до объявления — чтоб они могли делать «правильные» ставки у букмекеров. К тому же против ее мужа Жан-Клода Арно, постоянного фотографа Шведской академии, были выдвинуты обвинения в домогательствах и даже в изнасиловании. В результате со своего поста вынуждена была уйти не только сама госпожа Фростенсон, но и другие члены Академии, отвечавшие за литературу. Так что теперешнее вручение премии после годичного интервала — это нечто вроде перезагрузки, нового старта.

Видимого всем шорт-листа, как известно, у Нобелевской премии нет. Для публики эту роль в некоторой мере исполняет первая десятка имен в списке букмекеров — за многие годы он стал эдаким листом ожидания авторов, сортируемым по мере того, как меняется народное понимание писательской актуальности. И в этом году перемены как раз имеются. На нижние места спустились старожилы — сирийский поэт Адонис и американская писательница Кэрол Оутс. А наверху теперь канадская поэтесса Энн Карсон (по-моему, замечательная) и французская писательница с Карибов Мариз Конде (по-моему, не очень замечательная). На четвертом месте — Харуки Мураками. А за ним следует Людмила Улицкая.

Судя по социальным сетям, появление отечественной писательницы на таком высоком месте (то есть неофициальное, но все-таки признание, что шансы у нее имеются) взволновало нашу литературную общественность. И волнение это в основном не радостное.

Претензии примерно такие.

  • Почему рассматривается Улицкая, когда еще живы авторы куда более важные для развития русской словесности — например, Саша Соколов или Людмила Петрушевская?
  • Нет ли тут «синдрома Алексиевич», когда премию — мы уверены — дают по причинам не литературным, а сиюминутно политическим?

Вообще у российской публики с Нобелевской премией по литературе давно сложились какие-то нервные отношения. Ее, считаем мы, постоянно вручают кому-то не тому. За весь новый век порадовали нас только наши любимые и практически родные Памук и Льоса, ну и разве что немного Исигуро. А когда премию давали Дорис Лессинг или Жан-Мари Леклезио, которых в России почти никто не знал, — появлялось неприятное чувство непричастности, так что сразу заходил разговор о «разнарядке» по половому и еще какому-то там принципу. И, наоборот, нас вдрызг разозлил успех Светланы Алексиевич, которую мы как раз знаем слишком хорошо и которая, по нашему мнению, не соответствовала высоким нобелевским стандартам.

На человеческий язык это переводится так — мы-то сами ее не ценили достаточно высоко, а Нобелевская академия оценила, и теперь нам неприятно.

Анатолий Найман вспоминал, как однажды в присутствии Ахматовой стали обсуждать, кому справедливо, кому несправедливо дали Сталинскую премию. «Оставьте, — сказала Ахматова, — их премия, кому хотят, тому дают».

Конечно, говоря об «их премии», Ахматова в первую очередь имела в виду «их — советская» и «их, с их вкусами и взглядами, которые для нас неприемлемы». Но в принципе это идеальная формулировка, по которой нужно строить отношение к любому постороннему премиальному процессу. Очевидно, что чемпионат мира по литературе, о котором мечтал Хемингуэй, невозможен — ведь никаких объективных показателей здесь быть не может.

Все премии — плод представлений о прекрасном и самом важном тех, кто имеет к ним непосредственное отношение, тех, кто заседает в жюри, тех, кто их основывает.

Кстати, об основателях. Сейчас принято отмахиваться от формулировки из завещания Нобеля, согласно которой премия должна доставаться «создавшему наиболее значительное литературное произведение идеалистической направленности!». Мол, с тех пор прошло уже почти 130 лет, да и что такое «идеалистическая направленность» в наше-то время? Мы и слова-то такие говорить стесняемся.

А ведь эта самая идеалистическая направленность, а проще говоря, гуманизм (вот еще одно слово, которого принято стеснятся) — вещь менее всего теряющаяся в переводе, вещь по-настоящему интернационально понятная.

Светлана Алексиевич и Людмила Улицкая, каждая по-своему, работают с коллизией «беззащитный человек против бездушной системы». Кто-то может считать, что они это делают недостаточно новаторски или даже недостаточно глубоко, но в любом случае они делают это так, что их слышно.

«Мы с нашим культом силы — варвары»

Монолог Светланы Алексиевич

Нам не нравится, что Нобелевский комитет имеет в виду их, а не более сложных авторов. Только вот мы сами этим авторам премий не даем (Петрушевская получила утешительную премию за заслуги в год восьмидесятилетия, Соколов, который давно не пишет, никаких мейнстримовых премий не получал).

Ну а Нобелевская — это их премия. Кому хотят — тому и дают.

В заключение надо сказать — шансов, что Людмила Улицкая станет в этом году лауреатом, практически нет.

shareprint
Добавьте в Конструктор подписки, приготовленные Редакцией, или свои любимые источники: сайты, телеграм- и youtube-каналы. Залогиньтесь, чтобы не терять свои подписки на разных устройствах
arrow