В мае 1940 года в связи с плачевными результатами войны с маленькой Финляндией в отставку был отправлен нарком обороны Ворошилов. Акт о передаче наркомата маршалу Тимошенко поражает: оказывается, профессиональные военные никаких иллюзий относительно состояния дел не питали.
К большой войне Красная армия была категорически не готова, недостатки в акте были отмечены с редкой откровенностью, а времени на их исправление уже не было.
Но страна этого не знала. Ее приучили верить в силу и непобедимость советского оружия, пропаганда захлебывалась от восторга, рапортуя об успехах, бодрые фильмы и песни о грядущих победах предсказывали, если завтра война, легкий победный марш «малой кровью и на чужой территории». Броня была крепка, танки быстры, любимый город мог спать спокойно, ибо те, кому положено, зорко стояли на страже незыблемых советских границ, и всю ночь в Кремле горело окно, за которым великий человек держал в голове страну и мир, все знал, все предусматривал до малейших деталей.
А на Лубянке пугал прохожих «самый высокий дом в Москве»: даже из его подвалов была видна Колыма.
Благодаря этому, думают многие и сейчас, мы победили в войне, начавшейся предательским ударом на рассвете 22 июня 1941 года. Но до сих пор из накрепко закрытых архивов вырываются такие свидетельства, что раз и навсегда закрепленная картина меняется и прежней быть уже никогда не сможет.
Петр Лёвин, горный инженер, когда-то руководитель главка в советском Минуглепроме, один из организаторов «шахтерской части» ликвидации Чернобыльской аварии, затем — крупный и успешный предприниматель, многие годы занимался историей своей семьи и недавно написал об этом книгу. Так и назвал: «История одной счастливой семьи». Счастье действительно хлещет с ее страниц через край: войны, голод, метания по стране, тюрьмы, лагеря… Один дед прошел через них и умер на свободе.
Другой — один из первых российских летчиков, а при советской власти генерал — в числе других первых лиц в Военно-воздушных силах расстрелян в праздничный день 23 февраля 1942 года и реабилитирован в 1955-м.
Его дело — часть «дела летчиков», когда-то накрепко засекреченного, да и сейчас до конца не открытого — было затеяно НКВД накануне войны и продолжено после ее начала. Достаточно сказать, что вместе с Лёвиным были казнены 16 генералов, организаторы авиапроизводства, руководители научно-испытательных центров… И еще пятеро, придающие списку окончательную фантасмагоричность.
- Алаверидзе-Птицын, ст. лейтенант, «уличается в мошенническом присвоении себе звания Герой Советского Союза».
- Нестеров, лейтенант, «уличается в мошенническом присвоении себе звания Герой Советского Союза».
- Ульянов, красноармеец-артиллерист, «немецкий шпион, уличается в мошенническом присвоении себе звания Герой Советского Союза».
- Щербинский, «уличается в мошенническом присвоении себе звания капитана, дважды Героя Советского Союза».
- Зульфугаров, красноармеец-десантник. «Мошенническим путем присвоил себе звание командира Красной армии и выдавал себя за сына одного из руководителей ВКП(б) и советского правительства…»
Всего в списке, поданном Сталину, было 46 фамилий с кратким изложением сути дела.
И — никаких доказательств, улик, ничего реального. Сталин размашисто наложил резолюцию поверх первой страницы: «Расстрелять всех!»
Понять, зачем это было нужно, я не в состоянии. И никто дать мне по этому поводу пояснений не может. Шла страшная война, каждый летчик был на счету, особенно не хватало командиров. Но интересами страны и фронта никто, похоже, «не заморачивался». Машина репрессий работала по собственной программе.
Первый допрос генерал-майора авиации Александра Лёвина начался в 22:30 9 июня 1941 года и закончился в 1:45 10 июня. Протокол занимает 12 строчек, два вопроса, два ответа.
«Вы арестованы за активную антисоветскую деятельность, направленную против партии и советской власти. Признаете ли вы себя виновным в этом?» — «Нет, не признаю. Никакой антисоветской деятельностью я не занимался и никаких действий, которые были бы направлены против партии и советской власти, я не совершал». «Следствие располагает достаточными данными о вашей преступной деятельности и еще раз предлагает вам правдиво рассказать о ваших преступлениях». «Я еще раз повторяю, что никаких преступных действий я не совершал».
Три с лишним часа допроса!..
И 20 июня под очередным протоколом Лёвин последний раз вывел: «Записано с моих слов правильно и мною прочитано». С этого дня ритуальную фразу писал сам следователь, у его собеседника сил хватало только расписаться.
А вопросы следовали все те же:
«Вам предъявляется обвинение в том, что вы являетесь участником антисоветского военного заговора и занимались вредительской деятельностью, направленной на подрыв мощи Красной армии. Признаете ли вы себя виновным в предъявленном обвинении?»
Читаю и не могу ответить себе на простой вопрос: зачем?
Зачем надо было ночей не спать, стараться, выбивать из арестованных никому не нужные признания, будто от этих признаний что-то изменится?
Будто не расстреляют и признавшихся, и отказавшихся потом от выбитых признаний, и стойко державшихся под пытками, не оговоривших себя и друзей… Швырнут в безымянную яму и никогда не вспомнят — маршалом ты был при жизни, ученым, писателем-орденоносцем, чьим-то отцом, сыном, братом? Чудо, конечно, спасти сможет, как наркома вооружения Ванникова (тоже поначалу проходил по этому делу), написавшего из камеры длинное письмо вождю с предложениями о перестройке военной промышленности.
Вождю понравилось, что ничего для себя не просил арестованный враг, вызвал к себе, пошутил о внешнем виде вызванного, предложил немного отдохнуть и отправил работать. И плевать, что остались в других камерах другие враги народа, «завербованные в преступную организацию» этим самым Ванниковым (согласно собственным его показаниям), и судьба их будет страшна. Ванников потом возглавит атомный проект, станет трижды Героем Социалистического Труда. А, скажем, нарком боеприпасов Сергеев нужного письма (из соседней камеры) не напишет, не догадается, и никакого чуда с ним не произойдет.
…Состояние дел в советской военной авиации хорошо характеризует факт: за три довоенных года в Красной армии сменились четыре командующих ВВС. Все оказались шпионами.
Сначала — Яков Алкснис.
В 1937-м Алкснис был членом Особого судебного присутствия на процессе Тухачевского. Судя по стенограмме, явно тяготился отведенной ему ролью. Вопросы обвиняемым задавал с видимой неохотой и больше всего старался оградить от подозрений свое ведомство: мол, в ВВС уж точно врагов нет… Председатель присутствия Блюхер строго одергивал: «Это потому, что мало копаетесь». Алкснис испуганно соглашался, действительно, мало…
Через неделю после расстрела Тухачевского состоялся перелет Чкалова, Байдукова и Белякова через Северный полюс в США. После триумфального возвращения экипажа Алкснис был приглашен в Кремль, долго беседовал со Сталиным. Вождь сказал Якову Ивановичу, что ценит его, доверяет.
А в это же самое время на собрании партячейки Алксниса открыто называют «пособником врагов народа» и исключают из партии.
На параде 7 ноября Сталин, похвалив летчиков, обратил внимание на то, что командующий ВВС чем-то удручен. И, добродушно похлопав его по плечу, пригласил на дачу: поговорим по душам, заодно расскажете, что там у вас за неприятности.
Визит на дачу состоялся. После чего Алксниса — исключенного из партии! — даже выдвинули кандидатом в депутаты Верховного Совета. А потом (скоро-скоро) арестовали. И летом 38-го расстреляли.
Поддержите
нашу работу!
Нажимая кнопку «Стать соучастником»,
я принимаю условия и подтверждаю свое гражданство РФ
Если у вас есть вопросы, пишите [email protected] или звоните:
+7 (929) 612-03-68
А Блюхера, кстати, не расстреляли, его забили до смерти во время допроса.
А командующим ВВС назначили командарма второго ранга Александра Локтионова, видного военачальника, правда, никакого отношения к авиации не имевшего. Потом, в ноябре 1939-го, ВВС возглавил герой Испании и Халхин-Гола Яков Смушкевич.
Осенью 41-го Локтионова и Смушкевича расстреляют без суда (по записке Берии) в один день. Когда Смушкевич был арестован (причем прямо в госпитале, где проходил курс лечения), в «воронок» его несли на носилках. Потом на носилках его унесут и на расстрел.
Свидетельство бывшего следователя Семенова:
«Я лично видел, как зверски избивали на следствии Мерецкова и Локтионова. Они не то что стонали, а просто ревели от боли… Локтионов был жестоко избит, весь в крови — его вид действовал на Мерецкова, который его изобличал. Локтионов отказывался — и Влодзимирский, Шварцман и Родос продолжали его избивать на глазах Мерецкова, который убеждал Локтионова подписать все, что от него хотели…»
Смушкевича сменил молодой герой Павел Рычагов. Из Испании он вернулся – старшим лейтенантом.
Вот что писал о Рычагове писатель-летчик Иван Рахилло.
«Ни один летчик не в состоянии выдержать такой сумасшедшей нагрузки, которую выдерживал Рычагов. За один вылет без посадки он выполнял в воздухе до 250 фигур высшего пилотажа. 40 фигур на высоте в 5000 метров. Затем забирался на 6000 — и здесь опять 40… 7000 — еще 40! Полет — без кислородной маски: другой бы и без фигур потерял бы сознание на этой высоте. Выполнив положенные 40 фигур, Рычагов немного отдыхал и выполнял еще 40 петель, виражей и боевых разворотов: с земли в бинокль было видно, как его крошечный самолет неистовствует в прозрачной недосягаемой высоте. Затем он опускался на 6000 метров и здесь вновь крутил 40 фигур. Этажом ниже — еще 40! У земли в порядке отдыха и развлечения он легко выполнял 20—25 фигур — и, наконец, садился. Какое же надо иметь могучее здоровье, чтобы выдержать такой полет!»
Испытывая самолет И-16, Рычагов, не выключая мотора, произвел 110 взлетов и посадок — без отдыха! А награждение орденом Ленина он отметил так: пролетел несколько километров на высоте всего 5 метров от земли — причем его самолет был в перевернутом положении!
Сталин лично давал Рычагову рекомендацию в партию, причем без прохождения кандидатского стажа!
Но командовал авиацией Рычагов своеобразно. Это по его инициативе в декабре 1940 года вышел приказ, согласно которому выпускники авиаучилищ получали звание «сержант», а не «лейтенант», как прежде. Это резко меняло их статус. Например, молодым летчикам после училища два-три года запрещалось обзаводиться семьями, а женам и детям, у кого они уже были, предписывалось срочно покинуть авиагородки.
Рычагов был в восторге: «Летчик с самого начала службы не будет обременен семьей… летчик, связанный большой семьей, теряет боеспособность, храбрость и преждевременно изнашивается физически».
Надо признать, летал Рычагов куда лучше сам, чем руководил другими. Но он рос. В войну, говорят сведущие люди, он мог бы уже быть прекрасным командиром полка…
Вместе с Рычаговым в июне 1941 года арестовали, а в октябре расстреляли его жену, тоже летчицу Марию Нестеренко. Ее обвинили в том, что она, «будучи любимой женой Рычагова, не могла не знать об изменнической деятельности своего мужа…»
…Между тем «дело летчиков» шло своим чередом.
Все это должно было убедительно свидетельствовать о наличии в военной авиации разветвленного троцкистского заговора.
В деле Лёвина, кстати, оказались показания его сослуживцев, данные ими следователям еще в 37–38 годах. Чего только в них нет! Душераздирающие подробности шпионской деятельности, связей с агентами…
Тех, кто давал показания, давно расстреляли, а «шпион» Лёвин ходил на свободе, получал ордена, и только в 41-м эти бумаги пригодились.
Лёвина заставляют подписать и стандартно придуманные показания на своего непосредственного начальника — командующего ВВС Ленинградского округа Новикова.
«Об участии Новикова в антисоветской организации мне сказал Ионов в декабре 1940 года… Говорил, что с Новиковым работать легко: он тоже участник военной антисоветской организации, так что мы сойдемся… Новиков не раз со мной откровенно говорил о неустойчивом положении командного состава в Красной армии… Говорил, что настоящего единоначалия в Красной армии нет… Однажды, когда мы были вдвоем, я ему сказал: «Мне известно, что вы состоите в антисоветской военной организации, я тоже в ней состою». Новиков сказал, чтобы я говорил тише, мол, об организации сейчас лучше разговаривать очень осторожно: надо конспирироваться… Он высказался также, что время войны с немцами приближается — организация должна быть сохранена; я с ним согласился»…
Новиков будет арестован только после войны (тогда «копали» под маршала Жукова, с которым Новиков был близко связан), но показания Лёвина, Ионова и других предъявлены ему не были вообще! Может быть, просто потому, что Новиков всю войну командовал ВВС, стал первым в РККА Главным маршалом авиации — не могли же «сталинские соколы» громить асов люфтваффе под предводительством разоблаченного предателя и шпиона.
В справке, выданной родственникам генерала Лёвина после его реабилитации, указана причина смерти: инфаркт. И дата: 1945 год.
Все — ложь.
Могила до сих пор не найдена.
Поддержите
нашу работу!
Нажимая кнопку «Стать соучастником»,
я принимаю условия и подтверждаю свое гражданство РФ
Если у вас есть вопросы, пишите [email protected] или звоните:
+7 (929) 612-03-68
