Софья Апфельбаум, директор РАМТа, во вторник пришла на работу. Задолго до одиннадцати утра, на которые Алексей Бородин назначил сбор труппы. На столе в ее кабинете — розы, сирень, тюльпаны. Во вторник в театре выходной, но ведь, как сказал его художественный руководитель, «событие, которого мы так ждали, свершилось», и пришли все. Софья Михайловна еще в приемной радостно повторяла: «Ой, а я не готова!», но по дороге к большому залу озабоченно сказала: «А где тут была протечка?»

Ее встретили громом аплодисментов. Бородин сказал: «Вернулся человек, без которого нельзя представить нашу жизнь!»

Она вышла в главный проход, обратилась лицом к собравшимся и немного растерянно сказала:

Букетов становится все больше, Софья Михайловна уже с трудом удерживает их в руках…

САМЫЙ ТРУДНЫЙ МОМЕНТ первый. Потому что думаешь: от тебя все отвернутся. В тот день Апфельбаум с адвокатом поехала на допрос, и вдруг зашла девочка-делопроизводитель и взяла у нее паспорт. Софья тогда не поняла, что будет арестована. Когда предъявили обвинение, оно выглядело настолько чудовищно несуразно, что ее главной реакцией было недоумение. Этой реакции удивилась даже ее адвокат.

НАРУЧНИКИ. Ко всему можно привыкнуть, только не к тому, что надо быть в наручниках. И не к тому, что ты не можешь никуда пойти и ничего не можешь сделать. Когда оказываешься в Следственном комитете, внутри этой механики, приходит экзистенциальный опыт, о котором раньше только читала.

ВИДЕОДОПРОС шел три часа. Следователи довольно быстро поняли, что давить на нее бесполезно. Чтобы исключить адвокатские комментарии, записывали на камеру.

КОЛЛЕГИ повели себя по-разному. Министерских служащих завели в помещение, в котором находилась уже арестованная Апфельбаум, и сказали: скажите спасибо Софье Михайловне, что она на вас не наговорила, а то б сидели рядом. После этого бывшие коллеги по департаменту начали подтверждать все, что предлагалось следствием.

ДОМА оказалось сидеть очень странно. Но, наконец, прочла накопленные впрок книжки, например, дневники директора императорских театров Теляковского. Бородин присылал пьесы. И время стало работать на нее: всегда загруженная сверх головы, под домашним арестом она смогла подробнейшим образом изучить проект, объявленный криминальным: все, что было в открытых источниках и документах. И написала много страниц объяснений, они, может быть, еще пригодятся.

ВЫСТУПЛЕНИЕ НА СУДЕв самом начале процесса очень помогло. Она знала: ее позиция не изменится. И то, что уже все высказала, странным образом облегчало состояние.

ОЧНАЯ СТАВКА с Ниной Масляевой, главным бухгалтером «Седьмой студии» и главным свидетелем обвинения, поразила открытой, агрессивной ложью. Следователь практически надиктовывал ей, что говорить. Оказалось, она приходила в министерство, и там ей исправляли финансовые отчеты. Страшная, оскорбительная фраза: «Вы мне правили отчеты»…

МЫСЛЬ О РОДИТЕЛЯХ мучила все это время больше всего.

ОБВИНЯЕМЫЕ как товарищи по процессу встретились впервые в январе 2018 года, когда закончилось следствие. Этот момент был счастьем — наконец поговорить, ощутить плечо, понять общность позиций.

АДВОКАТ Апфельбаум Ирина Поверинова не ждет ни приговора, ни оправдания. Однако надеется, что по итогам процесса будет доследование и переформулировка обвинения. Там есть — и глупо этого не признавать, считает она, — нарушения, прежде всего, неуплата налогов, и надо все посчитать, внести сумму.

ПОДДЕРЖКА была огромной. Она даже не ожидала ее в таком масштабе. И море человеческих открытий — хороших и плохих.

ОБВИНЕНИЕ: самое немыслимое в нем, считает Софья, — сумма. Само допущение, что можно сделать такой проект и при этом украсть две трети денег. Сначала миллион, потом 68 миллионов и, наконец, — в два раза больше. И тогда обвиняемые стали смеяться.

ПОДДЕЛКА допроса свидетеля Войкиной, на основании которого сформулировано обвинение, настолько очевидна, что следствие не стало с этим спорить, признало документ недействительным. И это одно из главных оснований для новой экспертизы.

ПОСТСКРИПТУМ. Процесс будет продолжен 12 апреля. То, что подсудимых отпустили под подписку о невыезде, ничего не означает и тем более не гарантирует. Это просто глоток свободы — первый за полтора года.