Десятого октября в Стокгольме объявят имена сразу двух лауреатов Нобелевской премии по литературе. За этот год и за прошлый. В 2018-м премию не вручали — по скандальным причинам. Как выяснилось, член Академии писательница Катарина Фростенсон сообщала своим друзьям имена лауреатов до объявления — чтоб они могли делать «правильные» ставки у букмекеров. К тому же против ее мужа Жан-Клода Арно, постоянного фотографа Шведской академии, были выдвинуты обвинения в домогательствах и даже в изнасиловании. В результате со своего поста вынуждена была уйти не только сама госпожа Фростенсон, но и другие члены Академии, отвечавшие за литературу. Так что теперешнее вручение премии после годичного интервала — это нечто вроде перезагрузки, нового старта.

Видимого всем шорт-листа, как известно, у Нобелевской премии нет. Для публики эту роль в некоторой мере исполняет первая десятка имен в списке букмекеров — за многие годы он стал эдаким листом ожидания авторов, сортируемым по мере того, как меняется народное понимание писательской актуальности. И в этом году перемены как раз имеются. На нижние места спустились старожилы — сирийский поэт Адонис и американская писательница Кэрол Оутс. А наверху теперь канадская поэтесса Энн Карсон (по-моему, замечательная) и французская писательница с Карибов Мариз Конде (по-моему, не очень замечательная). На четвертом месте — Харуки Мураками. А за ним следует Людмила Улицкая.

Судя по социальным сетям, появление отечественной писательницы на таком высоком месте (то есть неофициальное, но все-таки признание, что шансы у нее имеются) взволновало нашу литературную общественность. И волнение это в основном не радостное.

Претензии примерно такие.

• Почему рассматривается Улицкая, когда еще живы авторы куда более важные для развития русской словесности — например, Саша Соколов или Людмила Петрушевская?
• Нет ли тут «синдрома Алексиевич», когда премию — мы уверены — дают по причинам не литературным, а сиюминутно политическим?

Вообще у российской публики с Нобелевской премией по литературе давно сложились какие-то нервные отношения. Ее, считаем мы, постоянно вручают кому-то не тому. За весь новый век порадовали нас только наши любимые и практически родные Памук и Льоса, ну и разве что немного Исигуро. А когда премию давали Дорис Лессинг или Жан-Мари Леклезио, которых в России почти никто не знал, — появлялось неприятное чувство непричастности, так что сразу заходил разговор о «разнарядке» по половому и еще какому-то там принципу. И, наоборот, нас вдрызг разозлил успех Светланы Алексиевич, которую мы как раз знаем слишком хорошо и которая, по нашему мнению, не соответствовала высоким нобелевским стандартам.

Анатолий Найман вспоминал, как однажды в присутствии Ахматовой стали обсуждать, кому справедливо, кому несправедливо дали Сталинскую премию. «Оставьте, — сказала Ахматова, — их премия, кому хотят, тому дают».

Конечно, говоря об «их премии», Ахматова в первую очередь имела в виду «их — советская» и «их, с их вкусами и взглядами, которые для нас неприемлемы». Но в принципе это идеальная формулировка, по которой нужно строить отношение к любому постороннему премиальному процессу. Очевидно, что чемпионат мира по литературе, о котором мечтал Хемингуэй, невозможен — ведь никаких объективных показателей здесь быть не может.

Кстати, об основателях. Сейчас принято отмахиваться от формулировки из завещания Нобеля, согласно которой премия должна доставаться «создавшему наиболее значительное литературное произведение идеалистической направленности!». Мол, с тех пор прошло уже почти 130 лет, да и что такое «идеалистическая направленность» в наше-то время? Мы и слова-то такие говорить стесняемся.

А ведь эта самая идеалистическая направленность, а проще говоря, гуманизм (вот еще одно слово, которого принято стеснятся) — вещь менее всего теряющаяся в переводе, вещь по-настоящему интернационально понятная.

Светлана Алексиевич и Людмила Улицкая, каждая по-своему, работают с коллизией «беззащитный человек против бездушной системы». Кто-то может считать, что они это делают недостаточно новаторски или даже недостаточно глубоко, но в любом случае они делают это так, что их слышно.

Нам не нравится, что Нобелевский комитет имеет в виду их, а не более сложных авторов. Только вот мы сами этим авторам премий не даем (Петрушевская получила утешительную премию за заслуги в год восьмидесятилетия, Соколов, который давно не пишет, никаких мейнстримовых премий не получал).

Ну а Нобелевская — это их премия. Кому хотят — тому и дают.

В заключение надо сказать — шансов, что Людмила Улицкая станет в этом году лауреатом, практически нет.