Бесконечное мелькание «инфоповодов» (только возник — уже, глядишь, «стух») приводит к тому, что обсуждения этого самого «новенького» редко доходят до чего-то по-настоящему интересного. Не успел ты какое-нибудь событие как следует обдумать, как о нем уже все забыли. Скандал, связанный с конфликтом активистки фемдвижения Беллы Рапопорт с представительницей косметической фирмы, — не исключение. Разговоры о нем хоть и держались даже дольше обычного, но тоже затихли, не дойдя до.

Там дело было в том, что известная блогерка предложила компании бартер: ей дают какие-то пробники, она рассказывает о них у себя в инстаграмме. Сотрудница компании написала в ответ, что такое предложение «к сожалению, не интересно». Белла Рапопорт сочла эту реакцию хамской и опубликовала переписку в сети, чем вызвала невероятный поток шуток (иногда остроумных) и тонны комментариев. В подавляющем большинстве комментарии были мизогинными и антисемитскими, так что — как оно всегда и бывает — кто там в самом начале был прав, а кто нет, разбираться не хотелось. А хотелось только заслониться как-то от этого потока выученной ненависти.

Но пока я не перестала все это читать, кое-что интересное все-таки вычитала. Вот как ответила Белла Рапопорт тем, кто писал ей, что отказ совсем не грубый и обижаться не стоит.

Это прямо абсолютно точный манифест (спасибо автору за формулировку) «новой чувствительности» захватившей, что Запад, что Россию, хоть и в разных формах. Хотя, нет, не так — неодинаковое тут содержание, а не форма. У нас и на Западе «побеждают» сегодня обиды и обиженные разного свойства. Здесь это консерваторы и «атомные» православные, чьи чувства смертельно задеты акциями Pussy Riot или постановочной частью оперы «Тангейзер», там — меньшинства, чьи права долгое время попирались и которые в огромном количестве невинных, на неопытный глаз, проявлений готовы видеть отголоски этих обид.

Так как я сама — женщина и еврейка, для меня естественно примкнуть к тем, кто обижен шовинизмом и национализмом (и, как следствие своей обиды, борется с ними). Но если, стремясь к объективности, отодвинуться от собственных чувств и посмотреть на положение дел отстраненно — мне достаточно трудно увидеть разницу между тем, как работают чувства верующих в России и, скажем, чувства меньшинств в Америке. И те, и другие, разумеется, имеют право оскорбляться, и у тех, и у других в «своих» странах есть ресурс, чтобы эту обиду превратить в оружие. Важное замечание: я не говорю, что этой разницы нет, я говорю что лично мне, притом что я присматривалась очень внимательно, трудно ее увидеть.

Недавно я разговаривала об этом с руководителем портала «Полка» Юрием Сапрыкиным, теперешняя роль которого наиболее близка к тому, что на Западе называют «публичным интеллектуалом». Он сказал, что, по его мнению,

Потому что я знаю — танец на амвоне вполне реально может оскорбить того, для кого это место священно. Я встречала людей — уж никак не провластных консерваторов, которым это действие причинило настоящую боль. Но потом я подумала, что чувства — вещь интимная и единоличная, их нельзя чувствовать скопом. Вернее, так — для того, чтоб их вот так совместно почувствовать, надо чтоб кто-то подсказал, что это нужно сделать. А в сегодняшней ситуации нашей страны этот «кто-то» — известно кто.

«Все имеют право жаловаться на то, что им захочется, видеть грубость там, где им показалось, переживать в том объеме, в котором требуется». С этим утверждением невозможно спорить, пока к нему не прицеплено некое продолжение. То есть, когда обида не становится инструментом влияния, устрашения и решения проблем. Пока она не разменная монета в руках сильного, употребляющего эту обиду в своих интересах.

Лично мне это понимание дает свободу определенности. Определенности — если уж мы говорим о чувствах — что чувствовать. Я живу здесь, в России, и более или менее понимаю, что здесь происходит. И я понимаю, чье право оскорбляться здесь оказывается правом сильного, правом, присвоенным сильным, а иногда — правом, придуманным сильным. А чье — нет. И пока ситуация здесь не изменилась, я буду — насколько это в моих силах — ратовать за возможность обижаться и требовать сатисфакции для тех, чьи обиды настоящие. Для женщин, которые «бабы-дуры» и «сами виноваты», для людей с ограниченными возможностями, которых общество старается не замечать, и для еще многих. Тут, где я живу, их обиды — я знаю точно — подлинные.