Российскую международную политику предсказывать особо сложно. Во-первых, она не желает подчиняться выработанным политической наукой методам, схемам и логике анализа. Тем, что действуют в нормальной политической среде, где законы работают, институты функционируют, где парламент и пресса — место для дискуссий, а политики не могут осуществлять совсем неожиданные кульбиты, как бы им этого иной раз ни хотелось.

Во-вторых, она оторвана от реальных объективных национальных интересов, которые в демократических обществах выявляются единственно достоверным способом — как результат общенационального публичного спора различных политических сил. Зато сильно привязана к интересам, представлениям о стране и мире и даже личным обидам и фобиям авторитарных руководителей и их ближнего круга, которые с помощью пропаганды выдаются за общенациональные.

И третье, тоже важное. История досоветской, советской и постсоветской российской политики демонстрирует частую смену ориентиров в выборе ее генеральных направлений, союзников и идейных обоснований. Это отражает отсутствие глубоких стратегических основ российской политики и ее привязанность к прагматическим интересам правящих элит. А эти интересы иногда меняются быстро и непредсказуемо.

Впрочем, не настолько быстро, чтобы нельзя было рассмотреть совсем короткую дистанцию, например, ближайшего года, с которой официальная российская политика свернуть вряд ли сможет. Даже если захочет.

Общественный запрос

Потребность в понимании наших международных перспектив сегодня все более очевидна. Российские граждане подустали от «вставания с колен», конфронтации с Западом, ссор с соседями и бряцанья оружием. Наркотический дурман «крымнашизма» и «русского мира» проходит. Пропаганда «осажденной крепости» стала давать противоположный эффект задуманному. Соцопросы последнего времени показывают рост тревоги обитателей этой крепости. Она связана не только с ростом цен, снижением доходов, перспективами впадения в бедность и нерешаемыми социальными проблемами, но и все более с боязнью войны и изоляции от окружающего мира. Запад для многих еще «плохой», но не настолько, чтобы с ним нельзя было договориться и нормализовать отношения.

К тому же постепенно становится понятной связь падения уровня и качества жизни с финансовыми издержками конфронтации с внешним миром, с участием в отдаленных от России дорогостоящих конфликтах и бесконечным «перевооружением».

Так что вопрос «что будет дальше?» — касательно международной политики — перекочевывает из среды экспертов и «пикейных жилетов» в широкие массы обеспокоенных сограждан. И все большему их числу хочется позитивных перемен. Возможны ли они?

Ближняя перспектива

Если смотреть на ближайшие события и факты международной жизни, уже заявленные и с высокой степенью вероятности ожидаемые, то приходится признать, что ничего утешительного ожидать не приходится.

Во-первых, не только не прекращается, но и нарастает давление на президента Трампа со стороны демократов, получивших контроль над нижней палатой Конгресса. Они ищут убедительные поводы для процедуры импичмента. И создают механизмы блокирования непредсказуемых инициатив президента. Ожидается обнародование результатов работы комиссии спецпрокурора Мюллера — сначала предварительных, а потом и окончательных. Также вероятно возобновление расследований, проводимых ключевыми комитетами Конгресса, возглавляемыми демократами. Их стержень — «русский след» в победе Трампа. А значит, ему придется и далее постоянно оправдываться и демонстрировать свою жесткость в отношении России. Понятно, что для Трампа сохранение власти намного важнее, чем призрачные бонусы от «хорошей сделки» с Россией. Тем более, что антироссийский межпартийный консенсус и «кислотность» контактов с нынешним российским руководством, — это очевидная политическая реальность сегодняшней Америки.

Во-вторых (а может даже, во-первых), политическая философия Трампа и его команды — это «Америка — превыше всего». На практике означает сочетание изоляционизма и сворачивания «сомнительных» с точки зрения Белого дома международных договоров и многосторонних проектов с продавливанием американских военно-политических и экономических интересов всюду, где возможно. Все это сочетается с возрождением политики сдерживания в отношении «ревизионистской» России, нарушившей, по мнению американского истеблишмента, сложившийся мировой порядок. Эта политика на фоне милитаристской риторики Кремля о его «опережающих» достижениях в сфере вооружений

Такие процессы, если уж они запущены (выделены средства, идут разработки, имеются влиятельные лоббисты в политике, бизнесе, среди военных), имеют, как правило, долгосрочный характер. Выход США из ДРСМД и неясность перспектив контроля над вооружениями после истечения в 2021 году срока действия договора СНВ-3 делают гонку вооружений еще более вероятной.

В ближайшее время ожидается также продолжение санкционного давления США на Россию.Поскольку конечная цель санкций — не просто продемонстрировать недовольство российской политикой, а привести к смене нынешнего лидера и политического курса, стимулируя через экономические трудности недовольство населения и бизнеса России нынешней властью.

На очереди временно отложенный второй пакет санкций «за Скрипалей», а также возможная подготовка Конгрессом новых санкций. В частности, уже заявленных санкционных биллей — DASKAA и DETER. Могут появиться и совсем новые рестрикции, привязанные к конкретным случаям «плохого поведения» России. Не прекратится также давление США на европейских союзников через введение «вторичных санкций» против европейского бизнеса за сотрудничество с российскими компаниями, попавшими под санкции США, а также продолжатся попытки противодействия «Северному потоку-2».

Дистанция до осознания общественностью и политиками угроз выживанию страны и мира, которое может склонить к какому-то новому изданию «разрядки напряженности», достаточно длинна — уж, во всяком случае, выходит за пределы рассматриваемого периода. В большую ядерную войну сегодня мало кто верит, и, к сожалению, нужна какая-то опасная «встряска», чтобы фоновая тревога превратилась в убедительный мотив для возобновления диалога.

Новые проблемы России сулят также «горячие точки» — Украина и Сирия.

Украина в этом году будет занята выборами — президентскими в конце марта и парламентскими в конце октября.Ни один из серьезных политиков и ни одна из партий, надеющихся на успех, не могут позволить себе не использовать тему «российской агрессии», к которой в последнее время добавилась проблема свободного прохода в Азовское море. В обстановке политического соревнования «Кто больший патриот Украины?» невозможны какие-либо компромиссы — ни по выполнению критикуемого и лишь формально признаваемого украинскими политиками минского протокола, ни по проекту международных миротворческих сил в «отдельных районах» Донецкой и Луганской областей, ни по каким-то новым проектам. А без разумных компромиссов, без учета озабоченностей всех реальных сторон конфликта продвижение к хотя бы частичному его урегулированию невозможно. В рамках какого бы формата это не происходило — минского, нормандского, будапештского или какого-нибудь еще. Справедливости ради, отметим, что стремление к реальным компромиссам незаметно и со стороны Кремля, продавливающего свой сценарий урегулирования конфликта.

А Россия будет и далее носить клеймо агрессора и считаться единственным виновником срыва донбасского урегулирования. Даже если в кулуарах некоторые европейские дипломаты и политики будут негромко делиться мнением, что Киеву, мол, тоже неплохо бы что-то сделать для выполнения минского протокола.

В Сирии предстоит переход от масштабных военных действий против террористических организаций к политическому урегулированию. Этот этап обещает не менее яростные политические схватки между внешними игроками, так или иначе участвующими в сирийском конфликте, чем в период военных действий их коалиций против террористических организаций. Основные внешние игроки — Россия, США, Иран, Турция, Саудовская Аравия, а также Израиль имеют своих собственных «клиентов» среди разнородных и соперничающих сирийских политических сил, которых надо усадить за стол переговоров в создаваемом сирийском конституционном комитете — для выработки новой Конституции и последующих президентских выборов.

Причем это различие в предпочтениях проявляется и внутри коалиций, сложившихся в ходе вооруженной борьбы с террористами. Предстоит борьба всех со всеми, появление новых временных союзов и противостояний.

Ведь она не желает сохранения во власти алавита Асада и опасается нового потока беженцев в случае его победы на выборах. Чрезмерное усиление влияния в Сирии еще одного временного союзника, Ирана, также объективно невыгодно России. Это не только опасность резкого ухудшения отношений с Израилем, для которого Иран и проиранская Хезболла — опасные враги, но и угроза собственным интересам в Сирии со стороны активного и непредсказуемого Ирана. Получается, что первоначальная идея российских политиков о вмешательстве в Сирии как возможности наладить взаимодействие с США в борьбе против ИГ (запрещенного в РФ) и тем самым хоть как-то компенсировать издержки от украинского кризиса, потерпела крах. Напротив, Россия обрела ворох новых проблем в отношениях не только с США и Европой, но и с другими странами, в сирийский конфликт вовлеченными.

Есть ряд тревожных тенденций для российской политики и на других направлениях.

Это весьма вероятный застой в «курильской теме» в отношениях с Японией, грозящий снижением ее интереса к России и отхода от сдержанности в отношении антироссийских санкций.

Это вероятное изменение благостной атмосферы в рамках БРИКС — новый президент Бразилии Балсонару уже отметился недовольными высказываниями в адрес членов БРИКС — КНР и России. Некоторые эксперты считают, что команда Балсонару, причисляющая Бразилию к «западному миру», будет минимизировать свое участие в этой организации.

Есть опасность, что отношения со странами и структурами ЕС, пребывающими в состоянии «послекрымского» застоя, могут ухудшиться. Это произойдет, если в ходе майских выборов в Европарламент обнаружится чрезмерная активность российской пропаганды и хакерских действий российского происхождения в пользу евроскептиков и правопопулистских политиков, успех которых многие в Европе прогнозируют.

Есть также вероятность проблем и в крайне узком на сегодня круге российских союзников. Отношения с Беларусью могут ухудшиться на фоне нефтяных и финансовых споров, а также раскручивающихся спекуляций о ее «поглощении» Россией. Непонятно и то, как будут складываться отношения с новым руководством Армении, которое пытается диверсифицировать свою международную активность, на что в Кремле обычно смотрят с подозрением.

Несостыковка картин мира

Большинство этих конкретных международных неприятностей вытекает из фундаментальных причин. В первую очередь, из драматического несовпадения представлений российских и западных политиков о современном мире и основах мирового порядка.

Некий обобщенный Запад считает себя победителем в «холодной войне». Он полагает сложившийся после окончания и распада СССР миропорядок, в том числе его «однополярность» с ведущей ролью США как гаранта мировой безопасности, а также хранителя и «распространителя» демократии, незыблемым. Распад СССР и выход России из «социалистического мира» приветствовался и поддерживался как заявка на постепенное вхождение России в семью демократических стран. Однако международная роль РФ в понимании большинства западных политиков стала значительно скромнее, чем была роль СССР, — глобальной ядерной сверхдержавы и лидера «восточного блока». Ее стали рассматривать как партнера, но, по определению одного из российских международных экспертов, «рядом, а не в один ряд с собой».

Расширение НАТО за счет стран из так называемой «серой зоны» — бывших союзников СССР по Варшавскому договору и бывших республик Прибалтики — объясняется на Западе исключительно настойчивым стремлением стран-кандидатов вступить в эту организацию и их суверенным правом на это, а вовсе не инициативой НАТО и желанием нанести ущерб безопасности России. То же касается их движения в Евросоюз. «Восточное партнерство», созданное 10 лет назад — это всего лишь европейский отклик на заинтересованность постсоветских государств (Армении, Азербайджана, Беларуси, Грузии, Молдовы и Украины) в расширении отношений с ЕС.

При этом Запад продолжает считать, что те специальные механизмы, что были созданы для контактов России с этими организациями (Совет Россия-НАТО и Соглашение о партнерстве и сотрудничестве Россия — ЕС), вполне достаточны.

По мнению Запада, причины так называемых «цветных революций» в постсоветских странах — исключительно внутри самих этих стран. Аннексия Крыма и гибридная война в Донбассе, так же, как и отторжение от Грузии Абхазии и Южной Осетии в 2008 году, — это нарушение Россией правил, четко зафиксированных в Хельсинкском заключительном акте и других договорах, подписанных СССР (а Россия — его правопреемница) и обозначивших окончание холодной войны.

Стремление России заменить сложившийся европейский и мировой порядок неким новым изданием «концерта держав» ХIХ века, ялтинско-потсдамских послевоенных договоренностей великих держав или новым договором о европейской безопасности — неприемлемы. Как и любые другие попытки России через подобные конструкции фактически ограничить суверенитет (в частности, повлиять на вступление или невступление в те или иные союзы) соседних стран, входящих в зону ее «жизненных интересов».

Официальная Россия, со своей стороны, уверена, что роль СССР в прекращении блокового противостояния и «возвращения в Европу» стран Центральной и Восточной Европы, по крайней мере, ничуть не меньше западной. А ее намерение равноправного вхождения в ряд держав, определяющих мировую повестку, должно было встретиться с более благожелательным движением западных стран ей навстречу, учитывающим ее интересы и озабоченности.

В российском руководстве считают, что прежний опыт партнерства с Западом оказался «в одни ворота», что Запад со «слабой» Россией недостаточно считался и в ущерб российским интересам расширял свою собственную сферу влияния. Осуществлял несанкционированные ООН и международным правом вмешательства в Югославии и на Ближнем Востоке, сознательно и вопреки устным договоренностям конца 80-х годов расширял НАТО в направлении российских границ, создал «косовский прецедент», вдохновлял и поддерживал «цветные революции» в непосредственной зоне «жизненно важных» геополитических интересов России, начал размещение элементов американской ПРО близ российских границ.

Россия же, особенно, начиная с мюнхенской речи Путина в 2007 году, активно выступает за «многополярность», пытаясь восстановить свою геополитическую роль как глобального центра силы и «заставить» Запад с нею, а также с другими крупными «незападными» странами (Китай, Индия, другие страны БРИКС) считаться.

Конфликты с Грузией и, особенно, с Украиной рассматриваются как вынужденный ответ на пересечение Западом некой «красной черты» в распространении своего влияния на сферу российских «жизненных интересов», на вовлечение этих стран в зону своего влияния и своих альянсов. Стремлением Запада к наступлению на российские интересы (а не реакцией на присоединение Россией Крыма и ее вооруженное вмешательство в Донбассе) объясняются также действия по укреплению военных возможностей НАТО близ российских границ и санкционное давление.

Где выход?

Столь глубокие несостыковки картин мира постоянно подпитывают противоречия между Россией и Западом. Создавая все новые очаги соперничества и не оставляя надежды на нормализацию отношений между ними.

Чтобы не доводить противостояние до опасной черты, и российскому руководству, и его западным оппонентам придется имеющиеся глубокие различия как минимум осознать и понять мотивы поведения и озабоченности противной стороны. И затем свои позиции скорректировать, что-то просто отбросив как несостоятельное. Приближая свою картину мира — во многом искаженную под воздействием фобий, традиционной мифологии и тактических соображений — к реальной.

Это сложная задача. Никто не хочет за просто так терять лицо. Трудно и некомфортно отказываться от наезженных пропагандистских схем, в том числе рассчитанных на внутреннее потребление и объясняющих многие домашние проблемы происками внешних сил. Повсюду есть элитные группы, корыстно заинтересованные в продолжении эскалации напряженности и демонизации международного оппонента. Порушены многие каналы диалога, что затрудняет серьезный разговор — «по делу», а не для очередной пропагандистской перепалки.

При желании все это преодолимо, если есть политическая воля выйти из длительного периода противостояния, если это становится приоритетной внешнеполитической задачей. Тогда стороны начинают разговаривать друг с другом, согласовывать несовпадающие интересы, выяснять, в чем они сами неправы и искать компромиссы.

Россия — прекратить опасные вылазки «спецтуристов», пресечь международное пакостничество хакеров, не устраивать показ устрашающих мультфильмов о непобедимости российского оружия. Запад — приостановить санкционный каток. То есть чуть почистить отравленную атмосферу взаимоотношений.

Если же весь позитив сводится лишь к публичным заявлениям о готовности к нормализации, но она мыслится исключительно на своих условиях и не предполагает встречных шагов, то шансов на нее нет. К сожалению, пока российская концепция тотальной западной «русофобии» и западная концепция повсеместных «зловредных действий» России — господствуют.

Пока это так, нет шансов ни на достойное и справедливое разрешение конфликта вокруг Украины, ни на прекращение санкционного противостояния, ни на нормальный разоруженческий диалог. Зато возрастает вероятность крупного международного конфликта. В мире, напичканном взаимным недоверием и разрушительным оружием, он кому то нужен?