Много раз я слышал, как об афганских и чеченских ветеранах говорят: для них война не закончилась. Это метафора, а вот у донецких она действительно продолжается. Невозможно вернуться оттуда в Москву или Киев и думать: а, ну теперь все в порядке. Говоришь с ними о Дне Победы, а для них победа не наступила. Им трудно представить себе, что воцарился мир и все уже позади.

Мы долго спорили с коллегами, можно ли давать слово убийцам на страницах газеты. Одни считают убийцами атошников, другие дэнээровцев, и каждый уверен, что прав. Но на войне, даже самой справедливой, все убийцы, такое уж это дело. И в этом смысле убийцы 1812 года от убийц 2014-го отличаются только одним: 2014-й еще болит, а 1812-й — уже нет.

У этих людей разный опыт. Один воевал за Украину, двое против. Но говорят они примерно одно и то же. Я мог бы поменять их монологи местами, каждый подписался бы под словами другого. Политики уже пять лет не могут или не хотят договориться о мире, а военные находят между собой общий язык гораздо чаще, в отличие от политиков. Не все, конечно, но многие. У политиков взгляды милитаристские, у многих ветеранов — ​антивоенные.

Позывной «Абдула», 40 лет, Донецк

• Воевал с 2014 по 2017 год.
• В настоящий момент инвалид, занимается патриотическим воспитанием в подразделениях армии ДНР

О себе. Я родился в Афганистане в 1978-м, за год до того, как к нам вошла Советская армия. Мой отец примкнул к той партии, которая просила о вводе войск, стал губернатором провинции и погиб. А нас, сирот, оправили учиться в Россию. Когда Советский Союз развалился, вернуться мы уже не могли, потому что к власти пришли радикальные исламисты. Они воспринимали нас как врагов, нас там сразу убили бы. Наоборот: тысячи людей бежали оттуда сюда.

Та война чем-то похожа на эту. Так же шли конвои с гуманитарной помощью, так же пытались договориться о мирном урегулировании. Но ничего не получилось и не получается по сей день.

Гражданства нам не дали. У меня был паспорт Демократической республики Афганистан, уже не существующей к тому времени. Его забрали в посольстве и выдали другой — ​Исламской республики. Были периоды, когда у меня не было прописки, жил нелегально. С работой тоже, естественно, были трудности. Меня и в армию не взяли, сказали: сейчас мы тебя всему научим, а потом ты повернешь оружие против нас.

Я всю жизнь готовился к войне. Качался, спал на полу, на кровать не ложился даже. Я знал, что рано или поздно мне придется взять в руки оружие. Правда, думал, что рванет в Средней Азии. И когда началось на Украине, мне стало очень тревожно. Я жил в Ростове, оттуда до границы рукой подать. И я легко представил, как наша область превращается в Афганистан, который я помнил. Единственная моя поездка туда в 2010-м — ​кошмар. Мой дом, мою землю превратили в наркопритон. Помню канализацию, построенную еще при Александре Македонском, грязь, вонь, жуткую нищету. Стоят дома богатых людей, а рядом с ними дети собирают объедки.

Россия. У меня масса претензий к России. Россия предала и бросила мой народ. Два с половиной миллиона моих соотечественников отдали в руки их заклятым врагам. Я мало видел хорошего от российского государства, но меня воспитали русские люди, они додали мне то, что недодала страна. Научили меня всему, научили прощать, научили стихам Лермонтова, которые я очень люблю.

Донецк. Я приехал туда 23 мая 2014-го. Нас собрали в Снежном. Там были ребята из Харькова, из Одессы, из других городов. И были чеченцы, я попросился к ним. Я не хотел, чтобы кто-то сказал мне: эй, черномазый, я тебя сюда не звал! Ребята, я знаю, какая беда пришла в ваш дом, я приехал помочь. Какая разница, какой у меня цвет кожи?

Были трения по национальному вопросу, мы это урегулировали. Всякое было, но зла я ни на кого не держу.

Я понимал, что чеченцы имеют за плечами опыт войны, даже двух. Сыграло роль и то, что я мусульманин, верующий человек. С этой группой мы штурмовали аэропорт. 23-го я приехал, а 26-го уже был штурм.

Ранение. Я подорвался на мине 8 сентября 2017 года. Держали круговую оборону, заступил туда, куда не надо было, и все. Меня вывезли в Донецк, вылечили.

9 Мая — священный праздник, праздник, окропленный кровью. Мы на позициях сейчас одного бойца теряем, второго, третьего. Это так больно. А тогда целыми ротами выбивало, дивизии в порошок стирались, такое трудно себе представить.

На позициях празднуют День Победы, но я не видел, чтоб пили. В этот день идут бои каждый год. Расслабляться нельзя, опасно. Празднуют в Донецке, парад каждый год проводят. Но приглядитесь, и вы увидите там много трусов и пройдох. В этот день нормальные пацаны на позициях.

Патриотизм. Есть а-ля патриоты. Девятого выйдет с ленточкой, дедушку пронесет, а сам ждет, когда старик помрет, чтоб квартиру его забрать. Но ленточка тут как тут.

люди, которые как раз повторить ничего не могут. Бери повторяй! Нет, только трепаться горазды. Трусливые шавки, не уважаю таких.

Позиция. Война — это ад, это одно­значное зло. Но войны происходят оттого, что добро беспечно. Слишком беспечно добро, поэтому допустили войну.

Враг. Много раз слышал, как бойцы на позициях уважительно отзывались о вэсэушниках. Именно военные о военных.

Я общаюсь с атошниками в интернет-группах. Это нормально, в этом нет ничего плохого. Там шутки всякие, разговоры о премиях, о земельных участках. Примерно то же самое, что у нас.

А есть подстрекатели. Проедут по линии разграничения, повоюют. И уезжают. А мы даем ответку и нормальных пацанов убиваем. Зло берет, когда я об этом думаю.

Донецкий синдром. Война не отпускает. Когда коснулся ее, все остальное отходит на второй план. Почувствовал запах крови, и все, обратной дороги нет. Таких процентов двадцать. Не только у нас, а в целом везде, где воюют. Поножовщина в барах, криминальные структуры, киллеры — ​так это проявляется. Афганский синдром, чеченский синдром, а уже и донецкий есть. Куда идти этим ребятам? В охранные агентства, в безопасность, в ЧВК, в спецслужбы. И они будут там вести себя соответствующим образом. Вот они действительно могут повторить, но уже в мирное время и в мирной местности. Вдумайтесь, сколько людей прошло через эту войну и у нас, и на Украине. Последствия обязательно будут.

Александр Мединский, Вооруженные силы Украины, 38 лет.

• Командир разведгруппы.
• В настоящий момент живет в Хельсинки.

О себе. Мобилизован в ряды Вооруженных сил Украины в 2015-м. В боевых столкновениях участия не принимал, перед нами ставили другую задачу: проведение диверсий, сбор данных.

Великая Отечественная. Война на Донбассе идет уже дольше, чем та, в мае ей будет пять лет. Сходства между ними не вижу. Друг против друга воюют потомки людей, сражавшихся в одной армии, потомки тех, кто победил фашизм. Да, есть какое-то количество бандеровцев, но их не так уж много воюет, их вообще немного в стране. Те, кто называет украинцев фашистами, врут, и знают, что врут.

Фашисты.В России слово «фашист» применялось и применяется исключительно в целях пропаганды. Все эти распятые мальчики и другой откровенный бред.

Нужно расчеловечить противника, чтобы легче было его убить. Ведь большинство психически нормальных людей неспособно выстрелить в человека, убить его, стоя лицом к лицу, а потом еще с этим жить. Именно поэтому война на Донбассе ведется в основном с помощью артобстрелов: не видишь, кого убил.

Контингент. В добровольческие батальоны в основном набирали тех, кто хотел заработать. Были, конечно, и идеалисты, но идеалистов быстро повыбили. В ДНР — ​абсолютно так же. В первой волне шли мародеры и идеалисты, и идеалистов почти уже не осталось. Кого-то убили, кого-то убрали оттуда в административном порядке.

Вторая волна — призыв. Хочешь не хочешь, а иди воевать.

Третья — те, кто ради денег воюет. В Донецке тоже таких немало. Донецкие друзья говорили мне: в какой-то момент просто не стало выбора, не было другого способа заработать.

9 Мая. Люди старшего поколения крепко придерживаются традиций. А у молодежи, у тех, кто рожден в поздние 90-е, каша в голове, они не понимают, что происходит. Я это связываю с ужасным образованием. Образование в Украине, впрочем, как и в России, было фактически уничтожено.

9 Мая празднуют даже некоторые АТОшники. Одно время эту дату пытались использовать пропагандисты. Снимали ролики, где ставился акцент на том, что атошники — потомки ветеранов ВОВ. Но потом от этого резко отказались и решили перейти в парадигму УПА (Украинская повстанческая армия, признана Верховным судом РФ экстремистской и запрещена в России. —Ред.).

Тем не менее в этом году Порошенко подписал указ о праздновании 9 Мая. Понял, видимо, что чем сильнее с этой датой бороться, тем больше людей выходит на «Бессмертный полк» и другие акции просто из чувства противоречия.

Россия.

Плюс добровольцы, которые приехали из России. На Отечественную войну это совсем не похоже. Похоже на гражданскую войну в Испании, там воевали все, начиная с легиона «Кондор» и заканчивая советскими эскадрильями.

Кто прав? В этой войне нет правых и виноватых. Когда «правосеки» (боевики запрещенного в России «Правого сектора». —​Ред.) захватывали администрации городов и военные части, ополченцы делали то же самое.

Миротворчество. Мы планируем съезд в Хельсинки. Позвать ополченцев, позвать атошников, собрать в одном помещении тех, кто смотрел друг на друга в прорезь прицела. Мы ведь общаемся, и отношения у нас гораздо лучше, чем у диванных войск. Диванные кричат: «Распни», «Убей», «До последней капли крови», «За Русь-матушку», все такое. Тех, кто был на фронте, тошнит от этого, в том числе и донецких. Они вполне критично воспринимают происходящее в России.

Позиция. Я патриот Украины, но Украины многонациональной, многоязычной, а главное — нейтральной. К сожалению, мы все время выбираем себе президентов, которые подлизываются либо к Москве, либо к Вашингтону. Это ущербная политика, ее результат — война.

Валерий Лопин, позывной «Батя Купол». 60 лет.

• Командир взвода в десантно-штурмовом батальоне.
• Сейчас живет в Ленинградской области.

О себе. Я житель Станично-Луганского района Луганской области. Воевал с самого начала, с 14-го. До войны занимался сельским хозяйством, обрабатывали землю, выращивали зерно, пекли хлеб. А в результате мой дом — дом, который я построил своими руками, был разграблен и взорван. Предприятия, которые были у меня в собственности, разграбили, размародерили.

Ранения. Я два раза ранен, шесть раз контужен. Одно из ранений — осколочное, после обстрела «Ураганом». Это реактивная установка, что-то вроде «Катюши». Второе тоже осколком, но уже минометным, возле Ясиноватой. После ранения меня вывезли в Россию, получил гражданство, обосновался.

Великая Отечественная. Эта война — ее прямая противоположность.

Мы и они. На нашей стороне в окопах сидел отец, на той стороне — сын. Этот парень с Донбасса уехал по распределению, семья у него на Западной Украине. А отец здесь в шахте работал. Ночью организовали им встречу. 15 минут они обнимались и плакали, потом разошлись каждый в свой окоп. Я это видел своими глазами, такое забыть нельзя.

9 мая у меня день рождения. Так совпало. Однажды мы в Зайцеве в этот день вручали ветеранам подарки. Возвращаемся в Донецк и на заправке видим «Мерседес», возле него стоят молодые люди, пьют шампанское, виски, закусывают. А это 10 километров от линии разграничения, от серой зоны, где есть нечего. Не всем дано быть людьми. Есть те, кто страдает, а есть те, кто приспосабливается и из любой ситуации извлекает выгоду для себя.

Первая волна. Это были идейные ребята. Большинства из них уже нет на свете. А сейчас политическая ситуация изменилась. И, скажу мягко, есть противодействие командирам первой волны. Это политическая игра, грязь, не хочу о ней говорить.

Синдром войны. Я встречаюсь с ветеранами, мы говорим и о хороших, и о плохих вещах. О несправедливости в отношении ребят, которые вернулись с войны и не могут найти себя в мирной жизни. Таких, к сожалению, уже много.